Луна, луна, скройся! Гл.9

Мы вылезаем в тени деревьев — берег, надо сказать, покруче, чем можно было подумать. Зря Леманн так осторожничал — наверняка глубина здесь приличная. Или он не осторожничал, а издевался?

Обсохнув, мы напоминаем огородные пугала.

И кого нам теперь изображать? — с сарказмом спрашивает Кристо.

Я тебя однажды выпорю. Ты сейчас должен стоять на коленях у моих ног и глядеть очень-очень виновато.

Кузен тушуется:

Извини. Просто… ну, правда, непонятно, что делать.

Я не особо задумываюсь. Какой у нас выбор, босых и грязных?

Мы теперь хиппи из Польши. Брат и сестра. На всякий случай… обращайся ко мне «Госька».

Почему Госька?

Нипочему! Не стоит сверкать Лилиане Хорват лишний раз. А ты у нас, скажем, Стасек. Как у тебя фамилия?

Коварж.

Одна из самых распространённых фамилий у богемских цыган, значит в переводе с чешского «кузнец». Я мысленно перевожу на польский.

Значит, будем Ковальски.

Ясно.

Мы выходим по тропинке к одной из улиц — она полностью застроена двухэтажными домиками в венгерском стиле, как туристам на радость. Движемся мы неторопливо, я успеваю нарвать одуванчиков и сплести себе пристойный венок. Тешу себя надеждой, что он заменит отсутствие положенных хиппи «фенечек». Примятая трава, а потом успевшие согреться бетонные плиты улицы приятно ложатся под наконец-то свободные ноги. Я стараюсь идти с беспечным лицом.

Улица пуста — будни. Но за одной из калиток стоит, облокотившись и глазея на нас, женщина в немного выцветшем платье и яркой косынке. Она и насторожена, и сгорает от любопытства. Губы её сложились так, словно готовятся разойтись в улыбке.

Здравствуйте, тётя! — по-венгерски здороваюсь я и тут же признаюсь на немецком:

Я по-венгерски больше ничего не говорю. Мы с братом из Польши, путешествуем. Вам не нужно как-то помочь во дворе или по дому? А то мы так работать хотим, что нам даже заночевать негде.

Женщина легко смеётся и открывает калитку:

Кажется, помыться вы хотите больше!

***

Женщину зовут Ре́ка. Она запускает нас по очереди в уличный душ и выносит старые растянутые майки, длинную юбку с подсолнухами по подолу и бриджи, чтобы мы могли переодеться. Джинсы Кристо немного великоваты, он затягивает ремень потуже. Мне же юбка пришлась впору, а что до самых щиколоток спускается, так у неё фасон такой, что её это не портит. Я выпрашиваю гребень и с удовольствием расчёсываю волосы — нет ничего противнее, чем когда голова не в порядке. Река постоянно болтает, то выспрашивая нас о пройденных городах, то рассказывая о себе. Через Бодву, оказывается, Мишкольц — ещё один город из списка Батори. Почему Леманн не высадил нас там? Боялся, что там нас догадаются искать? Ладно, ещё две недели мы можем тихонько сидеть в Фельшожольце.

Что вы, тётя Река, так много болтаете? Вдруг мы грабители? — укоряю я.

А я будто не вижу, какие вы!

Какие?

Хорошие дети, из хорошей семьи. У вас же всё на лице написано.

Так ведь мошенники и маньяки как раз выглядят хорошими людьми, тётя Река.

Нет-нет! Уж я сразу вижу, если человек плохой. Он и симпатичный, и улыбается приятно, а мне издалека уже грустно за него. Кушать-то хотите?

Ага!

Река смеётся и исчезает в доме. Я передаю гребёнку Кристо и присаживаюсь на скамеечку под яблонькой. День солнечный, тёплый, и я позволяю себе расслабиться. Здесь и сейчас — можно.

Какой роскошью могут быть солнечные лучи, тёплый майский день, деревянная скамеечка и нежная молодая трава под босыми пятками!

По двору плывёт вкусный запах яичницы. Река выходит с двумя тарелками, на которых блестит и подрагивает глазунья, нежно и стыдливо белеют скобки хлеба.

Ай, тётя, чудо какое! — я нетерпеливо перехватываю одну из тарелок и сразу принимаюсь за полужидкие тёплые желтки, одно из моих любимых лакомств. Река прислоняется к дереву, сложив руки на переднике, и с улыбкой смотрит то на меня, то на Кристо.

Мы насыщаемся, и она говорит:

Задание номер раз. Ты, Госька, иди помой посуду, там её в кухне немало найдёшь. Ты, Стасек, пойди вон туда, возьми ведро и нанеси воды из колонки — она дальше по улице — вон в те две бочки. Договорились? Вот и славненько.

***

Три недели пролетели одним солнечным мигом. Кажется, я была счастлива. Спали мы в сарае на груде старых пальто, еду нам Река выносила дважды в день; за это с нас требовалось не так уж много помощь по огороду, стирка, мытьё посуды и полов, уборка во дворе. В остальное время можно было решительно ничего не делать. Как правило, мы с Кристо шли на пляж. Кристо с удовольствием плавал, поблёскивая кожей на подростковой мускулатуре, а мне после памятной ночи не хотелось лезть во всё ещё прохладную воду. Я танцевала, мысленно напевая «Луну». Потом нам обоим одинаково требовался душ. Река всё боялась, что, расхаживая в липнущей к мокрому телу одежде, мы простудимся. Приходилось уверять её, что мы «ужасно закалённые», посмеиваясь про себя над мелкими человеческими тревогами и звеня от радости сильного, послушного тела.

Но колбаса закончилось, и в третье воскресенье мы прощаемся с весёлой Рекой, чтобы отправиться в Мишкольц. На прощанье она дарит нам по паре сношенных шлёпанцев, чтобы мы не так отчаянно привлекали внимание в городе.

Достаточно перейти большой мост, чтобы оказаться словно в другом мире. Суетливые автомобили, многолюдье, высокие здания, чахлые и редкие деревья. В юбке с подсолнухами я чувствую себя пришельцем из другого мира. Я волнуюсь, что мы слишком приметная пара; но Кристо не соглашается ждать меня у моста, а я не соглашаюсь отпускать его одного.

Подарив букетик полевых цветов полицейскому, я спрашиваю, где в Мишкольце самая-самая главная площадь. Он улыбается:

Пожалуй, что вам на Ратушную. Вы из Франции, да?

Нам везёт: я обнаруживаю «нашего» вампира в первом же ресторане. Столь же щёгольски и тщательно одетый, как Батори и Леманн, на наши шлёпанцы и хипповской прикид он смотрит в неподдельном шоке. Тем более что и ресторан не из простых. Прежде, чем впустить нас, метрдотель даже принюхивается. Но мы пахнем вполне гигиенически-приемлемо, и он нехотя провожает нас к столику с упырём и удаляется, покачивая головой. Да, в Венской Империи молодёжные движения Франции, Германии и Штатов не очень распространены, кроме, разве, самых больших городов, вроде Вены и Будапешта.

