Второе пришествие

Прошло много  лет. С тех пор как был на Шукшинских Чтениях народный ныне артист России Евгений Жариков. Как и тогда, вновь с женою, актрисой Натальей Гвоздиковой. Храма на горе Пикет до сих пор нет, и внизу, в селе, тоже нет, пока. Ходил в этот раз по земле сибирской он тихо, сильно хромая, но костыльком не воспользовался никак, ещё более поседел, совсем побелел, держался с тем же достоинством. Иван увидел артиста у памятника В.М.Шукшину в Барнауле. Здесь артист тоже вынужден был выступать. Иван сразу решил c ним встретиться. Иван как-то поминал его всуе, и даже более… Это беспокоило и драло Ивана: все эти годы он думал о Жарикове плохо. В городе никак не удалось прорваться к артисту: налетел ливень и смыл ораторов. Гостей было много, народу — невидимо. И здесь, у памятника, вручали кому-то грамоты, призы. И решил тогда Иван встретиться с артистом в Сростках, уж там-то, на родине Василия Макаровича, и родная земля поможет сказать всё, как есть. В воскресенье, 24 июля 2005г., в Сростках, у мемориального музея В.М.Шукшина, Иван ждал приезда почётных гостей из Центра. Не было ещё и десяти часов, припекало. Ждать пришлось недолго: вот катит с горки вереница импортных чёрных машин числом около десяти, во главе: белая с синими полосами и блескучими мигалками. И останавливается у музея. И выходят из первых машин узнаваемые люди, и примкнувшие — из последних. И все идут к просторным железным воротам, в которых ждёт гостей цветастый фольклорный коллектив с музыкой, песнями и хлебом-солью. И впереди всех Евгений Жариков с женою. И вкусив, и выслушав, процессия движется далее: по асфальтовой дорожке мимо ярко горящих цветами клумб, стриженой травки, памятника Василию Макаровичу-в сапогах-среди пышных кустов и дерев. И втекает в здание музея, и концентрируется кучкою в большом зале, где говорятся речи — всякие — и вручаются кому-то грамоты, медали, дипломы. И ещё что-то почётное, кажется, саблю или меч — с пожеланием… Иван в плотной толпе, смотрит, слушает. Тут же трётся и Пётр. И видит Иван рядом того скромного мужчину: высокого, худощавого, с бородкою. -Вы режиссёр Николай Ларчиков? -Да, — отвечает интеллигент в первом поколении. -А я Вас знаю, знаком с Вашим творчеством. Вы давно были в Страхове? -Где?! -В Страхове, где вы снимали свой фильм «Мы жили по соседству«. Тётю Таню Овчинникову помните? -Нет, что-то…. -Так вот я в этом доме жил, в котором Вы снимали. -Да?!- совсем прибавляет глаза  режиссёр. — Бывает же! — И резко обрывает радость. Молчит и Иван, уставившись на очередного оратора. -А Вы оттуда? — наклоняет голову режиссёр. -Нет. Я местный, живу здесь, — тычет Иван пальцем в пол, — только год жил в Тульской губернии. Мне много рассказывали, как вы снимали. -Вот случай-то! Поразительно! — уже не сдерживает радости Николай Ларчиков. -Иван. -Николай, — охотно протягивает руку режиссёр. -Коля, у меня к Вам просьба: представьте меня Жарикову, я хочу извиниться за давние грехи свои. Возможно это? -Да, конечно. Когда? -Прямо сейчас. -Хорошо. И тут Николая Ларчикова приглашают к микрофону, представляют как уроженца земли алтайской. Оказывается, режиссёр учился и даже жил в одной комнате с земляком, А.Панкратовым-Чёрным.  А.П.-Ч. стоит рядом, в подтверждение. После всех выступлений гости разбрелись по музею, Николай Ларчиков вытащил мэтра Жарикова из-за парты, за которой сидел и учился чему-то будущий классик. Познакомил, и тихо отошёл. Пётр стоял в отдалении. -Как Ваше отчество? — они тихо шли по коридору вглубь музея. Артист отвечал скромно, с лёгким неудовольствием. За ними стайкой следовали поклонники. Уединились в помещении с двустворчатой дверью, посреди комнатки стол со скромным угощением. -Я присяду, — мэтр тяжко опустился на стул у порога. -Что, бандитская пуля, — слегка улыбнулся Иван. -Да, — просто ответил Евгений Павлович. И скрипнули створки дверей: улыбчивая маленькая женщина, мужчина в рубашке с коротким рукавом, вислым животом и носом картошкой. Иван ждал, придерживая пакет на коленях. Мужчина, широко улыбаясь, бодро представился главным в этом районе, и, продолжая широко улыбаться, с видом, не знающим отказа, уставился оловянными пуговками на мэтра. -Мы вот хотим поговорить с человеком. Одни. — В голосе мэтра лёгкая досада, он смотрит в упор на нос-картошку.  