Ночь медленно опускалась на притихший лиман. Стих ветер, что днём гнул к зеленоватой воде высокие камыши. Тихая, уже не жаркая, сентябрьская ночь любовалась отражениями звёзд в тёплой воде. Кричали лягушки, раздавался плеск огромных сазанов, где – то на окраине брошенной деревни выл то ли волк, то ли одичавший пёс. На высоком обрыве, над Миусской водой, горел костёр. Он бросал отблески пламени на лица людей, сидевших вокруг него. Пламя матово отражалось в воронении стволов охотничьих ружей. Оно голодным зверем лизало бока закопченного казанка, в котором готовилась походная еда из кусков добытого днем фазана, картошки и лука. Пустыми глазницами фар смотрел на людей уснувший «джип». Уставшие за день охотники ждали нехитрый ужин. Дым костра и сигарет не мог прогнать злых миусских комаров и в ночи раздавались шлепки и негромкий мат.
Молодой мужчина в пошитом на заказ камуфляже разлил по железным кружкам спирт из литровой фляги. Он протянул кружки своему другу, одетому с дешевым шиком в замшевую куртку и шляпу с фазаньим пером и егерю, безучастно смотрящему в пляшущее пламя костра. « Давайте что – ли выпьем. День прошел удачно, что –то взяли, спасибо Михалычу» — он поклонился седому егерю-« Уже не зря приехали. А то торчим в своих офисах, скоро корни сквозь кресла пустим. Давайте, мужики».
Спирт огненной рекой потек по пищеводу. В желудке вспыхнуло жаркое пламя и его тепло побежало в мозг. Уходила дневная усталость, хотелось поговорить. В ночи вспыхнули огоньки сигарет. Молодой охотник выпустил табачное облако и повернулся к егерю –
— Завидую я тебе, Михалыч. Живешь в красоте, покое. Дышишь степным воздухом а не вонью городов. Наверно надо быть хорошим человеком, что б такую жизнь заслужить?
Седой егерь медленно достал из пачки дешевую сигарету. Он прикурил от головни из костра и улыбнулся. Охотники вздрогнули. Настолько чужеродно смотрелась улыбка на этом исчерканном морщинами и шрамами лице, что было немного жутко. В равнодушных серых глазах егеря мелькнула искорка жизни. Он одним глотком допил остаток спирта в кружке и, задержав дыхание, поднес к носу кусок черного хлеба. Затем положил хлеб обратно на походную брезентовую скатерть и затянулся крепким табачным дымом. Егерь посмотрел на притихших охотников и негромко сказал –
— Ладно, поговорим. Шуляй пусть еще покипит, фазан не доспел. Время есть. Ты, Олег, говоришь « завидую»… Тебе тридцать шесть? Я всего на два года старше. Посмотри на меня внимательно, еще завидуешь? « Надо быть хорошим человеком…» Нет. Просто за меня молится чистая и любящая душа. А её слова Господь слышит. Кто она? Расскажу, раз уж начал…
***
… Я родился и всю жизнь прожил здесь, недалеко отсюда есть небольшой город. Жизнь как жизнь. Всё как у людей. Отучился, вырос, работать начал. Но что – то сидело во мне. Мог я слова в букеты плести, ну короче писал помаленьку. Друзьям и знакомым давал читать. Нравилось им. Они мне многие выходки прощали, Как же – писатель!… Девчонки смотрели по-особому — не такой, как все. Звали меня в гости часто. Да вот не клеилось долгих отношений. Как будто ждал я кого то. Ту единственную…
Был серый ноябрьский вечер. Я ушел с какой – то пьянки и бродил по залитому дождём городу. Мне просто стало невыносимо тоскливо. Я знал наизусть эти вечеринки. Попойка, танцы, потом гости разбиваются на пары, поцелуи в темноте. Всё это было уже не раз. Душе хотелось чего – то другого. И я ушёл в самый разгар пьянки. Я шёл не знаю куда. Ноги сами выбирали дорогу. Я промок и решил зайти в кабак. Тупо напиться в одиночку. Открыл дверь знакомой « тошниловки». Кивнул барменше, мол « как всегда». Она достала графинчик и тарелку с закуской и вдруг сказала –« Посмотри на тот столик. Девчонки скучают, пошел бы с ними посидел». Я повернул голову…
… Их было трое. Они отмечали какой – то свой юбилей. Девушки – как девушки. Ничего особенного. Но, вдруг, одна из них подняла глаза и посмотрела на меня. У меня внутри словно взорвалось что – то. Я понял – это она. Та, которую я искал всю жизнь. Я не помню –как я подошел к их столику, что я им плёл… Но они не прогнали меня. Я шутил, читал стихи, но смотрел только на неё. Подруги потихоньку исчезли, мы оказались вдвоём. Я провожал её домой и город не казался серым чудовищем. Старые дома глазами темных окон ласково смотрели вслед нам. Ветки деревьев шелестели её имя…
Время шло. Я засыпал и просыпался с её именем на губах. Мне никто, кроме неё не был нужен. Я считал секунды до того момента, как снова увижу её. Как она улыбалась мне! Я гладил её изящные тонкие руки и смотрел в омут серо-зелёных глаз. Я спрашивал её –« Что подарить тебе?»… « Подари мне лунный свет» звенел колокольчик её смеха. И я смеялся, крича ей –« Я дарю тебе этот мир! Он только твой!» Она улыбалась и ради этой улыбки – я готов был сорвать луну с неба и окутать её плечи шубой из лунного света.