По крайней мере, вы живы, — отвечает на наши приветствия вампир. — Что-нибудь заказать вам?

Мясные рулетики, — мечтательно говорю я. — Мясные рулетики по-пештски и стаканчик кьянти. Я хочу снова почувствовать вкус богемной жизни. Понимаете, годами я умилялась возможному отдыху в пасторальных деревеньках и простой, сермяжной, так сказать, пище пейзан. Но за прошедшие три недели мне этому умиляться немного надоело, и у меня ногти обломались от стирки и прополки.

Поздравляю, — саркастически произносит упырь. — Вы наконец-то приобщились к той самой жизни, которой живут тысячи цыган Венской Империи. Прильнули, так сказать, к корням и напились из истоков.

Я гляжу на него с нежностью.

Вы удивительно хороши. Вы напоминаете мне моего Батори.

Вашего Батори? — упырь поднимает бровь, но от развития темы воздерживается.

Официант принимает заказ и удаляется. Он выглядит и двигается так, как положено отличному официанту из дорогого ресторана.

Я так понимаю, вам нужны кровь и одежда?

А вы гомосек?

Я пинаю Кристо под столом, и он отвечает мне своим фирменным упрямым взглядом. Кровосос улыбается:

Нет. Я даже не гетеросексуал. Я из той породы вампиров, про которых говорят: он собой доволен. Я собой доволен абсолютно. Моя сфера интересов давно лежит в эмпиреях высшей эстетики.

Судя по лицу кузена, лучше бы упырь признался, что гомосечит, чем так вот издеваться. На всякий случай я пинаю Кристо ещё разок, и он взглядывает уже обиженно.

Искусством человек интересуется, — объясняю я.

Именно так, фройляйн.

Кристо немного расслабляется. Пока я ем свои мясные рулетики под кьянти, он с серьёзным видом внимает долгой и витиеватой лекции о пастелях и акварелях неизвестных мне художников. Вот уж не думала, что подобной ерунде можно посвятить своё бессмертие.

Вам есть где переночевать? — справляется упырь. Я, наконец, вспоминаю его имя: Ладислав Тот.

Ну, до ночёвки ещё сколько времени, — замечаю я. — Может быть, сделаете нам небольшую экскурсию по городу?

В улыбке Тота чувствуется восхищение.

Вы отчаянная девушка! — восклицает он. — Не проходит и четырёх дней, как город прекращают обыскивать охотники за вашей головой, как вам уже надо открыто разгуливать по его улицам. Не боитесь, что они тут осведомителей оставили?

Я не то, чтобы не боюсь, я просто не подумала об этом варианте. Но теперь мне уже неловко отступать, и я настаиваю на прогулке.

***

Тот живёт, как и Батори, в обычной квартире. На этот раз диван в гостиной достаётся мне; Кристо приходится довольствоваться ковром на полу. Дождавшись, пока я улягусь, он невозмутимо вытягивается на своём весьма просторном ложе прямо в свежекупленых джинсах и рубашке. Бутылка колы стоит в пределах его досягаемости. Надо же, я успела привыкнуть, что рядом есть кто-то, кто просыпается раньше меня и заботливо обеспечивает мой организм кофеином. Должно быть, именно за этим люди заводят детей.

Впервые за много дней я вновь летаю, отталкиваясь от крыш. В черевах домов тихо урчат, поднимая кверху слепые глаза, бледные упыри. Им меня не достать.

***

Я просыпаюсь от возмущённого вскрика кузена. За окном уже утро, часов около семи или восьми; само окно открыто. Мне требуется несколько секунд, чтобы совместить этот факт и наличие стоящего над Кристо мужчины лет сорока с добрым тесачком в руках. Съешь меня многорогий, да это же «волк»! И он очевидно охотится. Так же очевидно, что он только что наступил на моего подопечного. Плотность приключений и знакомств на единицу времени начинает меня изрядно раздражать. Я всё понимаю: драки там, погони, но будить меня почти на рассвете! Батори, ты заварил эту кашу и ещё ответишь мне за каждую минуту утерянного сна.

Мужик, а, мужик, — слабо говорю я. — Если чё, мы вообще с тобой одной крови. Как Маугли с Акелой.

Кристо вяло тянется за бутылкой колы.

Я не мог ошибиться, — бормочет незваный гость. — Я неделю следил! Вся дверь воняет этим чёртовым хвостом!

Мужик, если тебе крови надо, так мы поделимся. Только нас в покое оставь, да?

Вы не могли успеть это сделать! Он ещё вчера был жив, я уверен!

У него истерика, да?

Мужик, мы с тобой об упыре говорим или о ком вообще? Как упырь может быть жив? Вон возьми на столике мешочек колбасы, мы себе ещё нацедим.

Он жив!

Мужик, стоять!

Сообразительный Кристо хватает «волка» за ноги.

Какого чёрта! Вы его защищаете, да? Продались, да? Они за неделю тут четырёх девок мочканули. Горло зубами рвали им!

«Волк» с ненавистью пинает Кристо, но у того получается увернуться.

Он нас спас от охотников, ты, идиот!!! — хриплю я. — Если бы не он, те упыри мочканули бы пять девок и ещё пацана, понял?

Идиотка! — не остаётся в долгу гость. — Я вижу только одну причину, чтобы кровосос пригрел пару «волчат». И эта причина — задержать «волка», пока он не проснётся! И вы…

Он падает, оглушённый кулаком Тота.

Интересная идея, — замечает упырь. — И, как видим, действенная.

***

Когда наш гость приходит в себя, он обнаруживает себя крепко связанным несколькими верёвками.

Простите, — говорю я. Мы решили, что к девушке он будет настроен не так враждебно, и потому в комнате с ним я осталась одна. — Мне просто очень надо, чтобы вы меня выслушали. Меня зовут Лиляна Хорват. А вас?

Бычий Х…, вождь краснокожих, — хрипит «волк».

Очень приятно, господин Х…, —я сегодня сама вежливость. — Мне надо вам признаться в одной очень неприятной вещи. «Волчиц» в Мишкольце, а также ряде других городов, убили из-за меня.

Мужчина никак не может выбрать между моими возможными характеристиками, и потому просто молча хватает воздух ртом. Похоже, на подобный поворот событий он не рассчитывал.

