Мы сидели, смотрели фильм. Я, Лёшка, и моя подруга Катя. Фильм кончился, Катя засобиралась. Лёшка тоже задергался: походил по комнате, повзводил глаза к потолку, наконец, наткнулся на почти пустой мусорный пакет.
– О! Я мусор вынесу, – заявил он после ухода Кати.
– Зачем, – удивилась я. – Мусора-то нет.
– Мне надо! – он побросал несколько бумажек со стола, скомкал грязное полотенце, высморкался в салфетку и упаковал все это в пакет. – А ты говоришь, мусора нет!
Ну надо человеку мусор вынести – пусть вынесет.
Час нет. Два. Провалился что ли?
Набираю номер, с мобильным сейчас всюду ходят, даже на помойку.
– Да, Светик! – отвечает.
– Ты где вообще? – спрашиваю
– Как где? Как обещал. На помойке? – говорит, как ни в чем не бывало.
– А что ты там делаешь? – уточняю я.
– Как что? Мусор выбрасываю.
Я прыгаю в кроссовки и бегу на ближайшую помойку.
Из-под ног разлетаются желтые листья, они похожи на искры. «Из-под ног – искры, от сцепления обуви с землей», – думаю я.
За бачками мужик писает.
– Где ты? – перезваниваю Лёше.
– На помойке, – отвечает.
– И я на помойке, но тебя здесь нет.
– А я на другой помойке! – заявляет Лёша.
Я бегу на другую помойку. Самая красочная деталь – выкинутый унитаз, на бачке трещина, она так похожа на черную тонкую улыбку.
– Ты где?!
– Я в унитазе.
– В унитазе?!
– В унитазе.
Заглядываю в унитаз, точно зная, что человек там не спрячется.
– В унитазе, где?!
– В унитазе-унитазе!
– А как ты там оказался? – у меня кончается терпение, но чувства к Лёше сильнее. Он дорог мне, дорог даже на помойке, даже в унитазе. Но слёзы в горле. Чувствую себя обманутой.
– А я сел на унитаз, – поясняет он. – Нажал на клавишу спуска. Слился, так сказать…
– Издеваешься? – кричу я сквозь слёзы.
– Шучу, – в интонациях – улыбка.
– И где ты?
– На помойке.
– На какой помойке? Я тоже не помойке.
– Ты меня не найдешь. Это особенная помойка. Я себя выбросил, – объясняет он.
– Лёшенька милый, расскажи, где ты.
– На помойке, – упорно отвечает он.
Опять суженый на помойке сгинул. Сама чувствую себя выкинутой. Мечусь по всему району, но не нахожу. Холодно, я в одной футболке, сыпет мелкий дождь. Меня лихорадит. От холода? Нервное. И только рыжие искры листьев разлетаются из-под кроссовок.
Снова перезваниваю:
– Ты еще на помойке?
– Да, – голос довольный.
– Что делаешь? – я устала и не хочу никуда бежать.
– Свету жду!
– Меня?
– Тебя, но другую. Я договорился. Она сейчас заедет на своём Мерседесе.
– Куда? – вяло интересуюсь я.
– На помойку. Заедет, заберёт меня, и мы поедем ужинать в ресторан. А потом на нашу квартиру.
Делать нечего, только вернуться в пустую съемную комнату. Дрожать, и сыпать слезами.
Закрываю глаза. Сейчас сяду на свою яхту и поплыву в тёплые страны, где ждут меня непомойные принцы. Где моя яхта не подходит к помойкам.
Открываю глаза. Рядом Вадик лежит. Ва-а-адик. Правильно. Какой Лёша? Не было никогда никакого Лёши! Вадик мой. Любимый. Этот не убежит. Не выбросится на помойку. От моего поцелуя просыпается.
– Светка, сон такой странный приснился.
– Да, – говорю. – Странный.
– А у нас мусор вынесен? – спрашивает он.
Дрожь бежит по спине, перед глазами искы-листья. Но это был сон!
– Спи, – говорю, – милый, я сама выброшу.
Но мусор я выбросила вчера. Нет никакого мусора!