Мы собирались пожениться. Она хотела домик вдали от шума и злобы города, где нибудь над водой. Денег, разумеется, у нас не было. И тогда я завербовался на север. В тот, наш последний, вечер она была особенно грустна. В её глазах стояли невыплаканные слезы,… Я гладил мягкие русые волосы и просил « Дождись. Я обязательно вернусь, и у нас будет дом». « Господь сохранит тебя» — шептали нежные губы — « Ты для меня один. Других не будет», она уткнула голову мне в грудь…
Утром я улетел на север. Всю дорогу передо мной стояло её печальное лицо, она что – то чувствовала. Что – то тенью легло в её душу. И вот на подлёте к городку, где мне предстояло работать, наш самолёт потерпел аварию. Мы пошли на вынужденную посадку. В иллюминаторе мелькали редкие деревья лесотундры. В салоне кто – то молился, кто- то в голос кричал. Крылатый сгусток человеческого страха и отчаяния нёсся к земле.
Посадка оказалась жестокой. Салон развалился при ударе. Нас выкидало из кресел и разбрасывало безвольными тряпками вокруг. Я был в сознании. Меня швырнуло на куст, рядом упал труп соседа с обезображенным лицом. На мне горела куртка и я, из последних сил, сорвал её и бросил на труп. Документы мои были в куртке. Я потерял сознание.
Я не слышал – как прилетели вертолёты спасателей. Я не слышал – как меня грузили в вертолёт, как везли в больницу. Я ненадолго пришел в сознание, когда по телевизору, стоявшему в холле, читали имена погибших в авиакатастрофе… Среди них было моё имя. « Как она? Надо сказать – я жив!» подумал тогда я и снова провалился в бездну безпамятсва. Врачи собирали меня по кусочкам. Бесконечные операции, капельницы, уколы наркоты… И когда я валялся в морфийном забытье, в город прилетела она. Ей показали труп без лица, накрытый моей курткой, которую мы покупали вместе и обгорелый паспорт с моим именем. Мне, потом, рассказывала медсестра – что её едва смогли вернуть в сознание. Потом она улетела назад.
Когда я смог двигаться – я схватил трубку мобильного. Равнодушный голос в трубке сказал, что набранный номер не обслуживается. На разбитых ногах я доковылял до почты и дал телеграмму. В палату мне принесли ответ – адресат выбыл. Я позвонил другу, он сказал. Что она прилетела абсолютно седой и в тот же вечер собралась и ушла из дома. Куда – никто не знал. И вот тогда – я словно сошел с ума. Я теребил врачей и требовал выписки. Мне восстановили документы. Я смог улететь домой.
С вокзала я бросился к её дому. Но там жили уже другие люди. Я оббежал всех её подруг, они только молча пожимали плечами. Я выл брошенным псом и бродил по, ставшему чужим, городу. Я оказался на старом кладбище. У церкви, на скамейке под огромной жерделей, сидела старушка. Увидев меня она перекрестилась – « ты живой… А невеста твоя тебя отпела в этом храме. Она мне фото твое показывала, уже и плакать не могла. Службу по тебе каждую неделю правила. А затем в монастырь ушла.» Я схватил старуху за плечи –« Где монастырь??» — закричал я. Старушка назвала адрес.
И вот я стоял перед монастырскими воротами и ждал сестру Ефросинью. При постриге меняют имена. Она вышла из ворот в строгом монашеском одеянии, совершенно седая. Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Мне хотелось прижать её к сердцу и плакать, целуя её лицо. Но я понял – она уже не в этом мире. Свет её глаз стал глубоким и мудрым, в нём была отстранённость от суеты этого мира.
« Я вернулся к тебе» — пересохшими губами вытолкнул я. « Ты немного опоздал. Та, которую ты любил – умерла. Умерла в тот же день, когда узнала о твоей гибели. Её больше нет. Есть я – сестра Ефросинья. Нам не суждено было быть вместе на этой земле, но я буду молиться неустанно – что бы в раю мы встретились снова. Разлука не будет долгой. Иди, любимый». Она развернулась и вошла в калитку монастыря. Я упал на колени и бился головой об мокрую, после майского дождя, землю…
… Дальше? А что дальше? Я вернулся в город, пил, искал смерти. Потом друг детства пристроил меня егерем в это охотхозяйство. Теперь вот вожу городских бездельников по плавням и посадкам, по вечерам молюсь. Хожу к причастию. Жду – когда Господь смилуется и заберет душу мою из этого мира. Нет, её я больше не видел. Увижу, обязательно увижу – там, среди облаков, на небе… только и живу этой верой – иначе бы ствол в рот и пальцем ноги на курок. Она молится за меня, я за неё. Мы оба ждём нашей встречи – там… Там, где не бывает смертей и боли, там где мы будем счастливы…
***
.. Ну, что – завидуете мне? То – то. Парни, берегите любимых, берегите друзей. Потерять легко, слишком легко. А вот найти… Ладно, шуляй уже готов. Давайте жрать, что ли. Олег, разливай что осталось, поедим да спать. Завтра опять по посадкам за фазанами гоняться будем…
Охотники, не чокаясь, выпили остатки спирта из кружек и протянули миски егерю, который стал накладывать в них, вкусно пахнущее, варево. Они ели молча. Говорить не хотелось совсем. Каждый думал о чем – то своем. А с сентябрьского неба в темную воду лимана падали звезды. И яркая луна дарила лунный свет уставшим людям