НОСТАЛЬГИЯ ПО АХРЕНЕЕ
«Здравствуйте, дорогой мой мистер Смит! Пишет Вам ВАШ птенчик Софа. Я никогда не забуду ВАШИХ жарких объятий, мистер Смит, Ваших страстных поцелуев. У меня были мужчины до ВАС, но такой возвышенной страсти, которую я испытала, общаясь с ВАМИ, я не испытывала ни с кем…»
Степан Петрович прервал чтение и, зажмурив глаза, предался сладостным воспоминаниям: он представлял трепетную грудь Софьи Михайловны, ее крутые и гладкие колени, ее белую лебединую шею. От этих воспоминаний его охватила истома, тепло разлилось по всему телу. Он глубоко вздохнул и продолжал читать:
«…Мистер Смит, я живу надеждой на скорую встречу. Я не представляю, как «Без тебя, любимый мой, лететь с одним крылом …».
— Полюбила стерва, — подумал Степан Петрович и продолжил чтение:
«… Также рада сообщить, тебе, любовь всей моей жизни, что я беременна, и, надеюсь, что ты не оставишь меня с ребенком и мы в ближайшее время узаконим наши отношения. Люблю!!! Тысячу раз покрываю твое лицо жаркими поцелуями. Твоя Соня.
Пы. Сы. Жду ответа, как соловей лета».
Ни хрена себе, — забегал по кабинету Снегирев, — «узаконить отношения» Да если узнает жена, будут мне «отношения» Тоже мне «соловей». Может врет? Как это я так неаккуратно. Надо звонить организатору этого бардака. Нет, надо вызывать его сюда.
* * *
Вызванного срочно в ЦК партии директора механического завода Онуфриева Ермолая Карповича встретили прямо у трапа самолета, и через полчаса он предстал перед инструктором ЦК Степаном Петровичем Снегиревым
После продолжительной паузы, Снегирев обратился к Онуфриеву:
— Понимаешь, Ермолай Карпович, тут такое дело, — Снегирев замялся, — помнишь твою, как вы там выражались, дикую дивизию. Ну, когда я у вас был с проверкой завода? Там была Софья Михайловна. Она меня еще за короткую стрижку мистер Смит называла.
— Помню, конечно, — заулыбался Онуфриев
— Ну, так вот, письмо от нее получил. Пишет, что беременна. Еще и отношения узаконить желает. Можешь взять ее на себя? Утрясти это дело. Если нужны там деньги, или еще что…сам понимаешь…
— Нет вопросов, — пожал плечами Онуфриев — только будем действовать на паритетных началах.
— Давай. Что надо от меня?
— Я думаю, пришло время мне в Москву перебираться. Вы мне помогаете, я – решаю ваши вопросы. Мы к ней применим инсектициды.
— Что применим? – вытянул шею Снегирев
— Это я образно,- заулыбался Онуфриев. – Инсектициды – это химическое вещество, применяемое для уничтожений вредных насекомых.
* * *
— Ну что, довела тебя ваханалия до зачатия? – обратился Ермолай Карпович к Софье, вернувшись из столицы и прямо из аэропорта, заехав к ней домой.
— Откуда знаете? – повела тревожным взглядом Соня. – А, поняла — мистер Смит колонулся.
— Давай так, — попытался взять быка за рога Онуфриев — я тебе гайдроп даю, за него попытаюсь тебя вытащить, а ты беременность прерываешь? Я же тебе обеспечиваю квартиру и очень приличные отступные. Согласна? Иначе, понимаешь, кто ты и кто Снегирев. Кроме меня тебя никто не вытащит,
Согласна, в принципе. Только зачем мне гайдроп? Да я и не знаю, что это такое.
— Гайдроп, — начал пояснятьОнуфриев, — это веревочный конец, служащий для облегчения посадки дирижабля или сферического аэростата.
— Да мне — то аэростат, вроде, тоже ни к чему.
— Да не аэростат, а конец, — пытался пояснить Онуфриев
— Мне и конец ни к чему, — Соня встала, давая понять, что разговор окончен.
— Вот дура, — возмутился Онуфриев, — я тебе не веревку – гайдроп предлагаю, а выгодное предложение делаю, а условно называю его гайдроп. Неужели не понятно? Ну и габитус у тебя, Соня, вроде я у тебя из носу козу вытащил.