Да, именно из-за меня. Упыри объявили на меня охоту. И, гоняясь за мной, они убивают тех, кто может меня заменить или тех, кто на меня похож. Вы могли бы спросить, господин Х…, чем же я так могла насолить упырям, а? Это был бы хороший вопрос. Но дело не в том, как я им насолила, господин Х… . Дело в том, как я им насолю в скором будущем. Видите ли, случилась очень странная вещь. В мир вампиров проникла борьба идеологий. Одни кровососы объяви ли, что негуманно убивать людей. Что люди могут добровольно отдавать свою кровь упырям, а упыри — «волкам»… например, на основе денежно-товарных отношений. Может быть, также, с системой социальных льгот. А другие упыри считают, что всё надо оставить так, как есть. Потому что они любят убивать. Потому что они считают «волков» никчёмными ублюдками, а свою кровь — слишком хорошей для своих же детей. Наконец, потому, что тогда придётся добывать деньги легальным путём, а не мародёрством заниматься. И если у большинства «волков» есть какая-никакая профессия, то вампиры забили на неё, собственно, вас и предпочитают грабить трупы, а главное, делать трупы. Такие дела, господин Х… .

Сожри тебя многорогий, прекрати меня так называть, — морщится «волк».

Вы так представились, а я уважаю право на самоидентификацию.

Зови меня просто Волк.

Хорошо, господин Волк. Итак, вы могли бы сейчас спросить, а при чём здесь при таком раскладе я?

Ещё б я сама знала, при чём, ага?

И это был бы хороший и правильный вопрос. Суть в том, господин Волк, что лидер вампиров, ратующих за разум и гуманность, не может совершить переворот устоявшихся традиций в одиночку. Более того, и всех его союзников ему для этого мало. Новый мир — это мир и для упырей, и для «волков», и потому ему необходима поддержка «волков». Хотя бы потом, что вампир не может убить вампира. Какие-то их волшебные заморочки. А ещё потому, что… вампир не может захватить власти над другими вампирами без помощи «волка», прошедшего специальный ритуал. Причём подходит для него не любой. Только такие «волки», как я.

Звучит, как чушь собачья.

Ещё бы. Я половину только что от балды придумала. Я же не могу сказать: «чёрт знает, что задумал этот Батори, но я ему верю, и всё»? Я извлекаю старый аргумент:

Да, в отличие, например, от всяких «разводок». Вот те всегда красиво звучат. Так слушайте дальше. Вампиры не могут убивать вампиров, и потому они решили взяться за «волков». Фактически, сложилось военное положение. Так вот, те упыри, на чьей стороне я и хозяин этой квартиры, на время военного положения предоставляют «волкам» помощь. Кровь — потому что охотиться теперь стало опасно. Убежище — потому что вампиры пока не нападают на дома вампиров. Защиту, если получится. Деньги — в пределах возможностей. И этой помощью пользуюсь уже не только я. Кстати, прежде, чем вы, господин Волк, спросите какую-нибудь чушь вроде «почему я должен верить?», обратите внимание на то, что вы живы. Хотя вообще-то вампиры не оставляют охотников в живых.

«Волк» прикрывает глаза, обдумывая услышанное.

А что они требуют взамен?

Ничего. Никаких услуг, никакой платы. Идеология Батори состоит в том, что в чрезвычайной ситуации одни граждане должны помогать другим. И всё. Если что-то и требуется, так только от меня. Можете считать, что я одна за всех отдуваюсь. Впрочем, неизвестно, может быть, меня ещё кем-то заменят столь же или более подходящим.

Сколько было охотников в группе в Кошице? — быстро спрашивает «Волк». Я не успеваю даже задуматься:

Шесть. А нас было трое: я, мой кузен и «волчица» Люция.

На каждого по два?

Я убила пятерых, Люция — одного. Собственно, она попала в засаду, а мы подкрались.

Пятерых? Ты?

Крест могу целовать! Это что, проверка? Если да, то глупая — наверняка сюжет показывали по телеку. Кстати, мой фоторобот к нему не прилагался?

Нет. Зато твоего кузена — довольно точный. А то я всё думал, где его видел, — признаётся «Волк». — Не радуйся. Я не то, чтобы готов поверить… но вот если ты, например, развяжешь верёвки, ещё подумаю.

А вы мне, господин Волк, в морду-то не дадите от полноты чувств? А то мне последнее время каждый норовит. А во мне, между прочим, полтора метра ростом, я существо деликатное.

Не дам. Развязывай.

Я наклоняюсь и распускаю узлы на верёвке. Волк возится, освобождаясь от пут, и вдруг хватает меня руками за голову — «сейчас будет шею ломать,» понимаю я — но он впивается мне в губы в жёстком поцелуе. Вот уж какого поворота я не ждала!

Надо же мне как-то подсластить пилюлю, — поясняет Волк. — А то этого вампира не убей, от тех убегай. Меня зовут Ян Квик.

Вместо ответа я отвешиваю ему пощёчину. Он не только не смущается, но, напротив, расплывается в радостной улыбке, потирая наливающуюся красным щёку. На хлёсткий звук в комнату вбегает Кристо.

Всё путём, — поспешно говорю я. — Господин Бычий… Квик неудачно пошутил. Господин Квик, вы не хотите позавтракать с нами?

***

Мы отбыли сразу после завтрака, предоставив Тоту самому разбираться с возможной опасностью или безопасностью. Удобней всего было бы поехать в Ясапати и отсидеться там у родственников две или три недели — пока колбаса не кончится — но если чёртовы упыри вычислили наших кутнагорских родственников, они без труда вычислят и ясапатских. Мы тратим несколько дней, чтобы окольными путями добраться до Будапешта. В воскресенье в полдень мы появляемся на Площади Героев. Первое, что мы обнаруживаем — полное отсутствие ресторанов. Второе — что один всё-таки есть в музее на краю площади (светлая идея заглянуть туда принадлежит Кристо, благословенны его родители).

Сначала я не вижу в зале ни одного упыря, и меня даже прошибает холодный пот. Конечно, у нас есть деньги, чтобы остановиться в очередном отеле свиданий, но каким ненадёжным убежищем кажутся мне теперь подобные гостинички! Я даже прикидываю, нельзя ли попробовать найти ещё одного сговорчивого дворника, но тут меня окликают по имени.

За столиком в самом углу сидит Язмин.

Когда мы присаживаемся, она щебечет:

Отлично выглядишь! Твой папа попросил тебя встретить, только он не был уверен, в это воскресенье или в другое. Я на всякий случай настроилась дежурить тут в оба. Вы хотите перекусить? Или можем сразу пойти ко мне.

На словах о моём папе кузен приоткрывает рот, но я пинаю его по ноге, и он опускает ресницы, разглядывая вышивку скатерти.

Знаешь, можно сразу к тебе? — спрашиваю я. — Мы уже несколько дней толком не спали и не мылись.

Бедненькие. Эх, порасспрашивала бы я вас, но твой папа не велел, — Язмин лукаво смеётся. У неё по-прежнему слишком короткая юбка, слишком длинные сапоги и слишком красные ногти, но сейчас она мне кажется очень симпатичной.

***

Язмин снимает квартиру — или, скорее, Батори снимает ей квартиру — в районе высотных новостроек в Пеште. Квартира просто огромная: просторная гостиная, кабинет, несколько спален. Ванная, к сожалению, только одна. Естественно, я принимаю душ первая; когда я выхожу, Кристо уже растянулся на диване и спит. Я прошу Язмин его не будить. Для «волка» это было бы бессмысленной тряской: только заснул, тут же проснулся, выпил кофе, пришёл в себя, помылся… заснул обратно. Нет, пусть лучше душ подождёт несколько часов.

