У некоей Клани (она продавщицей работает в хлебобулочном отделе привокзального магазина, уже давно пользующегося у покупателей нехорошей славой) появилась, наконец, личная интимная жизнь с одним гражданином средних лет и средней же внешности. Они познакомились потому, что он у неё постоянно булки покупал. Он был у ней единственный постоянный покупатель с самого прошлого нового Года, вот поэтому она на него внимание и обратила, и вообще – запомнила. Да ни на что в нём другое обращать внимание было просто не на что. Я же говорю: совершенно усреднённая личность, про которых в киношных титрах говорят « и пр.», а в статистических сводках — « и т.д.», Единственные его достопримечательности – это здоровенные, чуть ли не в полголовы, залысины и шикарные бакенбарды, как у какого-нибудь пропойцы-швейцара, он же тайный осведомитель спецслужб. Будь Кланя помоложе и попривлекательнее, то она бы на этого обормота своего внимания, конечно же, не обратила. Но в её невзрачном положении рассчитывать на варианты не приходилось, так что бери чего попадётся и благодари бога, если всё-таки попадётся, а то так и будешь своими хлебобулочными батонами до самой смерти в девушках торговать. Очень, конечно, приятного мало!
Ну, так вот, ходит он, значит, и ходит. Каждый почти день. Булку мне, говорит, дайте. Да, вот эту. По тринадцать рублей. И, представьте себе, даже ни разу нашу Кланю нехорошим словом не обозвал. Хотя на то имелись веские причины: булки эти, тринадцатирублёвые, были ещё хуже, чем по пятнадцать. Потому что постоянно то ли недопечёные, то ли наоборот, хоть гвозди ими, каменноподобными, смело заколачивай. Вот такая это совершенно несъедобная гадость, несмотря на то, что тот хлебобулочный комбинат как раньше, так и сейчас носит гордое название имени Великой Октябрьской социалистической революции. Да если бы большевики питались в семнадцатом годе такими, с позволения сказать, булками, то они бы ни в жисть эту самую революцию не совершили! Они бы перемерли все как мухи от заворотов кишок, полученных в результате питания такими вот, с позволения сказать, булками! А вредное руководство того хлебобулочного комбината решительно не захотело переназываться в духе веяний новых демократических реформ, потому что страдает махровейшим консерватизмом. Нам, сказали, и с таким гордым, можно сказать -поэтическим названием больно хорошо! Заняло такую вот принципиальную позицию, когда все другие заводы и фабрики в срочном порядке срочно оформили себе другие, совершенно демократические имена. Вот, например, ихний местный железоделательный завод с Клары Целкин переименовался в князя Кропоткина, теоретика анархизма. А при чём тут этот нынешний князь, спросите вы. Да при том же, при чём и прежняя Клара! Хотя князь, это всё-таки ближе, потому что на том железном заводе как творился самый настоящий бардак, самая настоящая махровая анархия, так и творится до сих пор. А закрыть его нет никакого интереса, потом что он – градообразующее предприятие. Впрочем, какой завод – такой и город…
Извиняюсь, отвлёкся. Тем более, что от этого сохранения Октябрьской революции булки на том комбинате лучше не стали. Как были самые что ни на есть поганые, такими и остаются до сих самых пор от выпечки до выпечки.
Но опять же не в этом дело! Дело в Клане и в этом среднем гражданине с залысинами и швейцарскими бакенбардами. Вот, значит, ходит он и ходит. Булки покупает и даже при этом так неприступно хмурится, хотя ничего и не говорит, претензии не высказывает. И куда ему столько булков? Это прямо удивительное терпение нужно иметь, чтобы столько регулярно этих булков жрать!
Вот Кланя первой и не вытерпела. Она вообще очень нетерпеливая женщина. Чуть чего – сразу за ополовник или чего под руку попадётся хватается. А как же! Ей уже двадцать восемь скоро, а она замужем ещё ни одного даже раза не была! Это за чего угодно схватишься, лишь бы замуж хоть за какого дурака выскочить!
Вот она и не утерпела. Ну чего, говорит, опять тебе, что ли, булку дать?
— Ага, — ответил гражданин и впервые почему-то сконфузился (может оттого что она первая говорить начала?). — Вот эту, пожалуйста. За тринадцать рублей. Спасибо большое.
— И тебе не кашлять, – фыркнула Кланя. – Я, дядя, прямо удивляюсь, как это вы можете такую гадость, извиняюсь, жрать! Или у вас такой совершенно неразборчивый аппетит? От таких ведь булков можно свободно язву заработать с прорывом в кишечник! Или какие-нибудь огромные камни в желчных пузырях! Поимели бы совесть, купили бы лучше за пятнадцать!
— А я не себе беру! – вдруг смущенно улыбнулся гражданин, и от этого застенчивого смущения и этой смутительной улыбки стал ещё прекрасней и даже благородней, хотя уж казалось, куда там такому…
— Это я собаке. Я ей в миску эту булку топором порублю и молоком залью, вот она и чавкает. Она же всё равно уже без зубов по причине старости. Ей всё равно какую гадость кушать.
