Времена, когда люди ездили на лошадях с бубенцами и жили в деревянных избах с русской печью, давно прошли, оставшись разве что только в памяти наших прадедушек и прабабушек. Я же совершенно городской мальчишка. Можно сказать, что я с самых пелёнок привык к звучному рыку автомобильного двигателя да и в паутине запутанных городских улиц я, признаться, чувствую себя вполне уютно, вполне по-домашнему…
Мне в моём городе, сколько себя помню, всегда было спокойно. Даже в самые суровые и неприветливые ночи, потому что они никогда не бывают тёмными и холодными. Едва ночная мгла опустит свой ночной саван над моим родным городом, как тут же его многочисленные улочки окрашиваются в фантастические цвета электрических ламп всевозможных вывесок и рекламных щитов. Город, погружённый в сумерки, становится словно препоясан золотистой змейкой уличных фонарей, точно подчёркивая свою монолитную стать. А жёлтые глаза его холодных домов-многоэтажек гордо и надменно глядят в темноту, как-бы споря со светом далёких звёзд, сияющих где-то далеко-далеко в вышине, потерянных в пространстве спокойного ночного неба…
Впрочем, в городе о звёздах мало кто думает, а всё наверное потому, что нам, горожанам, вполне и нашего, электрического, света хватает на наши нескончаемые делишки. Да и, по правде сказать, я бы тоже ни о чём таком не думал, если бы однажды, (как это иногда случается), в нашем доме (всего лишь на один вечер) не отключили свет.
Признаюсь, что до этого момента я вообще не знал, что такое может быть! Попросту говоря, в нашей квартире даже свечи не нашлось для такого случая и я спешно был отправлен мамой к нашему дворнику — деду Ване, который жил не первом этаже в квартире номер три.
Скажу честно, деда Ваню я не любил и даже не здоровался с ним, потому что он был какой-то очень странный. Например, зимою он долго мог стоять под падающими хлопьями снега с закрытыми глазами, запрокинув голову наверх и что-то при этом бубня. А по осени он мог танцевать с падающими листьями в унисон, обняв свою метлу…
В общем, странный старик этот деда Ваня…
Однако, чтобы я про него ни думал и как бы я к нему ни относился, в этот непривычно тёмный и тихий вечер мне пришлось идти к этому странному человеку просить свечу.
Накинув кофту, я легко выскользнул за дверь и тонкой тенью скатился вниз по перилам. В подъезде было до жути темно, так что особого желания копошиться на лестничной площадке не было. Очень ритмично я своим кулаком побарабанил в нужную дверь и тут же отпрянул от неё на пару шагов назад, обдумывая что сказать. Старик дверь не отварил и я хотел-было снова постучать, но заметил, что дверь не заперта…
-Дед Вань, — робко просунул я свою голову в щель, — а дед Вань? Ты дома?
-Тута я, — раздался добрый старческий голос и шарканье домашних тапок в дальней комнате, от чего мне стало как-то внутри спокойней и даже светлее, — Тут, внучек, входи…
-Нам бы свечку, дед Вань, — всё так же робко переступая порог, протараторил я, — Темно, а свет, сказали, только после полуночи дадут… — Дверь закрывать я не спешил.
-Э-эх, — подошёл ко мне старик и досадно покачал косматой своей головой, — горожане… Э-эх, — ещё раз досадно вздохнул он, — молодёжь… Ты эта, — сказал старик, улыбаясь и протягивая мне свечу, которую держал в тонкой своей ладошке, — Юнисий…
-Юниций, — поправил я его, потому как не любил, когда моё редкое имя кто-то коверкал.
-Да какая разница! — Отмахнулся дед Ваня от моего замечания свободной ладошкой как от мухи, — Ты, внучек, проходи в избу, пока я за свечками-то схожу…
-Как? — Чуть осевшим голосом проронил я и уставился на бледное старческое лицо, — Куда сходишь? Разве они у тебя не дома?
-А? Что? — Словно не расслышал меня дед, — Ты проходи, проходи… — Сунул он в мою руку зажжённую свечу, — Не стой тут, — И он любовно отодвинул меня от двери, за которой в следующий миг скрылся.