Язмин стелет мне в одной из гостевых спален. Стоит мне лечь на прохладную простынь, как я проваливаюсь в сон. Действительно проваливаюсь: пока засыпаю, ощущаю падение куда-то в сладкую темень.

Во сне я танцую на последней перед лесом крышей, то приближаясь к краю, то отходя от него. Я понимаю, что поднимающегося ветра здесь нет, и если я упаду, то разобьюсь насмерть; но это понимание какое-то отстранённое, непугающее, и я кружусь и танцую, то поднимаясь по пологому наклону почти к самому окну во дворницкую (там, за окном, смотрят на мой танец неподвижные бледные упыри), то спускаясь и почти наступая на ненадёжный водосточный желоб.

На выступе окна сидит молочно-белая гладкая кошка и глядит на мой танец.

***

Первое, что я чувствую, просыпаясь — на моей голове лежит чья-то тёплая ладонь. Я медлю, боясь открыть глаза и обнаружить, что это Кристо или Язмин — хотя нет, для Язмин рука слишком крупная. Я осторожно потягиваю воздух носом… тревожный запах вампира радует меня, как никогда прежде. Чёрт, он делает меня счастливой! Я чувствую, как мои губы расползаются в улыбке, и сразу же — как Батори мягко целует меня в висок.

Бедная девочка… Совсем похудела.

Я, наконец, открываю глаза:

Вы морально устарели, Батори. Лет на сто. Сейчас это считается комплиментом.

Он сверкает клыками в улыбке и поднимается с края моей постели:

Сейчас я приготовлю кофе. Сливки и сахар, я помню.

Нет! Посидите со мной.

Батори покачивает головой. Я только теперь замечаю, что волосы его не заплетены.

Я никуда не денусь. Если хотите, буду сидеть с вами до самого рассвета. А до него ещё целых четыре часа. Но сейчас я принесу вам кофе.

К лесным ежам бы этот кофе… Неужели мы опять куда-то торопимся? Да нет, он же сказал именно «сидеть». Ну и на черта тогда? Я бы отлично повалялась лишний часик и с пониженным давлением. Я лежу, рассматривая узор на обоях в том месте, где на них лежит кружок света от лампы на тумбочке. Какие-то вишенки и яблочки… Батори не возвращается томительно долго, и я начинаю сомневаться, не был ли он мороком, следами сна. Наконец, дверь тихонько отворяется — за ней темно — и Батори входит с кружкой, от которой вьётся чудесный запах. Нет, это не растворимая бурда с автозаправок и тем более не напиток «Экономичный», не мерзкая жидкость из жестянок и не приторная, давно надоевшая кола — я вдыхаю благородной аромат с наслаждением.

Батори помогает мне сесть — на этот раз я не сопротивляюсь — и вручает кружку. Я отпиваю крохотные глоточки, наслаждаясь их вкусом, и улыбаюсь, глядя на вампира. Он отвечает мне непривычно мягкой улыбкой. Когда я наконец отставляю кружку, кофеин уже начал свою работу, и слабости почти уже нет.

Вас можно обнять? — тихо спрашиваю я.

Конечно, — Батори приглашающе разводит руки, и я приникаю к его груди. Сначала она кажется прохладной, но потом уютно нагревается; его ладони на моей спине тоже тёплые.

Вам не вредно так долго нагреваться?

Это не долго.

Он целует меня в макушку.

Лили, как же я боялся… Какое счастье, что вы смогли ускользнуть в Ясапати… мои самые горячие соболезнования, это ужасно… Я даже не предполагал такого.

Я напрягаюсь.

Не предполагали чего? Что случилось в Ясапати?

— Вы не знаете?

Мы не заезжали туда. Чтобы не подставить наших.

Батори отвечает не сразу.

Группа охотников… из числа моих оппонентов… пытались найти вас там. Они устроили погром в цыганском районе. Ваш дядя, Шандор Хорват, совершенно точно мёртв. Много раненых… Об этом писали в газетах, по телевидению был сюжет. Предполагают, что это дело рук радикально настроенной немецкой молодёжи, но…

Я пытаюсь отклониться, но Батори не пускает. Тогда я вырываюсь:

Вся ваша радость… всё это… только из-за Ясапати?

Лили?

Только из-за страха… что придётся искать сначала, да?

Лили…

Из-за того, что в плане мог быть сбой!

Лили!

Вы — гадкий!

Лилиана! Это невозможно! Вы сами слышите, что несёте? Что, вы думаете, проблема до осени найти девственницу-«волчицу»? Карты на стол — у меня уже есть запасной вариант. Девчонка из Кассе, то есть теперь Кошице, Мария. Лили, у вас умер родственник, может быть, несколько. Погибли, слышите, невинные люди — а вы сидите тут и устраиваете разбор, из правильных побуждений я вас обнимаю или нет.

Меня обдаёт стыдом, будто кипятком. Я просто не нахожу, что сказать; падаю на подушку и накрываюсь одеялом с головой.

Лили…

Я молчу. Глотаю слёзы.

Лили… Всё, давайте прекратим обижаться друг на друга, да?

Я не отвечаю. Это выше моих сил.

Лили, ну, к чему это ребячество? Ну хотите, я уйду? Раз вы меня даже видеть не желаете…

Я откидываю одеяло. Говорю сумрачно:

Не надо.

Тогда не буду. Расскажите мне о ваших приключениях.

Я мотаю головой.

Ну, давайте я тогда вам что-нибудь расскажу. Про короля Иштвана Батори, хотите? Он правил в ваших местах — вы его зовёте Стефаном. Я его хорошо знал, очень был интересный человек. Один из величайших правителей земли польской, даром что по-польски и двух слов не знал.

Почему вампир не может убить вампира?

Какой хороший вопрос. Признайтесь — вы готовились. Вы хотели припереть меня к стенке, и вам это удалось. Я не знаю, почему. Вампир, убивший вампира, перестаёт переваривать кровь и любые другие питательные жидкости. Он умирает от голода. Обычно перед смертью успевает сойти с ума. Неприятное зрелище.

А что будет, если «волк» убьёт «волка»?

Лили, не советовал бы вам торопиться. Ваш кузен находится ещё в том возрасте, когда юноши поддаются хорошему влиянию. Дайте ему шанс, он, по большому счёту, славный парень!

И ваша запасная карта, да?

Я надеялся, что вы улыбнётесь. Нет, Кристо не может быть моей запасной картой. Только не говорите ему, что я обсуждал это с вами. Всё-таки весьма интимный вопрос…

Как… Кристо, он, ну, не девственник? Он же пацан совсем сопливый!