Вот так и познакомились. Эти гастрономические темы порой так сближают! Слово за слово – стали встречаться. Кланя, понятно, вне себя от радости: кавалером, слава Богу, обзавелась! Теперь всё как у людей! Любитель булок тоже вроде бы доволен: вон какую трепетную красотку подцепил! Ростом, правда, великовата, волосёнки жидкие и зубы мелкие, как у рахитной кошки. Но это ничего. Чего им вместе, в баскетбол что ли, играть или кусаться? Так что ерунда это. Житейские мелочи. С кем не бывает. Зато женщина! Настоящая! Булками торгует! Улыбаться пробует! Слова разные ласковые хочет научиться говорить, а не только привычным матом! Нет, хорошая всё-таки штука жизнь! Полезная! Это ведь если всё так и дальше пойдёт, то и записаться можно, и детишек завести! А чего? Кланя в магазине булками торгует, мужик (его, оказывается, Вадей звать, Вадимом Никодымычем, тридцать восемь лет, женат не был, однокомнатная на Пионерской, двенадцать тысяч – оклад, мама больная, но живёт в деревне, участок – шесть соток с летним домиком, машина «Жигули»-«копейка», водку почти не пьёт, зато курит «Яву» с фильтром по восемь рублей — пачка) тоже нормировщиком на карандашной фабрике! Достойная профессия! Если бы ещё и платили нормально, то можно было бы и карандаши не воровать!
Окончательно же наши голубки сблизились уже у Вадика на вышеупомянутой «фазенде». Таким этот карандашный нормировщик неутомимым оказался – прямо мечта любой порядочной женщины! Может, такая прыть у него образовалась в результате длительного воздержания? Угомонились уже под утро, и Кланя от непривычки только к обеду в себя пришла. Вот ведь, подумала довольно, какой чёрт попался, хотя с виду совсем и не скажешь. Даже специально надетый французский лифчик китайского производства разорвал от страсти. Ну и хрен с ним, с этим китайским лифчиком! Зато удовольствие получила. Нет, этого самого Вадю надо решительно и бесповоротно брать, пока какая-нибудь другая булочница не утащила. Пусть только попробует! Зенки её бесстыжие враз у неё же на затылке окажутся!
— Клавдея (ему очень понравилось её Клавдеей звать. С ударением на второе «е»), может, чайку попьём? – сказал Вадя, появляясь из кухни в комнате, где Кланя ещё на кровати лежала. – Я чайник вскипятил.
— Да какой чай, Вадь! – вскочила наша счастливица с постели специально в обнажённом виде, чтобы суженый её ещё раз как следует разглядел. Он и впрямь разглядел: глазищи выпятил и аж задохнулся. Чего и требовалось доказать.
— Я сейчас обед готовлю!
А он в ответ икнул, как будто какой комок проглотил и, так и не вернув глаза на их законное место, опять на неё тигрой набросился. Вот до чего изголодался! Прям настоящий неутомимый сексуальный маньяк! И опять до самой темени взаимно удовлетворялись. А чего? А хорошо! Совет вам, ребята, да любовь! И, само собой, детишек побольше, если получатся!
И всё шло нормально (да какое там нормально? Восхитительно!) — и сама же Кланя всё дело чуть не погубила! Экая, право, дура! Показалось ей, видишь ли, что титьки.. то есть, теперь уже, как у почти законной женщины, груди маловаты. С чего ей эти её бородавки упёрлись – не пойму! Всё же ведь прекрасно развивалось, и Вадя к грудям никаких претензий не предъявлял! А вот нет, вбила себе с голову: недостаточного они размера – и всё тут! Хотя, по правде сказать, действительно не совсем такого, как хотелось бы, но ведь это дело временное! Растянулись бы со временем, тем более, что Вадя как к ним прилипал, что прямо и не оторвёшь. Размялись бы, разработались, раздались бы в объёме от регулярного употребления! Да и вообще, тоже мне нашлась Памела Андерсон! Эх, прямо зла на эту Кланьку не хватает!
Но ведь давно известно: если бабе в голову чего въедет — всё, смерть фашистским оккупантам! Хоть умрёт, но по-своему сделает! Вот она сначала сходила к титьконакачивающему хирургу, в надежде побыстрей увеличиться, но тот, увы, её сразу остудил. У меня, сказал, таких желающих – половина города, и все желают не меньше пятого номера. Это мне, сказал, силикону надо с соответствующего силиконоделательного завода выписывать каждый месяц целыми железнодорожными эшелонами, да и выписать – не проблема. Проблема в другом: руки у меня, вот они, одни. То есть две, а не десять. Поэтому больше трёх титек за рабочую смену сделать просто не в состоянии. Так что если только на следующий январь.
