Рыжий котёнок Зявка внезапно пропал.
То, понимаешь, от ноги Лёлиной не отходил. Молочко пил только подогретое. Из деревенского дома выходил осторожно: несколько быстрых шажков вперёд и вниз, с крыльца, и тут же бегом обратно, на веранду. Мало ли. Двор казался ему огромным и полным страхов. А дома любящая хозяйка Лёля и амбивалентный Пётр Исаевич, изредка равнодушно буркающий: «Не в кота корм». Это он имел в виду, что котёнок ел много, а рос плохо. И был похож на моточек рыжей шерсти на коротких лапках. А Петр Исаевич – человек практичный. Конечно, Лёля, кормить это рыжее недоразумение надо, но где результат? В лотке с песком?
Да ещё две огромные, по мнению котёнка, собаки, живущие здесь несколько лет. К новому жильцу они отнеслись по-разному. Чёрный лабрадор Флинт полюбил моменты, когда котёнка кормили. Стоило Лёле отвернуться, и рыжик вместе с содержимым миски оказывался в пасти у лабрадора. Флинт обсасывал котёнка, фильтровал миску. И аккуратно выплёвывал и то, и другое. Миску мыть необходимость отпадала, а Зявку оставалось слегка протереть бумажным полотенцем. Поэтому пришлось занять в процессе кормления Зявки недовольного этим обстоятельством Петра Исаевича.
Теперь в углу рядом с холодильником ел котёнок, метрах в двух в тоскливом ожидании лежал готовый к броску Флинт, а между котёнком и Флинтом на табурете с книжкой сидел Пётр Исаевич. Рефери на ринге.
Золотистый ретривер Денди жутко ревновал хозяев к котёнку. Он не давал взять Зявку на руки, буквально прыгая на Лёлю и выбивая конкурента у неё из рук. Пётр Исаевич как-то даже провёл с Денди разъяснительную беседу.
– Друг мой, – сказал хозяин. – Ревновать к этому заморышу – то же самое, что писателю Тюлькину переживать по тому поводу, что читают Акунина, а не его «Лучшую книгу в мире».
А тут будто на клубок, в смысле, на котёнка, начали нитки наматывать. И с каждым днём всё больше и больше. Опытная вязальщица сказала бы: «На две пары носков точно хватит».
Конечно, из котёнка никто и ничего не собирался вязать. Ни носки, ни свитера. Да и для полноценного свитера ему ещё надо было подрасти.
Как-то утром, протерев глаза чем-то мягким и внимательно взглянув на рыжего, Пётр Исаевич поинтересовался:
– Кто этот матёрый человечище?
А Лёля гордо так на него посмотрела. Будто сама Зявку родила, и он теперь такой ладненький стал.
Котёнок стал выходить во двор. Сначала бежал за Лёлей, стараясь не отставать. Она обратно, и он за ней. Играл с собаками, толкая лапками мелкие льдинки.
Зявка постоянно был рядом, на глазах. А тут все домой вернулись, а его нет. Лёля выскочила, покричала, рядом Денди полаял, переводя крик хозяйки на язык животных. Смотрят, а рыжая мордашка из подвального окошка торчит. Всё, освоился парень.
Теперь подвал стал его любимым местом для прогулок. Кругом лежал снег, а там – песочек, следы мышиные, запахи всякие. Кошачья жизнь заиграла новыми красками. Зявка пропадал там по часу, по два. Возвращался, пахнущий пылью и весной.
А тут котёнок пропал надолго. Утром после завтрака выскочил и всё. Поначалу никто и не обратил внимания. Только Флинт время от времени подходил и лизал пустую миску котёнка.
Часа через три только по дому прошла волна беспокойства. Её источником, конечно, была Лёля. Волна погасла где-то перед Петром Исаевичем, разбившись о переплёт новой книги Веллера.
Хозяйка часто выскакивала во двор, вместе с собаками обходила округу и возвращалась ни с чем.
Когда начало темнеть, Пётр Исаевич вдруг отложил книгу и строго сказал жене:
– С утра кота нет, а тебе хоть бы что! А соседи говорят, лисы в деревне появились. Лес-то рядом.
– Сам дурак, – с ноткой истерики ответила Лёля.
Вышли во двор вчетвером. Разбили территорию на сектора. Кричали, лаяли, свистели, кыськали. Безрезультатно.
Весь вечер просидели молча. Не включали телевизор, даже не выходили в Интернет! Прислушивались, не раздастся ли со двора знакомое «мяв».
Легли спать. Нет, просто легли, волнуясь в темноте. На веранде на всякий случай не выключили свет. Дверь в дом оставили немного открытой. Как раз, чтобы мог просочиться котёнок. Флинт лёг на полу рядом с Зявкиной миской, прикрыв её лапой.
Где-то вдали в ночной тишине слышался разноголосый кошачий перепев.
Встали рано. Рыжего всё не было.
– На улице минус пятнадцать, – сказал Пётр Исаевич. – А он уже сутки там. Почти.
Лёля не ответила.
Сначала это «мяв» хозяева и не услышали. Шумел чайник на плите. Только Флинт вдруг вскочил и ударил лапой по двери.
– Гулять? – поинтересовался Пётр Исаевич и открыл дверь.
Вошёл Зявка. Или не Зявка. Его было не узнать. Вошёл какой-то незнакомый рыжий кот. Он подошёл к миске и посмотрел на Лёлю, как крутой посетитель ресторана на официантку.
Пётр Исаевич, отодвинув замешкавшуюся от волнения жену, впервые собственноручно достал из холодильника баночку кошачьей еды, наложил в миску и чуть разбавил кипятком. Сам, без напоминаний, встал между Флинтом и с аппетитом хряпающим котёнком.
Поев, Зявка под прицелом четырёх пар глаз запрыгнул в кресло, умылся и, свернувшись, тут же заснул.
Хозяева наклонились над ним. Левое ухо от верхнего края и до середины было разорвано пополам. Ранка уже подсохла. Лёля побоялась её трогать.
– Вырос, бродяга, – шёпотом сказал Пётр Исаевич. – Пошёл по бабам.
– Вашего полку прибыло, – вздохнула Лёля. – Ещё один кобель на мою голову.
А Флинт протиснул морду между хозяевами и аккуратно начал зализывать ухо котёнка.