Неосторожная чернильная Капелька, заглядевшись на что-то, соскользнула с кончика пера и плюхнулась прямо на разлинованный лист раскрытой тетрадки, которая лежала на столе рядом с чернильницей.
Шлёпнувшись, от своего падения синяя Капля против воли расплылась по бумаге плоским пятном:
-Ой-ё-ёй! — Только и сказала она, не смея пошевелиться.
Впрочем скоро страх прошёл и Капля, осторожно озираясь по сторонам, теперь могла более внимательно рассмотреть плоский мир тетрадной страницы.
Сначала упавшая чернильная Капля устремила влажный свой взор книзу тетради. Там, внизу, она смогла увидеть лишь тоненькие ровные линии:
-Неужели я тут совсем, — отчего-то вдруг взгрустнулось ей, — одна?
Всхлипнув, чернильное пятнышко упавшей Капельки чуть-чуть содрогнулось и очень медленно поползло в сторону розовой вертикальной линии, пересекавшей все прочие. Но и там никого не было:
-Да что ж это такое?! — Совсем огорчилась синяя Капля, (которая, впрочем, уже стала больше походить на бесформенную кляксу, чем на прежний аккуратненький кружочек чернильной капельки), и остановилась.
Немного передохнув, кляксоподобная чернильная Капля поднатужилась, задрожала и вся подалась в противоположную розовой линии сторону. Очень скоро она устала от своего надрывного перемещения и снова замерла на месте. И снова ей виделись всё те же аккуратные линии, которые будто парили тоненькими ниточками по белой бумаге:
-Что ж, — Раздражённо воскликнула Капля, окончательно потерявшая свою первоначальную округлую форму, — тогда я сама буду жить тут. Тогда я сама весь здешний мир наполню собой! — Зло забулькала она и тут же принялась вся растекаться, растягиваться, разбрызгиваться во все стороны так сильно, как могла.
Скоро Клякса истощилась и снова огляделась — куда ни глянь, всюду были видны её безобразные щупальца-потёки:
-М-да, — в мерзкой довольной улыбке расплылась Клякса, — именно так и должен выглядеть мир самой лучшей, самой главной и самой единственной черниленки! — Клякса о удовольствия потянулась вверх тетрадного листа.
Потянулась да так и ахнула! Там, наверху, Клякса видела, как по тоненьким тетрадным линиям шествовали стройненькие буковки. Они все следовали одна за другой с такой аккуратностью, будто под ними был натянут канат. Большинство из них держались друг за дружку, словно родные, а иные были втроём, вдвоём и даже сами по себе!
-Фи! — Ещё сильнее скривилась Клякса, — Какие они все тоненькие! И какие они все, — не сдержала она своего восклицания, — неприметные!
Подхихикивая, Клякса глядела то на себя, то на буковки, а когда ей хихикать наскучило, оная, лениво зевнув, потянулась к буквам:
-Эй вы там, наверху! — Дребезжащим и повизгивающим голоском окликнула Клякса тех из буковок, которые были ближе к ней, — Поглядите-ка сюда!
Буковки осторожненько подались чуть вниз вроде как из чистого любопытства, а на самом деле устрашённые величиною и бесформенностью окликнувшей их Кляксы.
-Посмотрите на себя, — Клякса ещё сильнее расползалась во все стороны, чувствуя, что она куда выразительней загогулин тоненьких буковок, — и посмотрите на меня!
Буковки, переглянувшись, снова поглядели на растекающуюся чернильную Кляксу. Похоже они не совсем понимали, чего именно хотела от них, тоненьких и маленьких, эта большая и страшная Клякса?
-Что вы там висите? — Медленно поползла Клякса вверх тетради, — Вы такие все тусклые, бледные и тонкие, что вас почти совсем не видно, — говорила она буквам, — но посмотрите на меня! — Повелительным голосом взвизгнула чернильная Клякса, — Я одна стою всех вас вместе взятых!
-Мы… — Несколько робко, начала одна из тех букв, которые были тут за главных, — то есть я хочу сказать, что мы вовсе не для того здесь, чтобы выделяться, но мы здесь чтобы выражать мысли… — Помолчав немного, заглавная буква убеждённо закончила, — Д-да, именно так! Мы не для того, чтобы выделяться, но чтобы выражать мысль!
-Хе-хе! — Захохотала Клякса, — Мысли они выражают! Хе-хе-хе! Что-то больно тонкие мыслишки-то получаются! Вы такие неприметные, что глаза заболят искать в вас мысли! То ли дело я! — И Клякса сделалась больше прежнего, — Хоть откуда глянь на меня и сразу всё понятно, так что и искать не надо!
-И впрямь так! — Кто-то согласился из мелких буковок, подавшись к Кляксе на встречу, — Её издалека видно!
-Но позвольте! — Снова послышалось возражение, но уже от другой заглавной буквы, — Мы — буквы, нержавеющая сталь, объемные буквы, все разные и каждая из нас — особенная. В каждой из нас свой звук! Ну и что, что звук этот неприметен и едва уловим… Однако когда мы вместе, то нас не просто становится видно, но даже слышно! Мы начинаем жить не только на бумаге, но там, за её пределами! — Вдохновенно говорила заглавная буква.
-Э-ка тебя расплющило! — Захохотала мелкими чернильными брызгами Клякса, — Звучит она, видите ли, за пределами бумаги! Вздор это всё! Мы живём здесь и сейчас, а всё остальное — пустая фантазия! Поэтому, — сделавшись важной и серьёзной, заявила буквам Клякса, — если вы не хотите потеряться в этих линейках и быть по-настоящему выразительными, присоединяйтесь ко мне! — И Клякса изрыгнула из себя наверх несколько капелек, — Хватайтесь и заявите о себе этому бледному бумажному миру ярким пятном!
К сожалению некоторые из букв, что ближе всего находились к чернильной Кляксе, послушались её надменного голоса и растворились в ней…
Когда я открыл тетрадь, то прочитал эту историю и стал рассказывать её всем, кого знал. А клякса…
Клякса молчит, глядя на меня безобразным пятном с разлинованной тетрадной страницы. Испачканную этой кляксой страницу пришлось выдернуть и выбросить вон. Однако история эта осталась жить вне тетради, как правильно говорила заглавная буква. То, что выражали тоненькие буквы, не только просто лишь читается, но действительно звучит и надолго остаётся в памяти!
24.01.2011г., г.Н.-Ф., ЮНиС