Тише, Лили. Ему восемнадцать лет, он бреется и нормально физически развит. Интеллектуально и социально тоже.

Ужас какой, — вырывается у меня. Батори смеётся. Поднимает к губам мою руку и целует мне пальцы:

Лили, я вас обожаю. Вы совершенно чудесны. Даже жаль, что утром нам придётся расстаться…

Но… Я думала провести здесь хотя бы — неделю…

В Пеште, где вампиры кишмя кишат? Нет, Лили. Увы.

Когда же я вас теперь увижу?

Я не знаю. Но я обязательно найду вас ещё раз до осени.

Нет, давайте условимся! На мой день рождения, в Праге. На главной площади города, в ресторане, в шесть часов вечера.

Седьмого августа на Вацлавской площади. Буду обязательно. Посидим?

Я всё ещё чувствую себя неловко — но теперь боюсь упустить хотя бы минуту и потому торопливо усаживаюсь. Батори забирается с ногами на кровать, приваливается к стенке. Я пристраиваюсь сбоку.

Расскажите мне о Стефане… Иштване Батори.

Ловаш обнимает меня одной рукой, прижимая к себе.

Перед рассветом Батори уходит.

Стоило мне немного погоревать по этому поводу и снова забраться под одеяло, как дверь распахивается. В слабом свете ночника я различаю Кристо. По своему обыкновению, он смотрит крайне сумрачно. Судя по тому, что теперь кузен в одних джинсах, он давным-давно проснулся и принял душ.

Представь себе, мы даже не целовались, — с вызовом говорю я.

Дочки-матери, да?

Кристо входит, прикрывая за собой дверь, но не подходит ближе, словно подчёркивая, что уж он-то умеет держать приличную дистанцию. Довольно глупо после того, как мы с ним на одном матрасе спали. Хотя, признаться, теперь бы я скорее прогнала кузена на пол.

Да. А тебе что?

Ничего. Я пришёл не за этим.

Он несколько секунд подбирает слова, уставясь в пол. Наконец, просто говорит:

Убили дядю Шаньи в Ясапати и ещё несколько цыган. Был большой погром. По телевизору показывали.

Второй раз за ночь я испытываю стыд. Почему я решила, что он непременно зашёл поморализаторствовать?

Я знаю, Кристо. Батори сказал мне.

Вот как.

Да. Я… наверное, подумала о том же, о чём и ты. Но мы не могли бы помочь, если бы были там. Одно дело — втроём против шести упырей, да ещё с арбалетом, да при факторе неожиданности. Другое дело — когда двое против восемнадцати, да фактор неожиданности на их стороне, да только с ножами и «шильями», да кругом люди. Мы б умерли вместе с дядей Шаньи.

А ты не думаешь, что мы бы умерли вместо него? — с тихим вызовом спрашивает Кристо. — Ты не думаешь, что это было бы честнее? Когда из-за нас убивают «волчиц», я ещё могу понять. Точно так же и нас могут убить из-за другой подходящей Батори «волчицы». Или «волка». Но здесь — чем мы можем оправдать себя?

Но… Кристо, мы ведь и нужны для того, чтобы сделать так, чтобы упыри больше никогда не убивали людей. А «волки» не рисковали жизнью в охоте за вампирской кровью.

Это Батори так говорит. А зачем на самом деле мы ему нужны, мы не знаем.

А у тебя есть какое-то другое объяснение его действиям? Его помощи «волкам», например?

Примерное. Вампир не может убить вампира. «Волк» — может. У Батори есть враги-вампиры. Если он заручится поддержкой «волков», он может расправиться со всеми недругами. И ничто не мешает ему расправиться с «волками» после того, как мы станем ему больше не нужны.

Я чувствую зябкость. Звучит очень реалистично. Но ведь…

«Волков» его семья признавала и воспитывала ещё до того, как он завёл всю эту бодягу с императорской короной.

Это он так сказал?

Съешь многорогий моего кузена! Как ему объяснить то, что чувствую и понимаю я?

Лилянка…

Кристо неуловимо перемещается к моей кровати. От него пахнет свежим потом и чем-то сладким, вроде конфет. Он переходит на шёпот:

Если вы условились, что ты поедешь теперь в определённый город… Давай лучше поедем в другой. И знаешь… мне кажется, лучше попробовать добывать колбасу обычным способом. Просто пока мы не найдём какую-то информацию о ритуале, к которому он тебя готовит. На всякий случай.

Кристо, если Батори надолго потеряет нас из виду, он начнёт готовить запасную девушку. Марийку из Кошице.

Кузен переваривает информацию несколько секунд.

Ясно.

Когда он выходит из комнаты, я понимаю, что за сладкий запах исходит от его кожи. Это духи Язмин.

***

<!— /* Font Definitions */ @font-face {font-family:Calibri; panose-1:2 15 5 2 2 2 4 3 2 4; mso-font-charset:204; mso-generic-font-family:swiss; mso-font-pitch:variable; mso-font-signature:-1610611985 1073750139 0 0 159 0;} /* Style Definitions */ p.MsoNormal, li.MsoNormal, div.MsoNormal {mso-style-parent:»»; margin:0cm; margin-bottom:.0001pt; mso-pagination:none; mso-layout-grid-align:none; punctuation-wrap:simple; text-autospace:ideograph-other; font-size:12.0pt; font-family:»Times New Roman»; mso-fareast-font-family:»Times New Roman»;} @page Section1 {size:612.0pt 792.0pt; margin:2.0cm 42.5pt 2.0cm 3.0cm; mso-header-margin:36.0pt; mso-footer-margin:36.0pt; mso-paper-source:0;} div.Section1 {page:Section1;} —>
/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Обычная таблица»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:10.0pt;
font-family:»Times New Roman»;
mso-ansi-language:#0400;
mso-fareast-language:#0400;
mso-bidi-language:#0400;}

Утром Батори жарит нам свою кровь. Он молчалив и сосредоточен. Язмин ещё спит, и на кухне мы втроём: я, Кристо и вампир. По тому, как они не глядят друг на друга, я понимаю — или мне так кажется — что Батори совершил в отношении Кристо и Язмин то же открытие, что и я. И, тем не менее, он аккуратно кладёт пожаренную в сале чёрную лепёшку на тарелку перед моим кузеном, добавляет клубок длинных бледных вермишелин. Устраивается поодаль, на высоком табурете у барной стойки, и отрешённо смотрит, как я ем. Под его отстранённым взглядом мне неловко. Что испытывает Кристо, понять невозможно — с непроницаемым выражением лица он уткнулся в свою тарелку и отправляет в рот кусок за куском.

Я, к сожалению, не могу дать вам крови с собой, — говорит Батори, когда мы приканчиваем завтрак. — Но я уверен, что к следующему воскресенью вы найдёте кого-то из наших союзников. Даже если не в Венгрии, а, например, в Братиславе.

Да. Ничего страшного, — говорю я. Кажется, я хотела сказать что-то другое. Только сама не знаю — что.