Софья Михайловна озабоченно смотрела на Онуфриева: во – первых она не знала, что такое габитус, а во – вторых предложение получить гайдроп ввиде нового жилья ее заинтересовало.
— Я могу подумать? – спросила она после короткой паузы.
— Думай, только побыстрей – надавил Онуфриев.
— А зачем вам коза из моего носа? – полюбопытствовала Соня. И габитус какой – то.
— Габитус, Соня, – назидательно произнес Ермолай Карпович, — это по латыни, внешний вид, наружность. В твои годы пора бы это знать. А коза – это так, для антуражу.
* * *
Вдруг в школу, где преподавала географию Софья Михайловна, нагрянула комиссия по профосмотру женщин. Комиссия нагрянула без предупреждения, нежданно – негаданно. Руководил «техосмотром», как он его называл, Борис Соломонович – главный врач женской консультации, личный друг Онуфриева. Как только уяснили, что Софья Михайловна не беременна, Борис Соломонович бросил на произвол судьбы «техосмотр» и побежал с радостной вестью к своему другу.
Друг давай названивать в Москву, порадовать хотел большого начальника, но во – время передумал. И начал его огорчать, сообщив печальным голосом, что худшие предположения подтвердились – беременна – таки.
Начальство на той стороне провода вспотело и стало, молча, тяжело дышать в трубку. Учуяв это дыхание, Ермолай Карпович, засопел так, вроде сам рожать собрался и попросил подтвердить, что их договоренность, достигнутая при личной встрече, будет выполнена.
— О чем ты говоришь?! – обиженно пробасила трубка.
Через три дня Онуфриев позвонил в Москву и сообщил, что под его давлением Соня от плода освободилась, а он, Онуфриев, ждет нового назначения.
— Вы, Степан Петрович, теперь мой акцептант радостно прокричал в трубку Онуфриев
— Кто – кто? – переспросил Снегирев.
— Кто, кто? Акцептант – лицо, обязанное произвести оплату по векселю.
По голосу было понятно, что не обрадовался Снегирев, став ацептантом, но дал обещание выполнить все, о чем договорились.
Вечером, как обычно, в кабинет директора заглянули секретарь парткома и председатель профкома.
Достав бутылку коньяка, Ермолай Карпович объявил коллегам:
— Мы с вами, ребята, скоро станем эфорами и нам надо крепко держать в руках шамберьер. Я понятно говорю?
Никто ничего не понял, но оба общественных деятеля согласно закивали головами.
Разлив по стаканам коньяк, Онуфриев продолжал свою речь:
— В недалеком будущем отбываю в столицу нашей Родины город Москву. Навсегда. Соответственно вы подниметесь по ирахической лестнице на ступеньку.
— По какой лестнице? – переспросил секретарь парткома.
— По ирахической, — с чувством собственного превосходства повторил Онуфриев. – Ты станешь директором, — кивнул он в сторону секретаря парткома, — а тебя он поднимет, — пообещал профсоюзному деятелю.
— А я ничего не понял, — закусывая лимоном, произнес председатель профсоюзов, — какие – то эфоры, шам…шам…
— Шамберьер, — подсказал Ермолай Карпович, — это кнут для дрессировки диких зверей в цирке, а эфоры – это мужики, которые в древней Спарте выбирались для наблюдения над остальными. Так – то.
— Вот это образование, — восхитился секретарь парткома, — и откуда ты столько знаешь?
— Я вам открою секрет, — Онуфриев разлил остатки коньяка, — у меня за плечами техникум, мукомольный. Всего-навсего. Я и решил заняться самообразованием: взял словарь иностранных слов и давай по пять слов каждый день заучивать. Начал меняться на глазах. Все таращатся. Ничего не понимают, а я шпарю. Слушают, да поддакивают. Начальство зауважало Прислушиваться стало . То — то же.
— Молодец, шеф, — похвалил председатель профкома, А у меня есть радостное сообщение: нашему заводу через месяц сто лет.
О ТОМ, КАК ОТМЕЧАЛИ СТОЛЕТИЕ ЗАВОДА В ПРОДОЛЖЕНИИ.