Делать нечего. Я разулся и прошёл на кухню, откуда до моего слуха доносилось робкое не то дзиньканье, не то бульканье, не то треньканье…
Вошёл в кухню, а звука как не бывало. Тишина как в склепе. Я даже подумал, что это у меня от страха в ушах зазвенело, а теперь всё прошло…
Осмотрев очень скромно обставленную хозяйскую кухню, (из мебели здесь у деда Вани имелось всего-то три деревянных табуретки да грубый угловатый стол), я опустился на табуретку, прислонившись поясницей к тёплой батарее. В этой чужой и, по сути, пустой комнатёнке мне казалось, что время стоит на месте. Только тоненький огонёчек парафиновой свечки оттенял мои тревожные мысли и радовал взгляд. Наблюдая за движением свечного огонька, я немного позабылся и снова моего слуха коснулся прозрачный, едва уловимый, дзинькующий звук. Я напряжённо огляделся по сторонам и вдруг вся комната озарилась мягким свечением. Деда Ваня вошёл в кухню с двумя большими горящими свечами:
-На-ка, — сказал он мне, протягивая обе свечи, — Держи-ка…
-С-пасибо, — чуть заикаясь выдавил из себя я и поднялся, готовый уйти.
Однако тонкий звон незримых колокольчиков остановил меня и я, не успев выйти из кухни, повернулся лицом к деду Ване:
-Дед Вань, — промолвил я, запинаясь на каждом произносимом звуке так, как запинается вызванный к доске ученик, не выучивший урок, — а ты… Ты… Ты ничего не слышишь? — И я, чтобы скрыть своё смущение опустил свечи пониже так, чтобы лицо оставалось в тени…
-Ах это… — улыбнулся старик и не спеша вынул из-за пазухи крохотный медный бубенчик, — Это бубенчик… Он звенит, когда чувствует прикосновение света…
-Огонёк свечи что ли, — косо поглядывая на медный колокольчик, уточнил я у деда Вани, — дзинькать его заставляет?
-Э-нет! — Хитро улыбнулся дед, положив мне на плечо старческую свою ладошку, — Бубенчик звенит тогда, когда к тебе свет близок, а когда свет далёк от тебя и ты весь во тьме, то молчит твой бубенчик… Не услышишь ты его…
-Хех, — усмехнулся я и тут же заметил, — Так ведь город же… Тут всегда светло как днём, а вот звон я услыхал только теперь и при чём в темноте…
-Эх, мальчишка! -Покачал седой своей головой деда Ваня, — То-то и оно! Слепят городские огни людские сердца и думают люди, что свет кругом, а того не ведают они, что свет этот искусственный лишь тьма… И колокольчики их медные молчат, не дзинькают… — Замолчав на мгновение, старик продолжил, — Лишь иногда, утомившись от движения и остановившись где-нибудь в тёмном уголке своей души, человечек начинает слышать медный бубенчик своей совести, пробуждённой прикосновением светлой мысли о Вечности, о Боге или просто о смысле настоящего мгновения…
Я смотрел на старика с дерзкой ухмылкой на тонких губах и ловил себя на мысли, что наш дворник и вправду сумасшедший. Его слова так сильно меня раздражали, что я едва сдерживал в себе желание сказать ему, старому человеку, что-нибудь оскорбительное. Вместо этого я резко отвернулся от него и очень быстро поспешил прочь. Уходя, я слышал, как старик говорил мне во след:
-Нынче ещё труднее слышать звон бубенцов, чем в мою бытность… Их голос перекрывает шум утекающего времени, но ты, Юнисий, ты услышал, а значит скоро найдёшь свой медный бубенчик…
Принёс я домой эти две свечи и отдал их маме, а сам удалился в тёмную комнату. Задремав, я увидел во сне свечку, тоненькое пламя которой ласкало медный бубенчик. А бубенчик, в свою очередь, тихонечко дзинькал и от переливающегося его дзиньканья становилось всё светлее и светлее. Наконец этот мягкий свет разлился в чудесный новый день, напоенный несказанной радостью.
Я проснулся другим. И хотя времена, когда наши прадедушки и прабабушки жили в избах с русской печью и ездили на тройке с бубенцами, прошли, звон медного колокольчика пробуждённой души можно слышать и теперь. Теперь я чувствую себя уютно только тогда, когда слышу внутри себя (в суете ли жизненных тревог, в тишине ли умиротворённого уединения) тихое дзиньканье своего бубенчика. Он своим неуловимым чистым звоном словно воспламеняет фитиль моей души и всё вокруг преображается. Иногда я могу казаться странным, но странность эта и есть то подлинное, что так легко потерять в суете шумного многоликого города.
23.12.2010г., г.Наро-Фоминск, СаЮНи