Проводить я вас тоже не могу. Слишком велика вероятность привлечь нежелательное внимание.

Ясно.

И вам пора собираться. У вас есть деньги?

Да.

Я встаю, и кузен поднимается вслед за мной. Собирать нам нечего: вся наша одежда на нас. В прихожей висят новенькие ветровки, лежит сумочка с документами, валяются кеды. Пять минут, и мы стоим совершенно готовые у входной двери. Батори привалился плечом к стене, так далеко от нас, как это позволяют размеры прихожей.

До свидания, — неловко говорю я. Вампир кивает:

До встречи.

Мы сами открываем дверь и сами захлопываем её за собой.

***

Мы не поедем в Братиславу, — за сегодня это первые слова от моего кузена.

Ты, кажется, забыл, кто из нас старший, «волчонок», — огрызаюсь я. — Или уже готов отделиться? Валяй, ступай на все четыре стороны.

Кристо долго идёт рядом нахохленный, так обманчиво похожий на мальчишку. А я вдруг понимаю, что ничего от мальчишки в нём вообще нет. Ни в интонациях, ни в движениях, ни в манерах. Разве что его стеснительность в вопросах, в которых он, оказывается, немало просвещён. Даже его худоба — совсем не пацанячья. Просто распространённый у цыган тип телосложения. У меня ощущение, что я иду рядом с чужим, почти незнакомым человеком.

Мы выходим из города пешком, в направлении, противоположном братиславскому. Кристо немного расслабляется.

Будем голосовать? — спрашивает он.

Нет. Просто немного побродим. Несколько дней.

А через неделю… куда?

Через неделю можно в Сегед. Заметный город, должны быть вампиры.

Как минимум — Ференц. Но у меня тоже есть свои маленькие тайны, любезный кузен.

Сегед ещё дальше от Братиславы, чем Будапешт, и Кристо улыбается:

Да, давненько у нас не было настоящей охоты. Одними тренировками сыт не будешь.

Ты мне нравился больше, когда твой лексикон ограничивался словом «Ясно», — бормочу я. Кузен взглядывает на меня обиженно, но ничего не говорит. Только слегка отстаёт, чтобы идти на пару шагов сзади меня.

Через некоторое время мы сворачиваем с шоссе на дорогу на Иллё. К Сегеду слишком короток путь — пары дней дойти хватит, и я хочу поплутать. К тому же я опасаюсь, что на шоссе мы слишком заметны.

Хвала Отто Доброму, издавшему постановление, чтобы в каждом городе был свой лесопарк. Хвала Шлезвигскому договору, после которого лесничества пришли в упадок и леса оказались заброшены и малолюдны. Мы забираемся в чащобу, выискиваем полянку и засыпаем, привалившись спинами к стволам деревьев. У каждого под рукой — стеклянная бутылочка колы. Всё-таки двенадцать утра — слишком рано для «волка». Особенно если встал он ещё раньше.

***

<!— /* Font Definitions */ @font-face {font-family:Calibri; panose-1:2 15 5 2 2 2 4 3 2 4; mso-font-charset:204; mso-generic-font-family:swiss; mso-font-pitch:variable; mso-font-signature:-1610611985 1073750139 0 0 159 0;} /* Style Definitions */ p.MsoNormal, li.MsoNormal, div.MsoNormal {mso-style-parent:»»; margin:0cm; margin-bottom:.0001pt; mso-pagination:none; mso-layout-grid-align:none; punctuation-wrap:simple; text-autospace:ideograph-other; font-size:12.0pt; font-family:»Times New Roman»; mso-fareast-font-family:»Times New Roman»;} @page Section1 {size:612.0pt 792.0pt; margin:2.0cm 42.5pt 2.0cm 3.0cm; mso-header-margin:36.0pt; mso-footer-margin:36.0pt; mso-paper-source:0;} div.Section1 {page:Section1;} —>
/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Обычная таблица»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:10.0pt;
font-family:»Times New Roman»;
mso-ansi-language:#0400;
mso-fareast-language:#0400;
mso-bidi-language:#0400;}

Мы с Пеко часто ходили в лесопарк. Мне очень нравились эти прогулки. Один из лесопарков Пшемысля начинался прямо в конце улицы Докторской. Собственно, туда ходила вся наша улица — собирать малину. Но мы презирали общие тропы, углубляясь в чащобу, продираясь сквозь кусты, перепрыгивая ямы, перелезая через поваленные, поросшие мхом и поганками стволы. И всегда были вознаграждены, обнаружив то заросли лещины, то родник с ледяной, отчаянно вкусной водой, то солнечную поляну с россыпями земляники на опушке. Мы собирали грибы и варили похлёбку, кидая туда то порезанную мелкими кубиками картофелину, то молодую крапиву, то дикий щавель или вовсе незнакомые мне по именам травы, то горсточку крупы. Даже мелкие зелёные яблоки шли в наши лесные щи. На наших полянах, вдали от малинных троп, всегда было тихо, только цвиркали белки и щебетали иногда птицы. Мы словно оказывались в волшебном, заповедном месте, может быть, вовсе в другом мире. В своём собственном маленьком королевстве, где Пеко был — всегда! — король, а я — наследный принц. Как всякий наследный принц, я обучалась искусству боя: бить отвёрткой в бумажный кружок на земле, так, чтобы стальной стержень ушёл в почву по рукоять, а потом — самодельным, из гвоздя, стилетом в стволы деревьев. Наверное, это было варварством, но я действительно научилась наносить удар. Бить в отметку на стволе в прыжке. Бить в набитый чем-то дерматиновый мешок в руках у скачущего, уворачивающегося Пеко (как бы близко ни проходило от него узкое блестящее лезвие стилета, на его смуглом лице не отражалось ничего, кроме обычной сосредоточенности). Бегать быстро. Бегать быстро, перепрыгивая препятствия — разложенные по поляне колоды и куски валежника. Бегать быстро, с препятствиями и долго. Уворачиваться, когда Пеко сначала прутом, а потом и палкой пытается ударить меня по плечу, по руке, по ноге, по голове. Уворачиваться с завязанными глазами (сколько на мне бывало поначалу синяков!) Перекатываться. Бить из положения лёжа — двумя ногами. Танцевать.