Сначала Кланя хотела обругать его грубым материным словом, но сообразила (она же булочной продавщицей работает, а на такой работе без соображения никак нельзя!), что ничего этим не изменит, а только озлобит этого ударника титьконаполнятельного производства, поэтому молча кивнула( январь так январь) и, заплатив аванс, гордо-обиженно удалилась. Но удалилась не домой, а в узко специализированный магазин, и купила себе специальный лифчик со специально надувающимися чашечками плюс портативный насос впридачу. Нет, очень прикольный лифчик! Так и называется –«Ваш игривый сюрприз». Это не какая-нибудь китайская дешёвка! Настоящий «маде ин Гондурас»! Домой пришла, померила –ух, здорово! Пятый, а то и шестой размер, никак не меньше! Ну, подумала довольно, теперь Вадя окончательно свой карандашный язык проглотит! Не помер бы от такой радости, а то он говорил, что у него – хронический гастрит и что-то там в боку. Вот досада-то будет, если крякнет! Другого такого карандашного нормировщика она уж точно не найдёт!
И сначала всё шло действительно точно по плану. Когда после ужина и совместного телевизора подошло время для очередного совместного сближения, наша Кланя, загадочно улыбаясь, прошептала на ухо своему любимому нормировщику:
— Вадик, а я тебе сегодня приготовила пикантный сюрприз…
— Это замечательно! –плотоядно улыбнулся Вадик. – Я люблю всякие-разные пикантности! И где же он, загадочный?
— Пойдём… — загадочно и страстно (она такое в кинофильмах про шпионов видела) прошептала Кланя и повлекла любимого на ложе любви. Перед тем как окончательно завалиться на кровать, она, всё так же загадочно улыбаясь, спряталась за ширму, достала насосик, подсоединила и надула свои, то есть, конечно, не совсем свои, но всё равно сись…извиняюсь, культурные грудя, но увлекшись этим делом, слегка переборщила: уж слишком они оказались чрезмерными в размерах. Она было собралась их слегка сдуть, но Вадик в койке уже до того громко и сладострастно стонал в предвкушении, что Кланя плюнула на процесс запланированного сдувания, решила: и так сойдёт — и выпорхнула из-за этой занавески во всей своей ошеломляющей, совершенно несдутой красе. Увидев подругу в таком ошеломляющем бюсте, Вадик натурально лишился речи.
— Любимая Кланя! –прошептал он пересохшими губами. – Я даже не мог себе представить…
И сначала робко, а потом всё крепче и крепче начал хватать её за надутую часть организма.
— Вадик, осторож.. – только и успела начать предупреждать Кланя, как раздался оглушительный хлопок! Это лифчик не выдержал таких яростных вадиковых стискиваний и оглушительно взорвался прямо в его любимых объятиях. Вадя от взрыва моментально побледнел, уменьшился в росте, затряс головой и свалился в обмороке. Вот как эта вроде бы совершенно невинная хлопушка на него оглушительно подействовала! Чего у ж там говорить, трусоватый он был мужичонка. От каждого шороха вздрагивал, каждой тени шарахался, а тут не шорох, а самая настоящая почти что Хиросима-Нагасаки! Ну кто же знал, что Кланя так много перекачает!
— Что с тобой, любимый? –забеспокоилась Кланя, тряся над личиком возлюбленного остатками взорвавшихся грудей. Вадик приоткрыл глаза, увидел прямо перед собой ошмётки телесного цвета, подумал что-то совершенно ужасающе-непоправимое, отчего дёрнулся как умирающая скаковая лошадь, прохрипел «умира…» и безвольно откинул голову, и на самом деле собираясь двинуть салазки. При какой другой, более слабохарактерной женщине он, может быть, и привёл бы такое своё намерение в жизнь, но не при нашей Клане! Ещё чего! Только что, можно сказать, обрела своё более или менее устойчивое , почти семейное счастье –и так вот запросто упускать его из-за каких-то рваных титек! Ну нет, не на такую напали! От меня просто так не уйдёшь! Где там эта грёбаная «скорая» и окончательная помощь?
Из больницы Вадик выписался через три недели. Кланя встречала его у главного входа на специально нанятом такси.
— Вадик, я тебе торжественно обещаю, что больше никаких сюрпризов делать не буду, — грустно заявила она и посмотрела суженому в его скорбные глаза.
— Хорошо, любимая, — слабо улыбнулся чересчур впечатлительный Вадик. – Надо было предупреждать, тогда бы и не было у меня никакого смертельного инфаркта.
После чего они горько расплакались на плечах друг у друга и отбыли домой где Кланя заранее приготовила праздничный обед с борщом и селёдкой «под шубой». И все потекло по-прежнему, всё опять стало тихо-мирно-благородно, если не считать того, что Кланя не поленилась-таки сходить в тот сексуальный шоп и хлопнуть ту продавщицу по её ничего не подозревающей морде. Та в ответ не растерялась, врезала ей правым боковым, и таким образом восстановила потерянное было душевное равновесие. Впрочем, это уже совершенно другая история…