Глава стёр улыбку, довернул голову, с недоумением смерил взглядом Ивана, ловко повернул пузо — и вышагнул за порог. Вместе с женщиною. -Евгений Павлович, Вы не были в Сростках одиннадцать лет. Я бы хотел пред Вами извиниться, за то, что написал о Вас, о том, что Вы больше никогда не появитесь в Сростках… -Ну почему же?! Разве я так сказал? -Нет! Это я так написал, и теперь прошу извинить меня: жизнь такая… -А я не мог, — вновь перебил мэтр. — Вот в этом году, в начале августа, нас пригласил Егор Неустроев, — он взглянул на Ивана, — губернатор Орловской области, в связи с юбилеем…, — и мэтр долго рассказывал об этих предстоящих важных событиях. И других тоже, имевших место быть раньше. -Каждый год душа сюда рвётся, но возможности не было, вот только сейчас… Мэтр, повествуя, смотрит прямо, на стену, на картину в рамке, подаренную художником музею, как будто отчитывается о проделанной творческой работе… Речь мэтра  пробуксовывает, он уже болтает… -Если хотите почитать, что я о Вас написал, то… -Так давайте же! — живо обращается мэтр к Ивану. -«На Пикет с кирпичом» называется. И мэтр впился взглядом в первую страницу. С первых строк лицо его изменилось: вначале приняло вид неподвижной маски, засеребрился пот. Потом лицо побагровело, и проступили черты некоторой растерянности. Мэтр читал медленно, очень внимательно. -Дочь зовут, верно, Оля или Маша,- придержал мэтр пальцем строку. Иван посмотрел на палец и рядом. -Катя. Старшая, внебрачная дочь, Вики Сафроновой — дочери бывшего главного редактора «Огонька«. -Не знал,- печально качнул головою мэтр. Иван думал только о том, чтобы им не помешали вновь. -Ну, так что ж, — дочитав до середины, взбодрился мэтр,- пиши продолжение. -Нет, зачем!? — открестился Иван. Ближе к концу чтения мэтр вдруг повеселел: -Ну, уж, брат, не надо так буквально-то, — протянул, не отрывая взгляда от текста. Вошла жена, молча вперилась тревожными глазами на мужа, взглянула и на Ивана. Иван, широко улыбаясь, смотрел на актрису снизу. Встал. Мэтр всё ещё не поднимал головы, возможно, читал. Потом сидел, посматривал на жену, вернул листки Ивану. Молчала и жена. Иван протянул руку: -Желаю удачи. — И вышагнул из комнаты. Громко, вдогонку, нёсся  голос мэтра: -Что уж так буквально-то истолковывать. Пиши продолжение. Жариков приехал! — И ещё что-то… -Да нет же, нет, — шептал про себя Иван, пробиваясь сквозь толпу. На просторе улицы встретил Иван Петра, хотел, было, по древней вине его, отмести, но Пётр, со светлым лицом к нему подавшись, спросил: -Будешь ли писать продолжение? И в третий раз Иван отрёкся. И ничего не произошло… И пошёл Иван на гору Пикет. На холме за эти годы многое изменилось: автолавки, лотки с едою, питьём и книгами исчезли — и мусора стало меньше. Народу собралось много, как всегда. Люди поднимались на возвышение нескончаемым потоком. На Пикете, на сцене, мэтр вновь был впереди, на лавке в первом ряду. И жена была рядом, держала зонт над головою его: пекло сильно, дождя очищающего, как в былые годы лившего кратко зачастую именно в это время, — не предвиделось. А тогда, одиннадцать лет назад, пролился он благодатною влагой на землю, головы, зонты. Витийствовали многие из сидеших на сцене, многие посматривали на Василия Макаровича в бронзе: большого, сидящего на горе, видного издали, с Чуйского тракта. И он смотрел на всех: с портрета, и в изваянии — на  лица,  спины. Вышел к микрофону и автор памятника, Вячеслав Михайлович Клыков: скульптор, президент международного фонда славянской письменности и культуры, Глава Российского соборного движения, главный редактор журнала «Держава«, лауреат премии СССР и РСФСР имени И.Репина, народный художник России, заслуженный деятель искусств РФ, академик, лауреат российских орденов. Автор памятников: княгине Ольге, князю Владимиру, Петру I, Дмитрию Донскому, Петру Столыпину, Николаю II, адмиралу Колчаку, маршалу Жукову, святой Елизавете, Серафиму Соровскому, протопопу Аввакуму, Пушкину в Тирасполе, Батюшкову в Вологде, Рубцову в Тотьме. Автор монумента Победы на Прохоровском поле в Белгородской области. В этот раз он был в костюме и рубашке с галстуком — в контраст одетым по-лёгкому гостям — и говорил о России, народе, крае, о губернаторе Михаиле Сергеевиче… Просил, требовал не отдавать за понюшку табаку своего губернатора, земли алтайской этим московским…- он подобрал слово, — овчаркам. И их нет ныне с нами. И вновь зашевелился мэтр, и вновь побагровело лицо его, и приняло то же выражение . И приспело выступать артисту, говорить пред народом, Василием Макаровичем в бронзе, благодарить за почётный диплом, врученный ему по случаю его приезда. Мэтр был краток: -Сейчас много говорят о национальной идее, всё ищут её, не могут  отыскать. Зачем?! Вот она! Здесь! — мэтр простёр руку: над головами народа, сидевшего пред ним на склоне горы, поросшей ныне густо травою бессмертник. И посмотрел вновь на Макарыча в металле, и в синее небо. И в клубе, пред фильмом «Бабуся«, предварённом режиссёром-женщиной, на сцене, на которой стоял много лет назад — был вновь краток, мил: когда его пригласили выступить, когда они только что вышли цепочкой, человек шесть, на ярко освещённую сцену и уселись на стулья, вглядываясь в тёмный зал. Жариков вновь был первым. -Вот так! — И, тяжко встав, продолжил у микрофона. — А теперь нам Марь Иванна скажет тост. Марь Иванна вышла, и сказала: «Тост». И говорил ещё что-то обязательное — о себе, и — на десерт — о той пуле, поразившей его за грехи (играл роль наркобарона). -…Кушать-то хоцца, — скромно сказал артист. Выступали и другие, верно, все. А потом все дружно встали и пошли со сцены, гуськом, и, «…кто был первым, стал последним». И исчезли с глаз. Чтобы  потом появиться вновь на кино-  и телеэкранах.

2006г