Да, танцевать я тоже училась в лесу. Не потому, что это было такой же тайной, как наши «волчьи» уроки (в которых я тогда ещё не видела смысла, но которые мне нравились всё равно за тайну и за то, что происходили в нашем параллельном измерении), а просто из-за отсутствия другого места. Поразительно, сколько знал Пеко о думба! Некоторые приёмы не были известны ни одной прёмзельской цыганке. Брат знал не менее восьмидесяти разных движений, столько же связок, показывал, как работать на большом пространстве и как — на крохотном пятачке. Как танцевать с шалью, покровом, платками, ножами, тростью, цепью, кувшином, цветочной корзиной, бубном, веером, кубками, на стёклах, на углях, на скользкой мокрой траве. Как использовать браслеты, цимбалы, оборки одежды, волосы. Как повернуть голову, «поймать» внимание зрителя и удержать его. Как вертеться без опоры для взгляда и не впадать в вертиго. Его исчерченное пепельными шрамами тело было сильно и гибко, как у «волка», а знания — поистине неисчерпаемы. Пеко знал не просто основы — тысячи и тысячи мелких хитростей и важных секретов. Если бы он только захотел, он стал бы знаменитейшим из исполнителей думба в Галиции, поскольку мужскую версию танца он тоже знал в совершенстве и иногда демонстрировал мне. Но ему просто надо было обеспечить мне будущее — он очень хорошо рассчитал, что с этой профессией я не пропаду. Она не требует дипломов, только мастерства. Она хорошо объясняет ночной образ жизни — большинство выступлений проходят от восьми часов вечера до трёх часов ночи. Наконец, природные достоинства «волка», такие, как большая гибкость и быстрота движений, в танце дают огромное преимущество.

С тех пор для меня нет места для танца лучше, чем лесная поляна. Особенно — залитая светом луны, когда трава блестит серебром, а деревья и тени черны.

***

Когда я просыпаюсь, день уже клонится к вечеру — часов около шести. Кристо куда-то исчез. Я, впрочем, догадываюсь, куда он мог исчезнуть, и потому спокойно пью свою колу.

В мягком солнечном свете наша полянка выглядит поразительно мирно. Стрекочут в высокой траве кузнечики — я улыбаюсь им.

Когда кузен возвращается, я уже бодра, весела и танцую, наслаждаясь послушливой силой мышц. Трава стёрла с моих ног дорожную пыль — свернув с шоссе, я сняла кеды и пошла босиком, радуясь этому чисто летнему ощущению. Зелёные стебли немного цепляются за джинсы, но тут же отпускают. Танец, тишина и летнее солнце приводят меня в умиротворение, и я улыбаюсь, завидев Кристо. Делаю специально для него несколько движений руками и бёдрами, и он тоже улыбается. В руках у него узелок из его же косынки.

Что там у тебя?

Кристо чуть разводит края узелка, показывая мне. Я сначала не могу понять, что это за серый клубок, но потом меня озаряет:

Ой! Ёжик!

Ага. Сейчас разведём костерок. Запечь интересней, но пожарить быстрее будет, да?

Чего?! Кого?! Ежа, что ли?!

Да.

Кристо, ты дурак?!

Да что такое-то на этот раз?! — его голос даже звенит от обиды.

Да ничего! Отпусти ежа немедленно, не мучь животное!

Но я же его поймал!

Вот именно, ты поймал, ты и отпусти!

Да чтоб у тебя на могиле черти плясали! — кузен в сердцах запускает косынку с ежом куда-то в заросли.

Что ты сейчас сказал?!

Ничего. Извини.

Кристо словно весь затухает. Усаживается по-цыгански под дерево, приваливается к стволу.

Косынку, дурак, подбери.

Уходит в чащобу. Долго там бродит, шуршит-трещит. Даже как-то очень долго. Возвращается: в одной руке косынка, в другой — ежиные лапы. Неожиданно длинное ежиное тельце беспомощно развернулось.

Наткнулся, пока косынку искал. Он, когда летел, о дерево хряпнулся. Даже потроха вылетели, — объясняет хмуро. — Будем хоронить?

Святая ж Мать… Ладно, разводи давай костёр. Только дёрн под него срежь. А то устроишь пожар на радостях…

На вкус ежиные ломтики на прутах мало отличаются от жареного в тех же условиях мяса, скажем, козлёнка. Мясо и мясо. Жалко ёжика…

***

Вечер мы посвящаем тренировке, а ночью потихоньку идём параллельно дороге на Цеглед. Я не обуваюсь даже в крохотных городках, которые мы пересекаем насквозь — всё равно никто нас не видит, а вот непривычный к асфальту Кристо каждый раз устраивает церемонии сначала с натягиванием носков и кедов, а потом с разоблачением.

Да ты бы не разувался, что ли, — говорю я.

Мне хочется… мы же не спешим?

Мы не спешим. Нам надо растянуть путь до Сегеда на неделю.

На рассвете мы умываемся на подвернувшейся колонке. Я отбираю косынку у Кристо, чтобы перевязать мокрые волосы, иначе ветровка и майка на спине насквозь промокнут.

Часов в девять заходим в Альбертиршу. Договариваемся со сторожем общинного сада на окраине, чтобы он пустил нас в сторожку поспать часов до двух дня. Кровать у него одна, и я безжалостно изгоняю Кристо на пол. Поворочавшись на жёстких досках, он уходит спать во двор, на травку под кустом жасмина. И в результате просыпается раньше меня: около полудня заряжает ливень.

***

В воскресенье в полдвенадцатого я привожу Кристо позавтракать в кафе «Матусалем» на площади Сечень — главной площади Сегеда. Заказываю фасолевый гуляш по-сегедски — единственное блюдо с представителями бобовых, которое я признаю, кроме фасоли по-цыгански. Оно мне приглянулось ещё во время поездки с Батори и Язмин. Кристо держится немного настороженно, не без оснований подозревая, что я просто хочу встретиться с одним из вампиров Батори, вместо того, чтобы нормально поохотиться. Поэтому, когда к нашему столику подходит с приветствием Эльза, он напрягается — но тут же расслабляется, поняв, что это обычный человек. Насколько, конечно, может быть обычной Эльза.

Перекусишь с нами? — предлагаю я.

Только чашечку кофе.

Эльза заплела волосы в мужскую косицу и в романтически-свободной чёрной рубашке выглядит, как мальчик с портретов начала прошлого века. Я представляю их с Кристо друг другу:

Мой кузен, Кристо Коварж. Мой хороший друг… Вертер. Если что, с ним мы тоже не любовники.

«Вертер» выгибает кошачьими спинками светлые брови, но сдержанно говорит:

Приятно познакомиться. Наслышан.

Кристо бормочет в ответ нечто столь же любезное.

Нам бы помыться да поспать. Можно к тебе с этим делом? — спрашиваю я Эльзу.

Конечно.

Когда мы идём по улице вслед за ней, Кристо наклоняется к моему уху:

Лилян… Знаешь, мне чего-то кажется… Этот твой Вертер… Он, ну, как бы девчонка… Похож на девчонку.

Кристо, ты дурак?

Кузен смущается:

Нет… на минутку показалось. Будто девчонкой пахнуло.

Мы тут на улице не одни. Девчонкой могло пахнуть от любой девчонки.

Ну, в общем, да. Ладно… да.

***

Кристо опять просыпается раньше меня. Когда я спускаюсь в гостиную, он сидит на диване нахохленный, покрасневший и очень мрачный. Увидев меня, вскакивает:

Ты! Я думал, у тебя немножко ума появилось — но ты смотришь в рот этому Батори и водишь меня по его гомосекам!

Что ты, Кристо. Вертер не такой ни разу, — невинно откликаюсь я.

Я думаю, ваш кузен сейчас говорит про меня, — раздаётся голос Ференца. Оказывается, он сидит в дальнем углу с книгой. — Прошу прощения, я услышал слово «гомосек» и подумал, что в цыганском оно значит то же, что в остальных языках Империи.

Я смущаюсь:

Простите. Мой кузен…

Да, Леманн мне рассказывал.

Но лично я очень рада вас видеть.

А я вас. Отлично выглядите, — Ференц откладывает книгу и подходит ко мне. — Вижу танцовщицу Лилиану Хорват уже в третий раз… может быть, наконец, увижу её знаменитый танец?

Он целует мне руку. Я улыбаюсь:

Если вы готовы заплатить за него кровью.

***

После ужина мы с Ференцем по очереди берём в руки гитару, исполняя то цыганские, то венгерские песни. «Вертер»-Эльза погромыхивает на кухне посудой. Кристо сидит, забившись в дальнее кресло, и смотрит исподлобья. Мы стараемся не обращать на него внимания.

Лилиана, не томите! — восклицает, наконец, Ференц. — Я жду вашего думба!

Думба, мой любезный друг, — наставительно произношу я, — исполняется исключительно под открытым небом. Это — обычай, освящённый веками. Для помещений есть особая версия танца, пашдум.

Это турецкое слово?

Нет, цыганское.

А звучит как турецкое… В цыганском много турецких слов?

Ни одного не знаю. Мы танец будем смотреть или обсуждать лингвистические заморочки?

Конечно, танец! Дружочек! — Ференц возвышает голос. — Включи нам что-нибудь цыганское.

Эльза появляется в своём обычном фартуке, с распущенными волосами. Кристо косится на неё подозрительно.

Цыганское словацкое, цыганское венгерское или цыганское югославское? — уточняет Эльза, изучая стойки с дисками.

Не говорите! — вскидывает узкую ладонь Ференц. — Я угадаю. Цыганское югославское!

Ага, очень сложная была загадка. Какой цыганской культуры девушка по фамилии Хорват? Вдруг прусской, а?

Я стараюсь не допустить и грамма сарказма в свою улыбку, когда киваю вампиру. В доме у Ференца мы ходим, по примеру хозяина, обутые, и я выхожу в середину комнаты на дробях. Плавно и небрежно взмахиваю кистями. Кокетливо потряхиваю плечиками. И — начинаю плести ногами «фигуры». Хорошая танцовщица должна знать их не меньше двадцати. Я знаю уже штук сорок-пятьдесят — заинтересовалась после первого посещения Кутной Горы, а всё, связанное с танцем, мне даётся очень легко. Песня очень озорная, задорная, и я мгновенно вхожу в кураж.

Когда она заканчивается, Ференц всплескивает руками:

Это же чудесно! Изумительно! Вы замечательная танцовщица, Лили! А ещё один танец можете?

Да хоть десять.

Дружочек! — Ференц обращает молящие глаза на Эльзу, и та включает следующую песню. Я делаю проходку по кругу, расхаживаясь, и только вступаю в центр, как передо мной оказывается Кристо. Я невольно отшатываюсь: лицо у него — будто зарезать меня хочет. Глаза просто сверкают. Но вместо нападения он прищёлкивает пальцами и, глядя мне в глаза, начинает танец. Ноги его двигаются с такой скоростью, что, кажется, сейчас косой заплетутся. Кеды щёлкают немногим хуже ботинок — у меня звук получается и тише, и глуше. Мне кажется, что уголки рта у Кристо чуть приподняты, словно в насмешке, и я встаю напротив, подхватывая его движения. Мы двигаемся по окружности, вокруг невидимой оси, кружим, как два волка перед боем. Иногда «фигура» мне незнакома, и тогда я делаю другую. Иногда движение начинается так же, как другое, и я ошибаюсь. Тогда уголки губ у Кристо снова подрагивают, но я я вызовом гляжу на него и довожу свою «фигуру» до конца. Мы кружим, щёлкая кедами по паркету, сменяя одно стремительное и сложное па другим. Я чувствую, как взмокла на мне чистая майка: для меня этот танец всё ещё непривычен, слишком быстр, слишком сложен. Резко болят икры, но чёрт спляши на моей могиле, если я дам этому сопляку обставить меня в моём ремесле! И я держу темп, держу рисунок, держу взгляд.

Пока, наконец, Кристо не даёт финальную дробь, вскинув руки птичьими крыльями, и мы не останавливаемся друг напротив друга.

Музыка, кажется, давно смолкла; в тишине отлично слышно, как тяжело мы оба дышим. Кристо улыбается — широко, белозубо, по-мальчишески солнечно. Он усаживается — почти валится — прямо на пол, и я валюсь тоже. Мы не в состоянии сейчас куда-либо идти. Даже до ближайших кресел. Кажется, я тоже улыбаюсь.

Невероятно! — восклицает наконец Ференц. — Бесподобно! Немыслимо! Никогда не видел ничего подобного! Кристо, Лилиана, милые мои, вы сами не понимаете, что вы такое! Могу поклясться всем святым для меня, за всю свою жизнь не видел пары прекрасней, танца пламенней и виртуозней! Смотрите: я плачу! Я не могу сдержать слёз! Браво, мои милые, браво!

Кристо, обернувшись в его сторону, изображает рукой что-то вроде молодцеватого взмаха шляпой.

Дружочек, — стенаю я в сторону Эльзы. — Я хочу на кресло. Помоги мне, а?

Луна, луна, скройся! Гл.9: 6 комментариев

  1. »
    /* Style Definitions */
    table.MsoNormalTable
    {mso-style-name:”Обычная таблица”;
    mso-tstyle-rowband-size:0;
    mso-tstyle-colband-size:0;
    mso-style-noshow:yes;
    mso-style-parent:”»;
    mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
    mso-para-margin:0cm;
    mso-para-margin-bottom:.0001pt;
    mso-pagination:widow-orphan;
    font-size:10.0pt;
    font-family:”Times New Roman”;
    mso-ansi-language:#0400;
    mso-fareast-language:#0400;
    mso-bidi-language:#0400;}» — «Лихо закручен сюжет!» (фраза из кинокомедии «Сеньор Робинзон») 😉

  2. Лилит, я поздравляю Вас с победой в конкурсе на Рифмере. Удачи!

  3. @ Лилит Мазикина:
    Но мне по итогам года за последний конкурс пришло на почту. Они мне присылают. Иногда приглашают судить конкурсы. Но времени нет. я почти не соглашаюсь. А это сообщение на той неделе увидела.. Там первое место.

  4. @ Лилит Мазикина:
    Тогда посмотри. Они требуют номер телефона премию переслать. Вот нерадивые конкурсанты. Удачи.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Я не робот (кликните в поле слева до появления галочки)