Мы сдружились с ней как-то незаметно. В первый класс нас привели мамы, в ее шикарных густых каштановых косах красовались белые пушистые банты, я с короткой стрижкой была похожа на упитанного мальчишку, но почему-то в платье. Нас поставили на торжественной линейке друг за другом, ее с рыжим веснушчатым пацаненком с выразительно-наглыми глазами и экзотической фамилией Хаджи, меня с соседом Юркой. В классе она сидела за мной, и весь первый урок задавала мне бесконечные вопросы. Учительница сделала нам замечание, и вопросы прекратились до перемены. На перемене выяснилось, что звать ее Ира, живет она совсем рядом в новом 14-этажном доме на втором этаже с мамой и старшим братом, отца у них нет, зато мама работает на «сладкой» конфетной фабрике. После уроков меня встречала бабушка, а она осталась в школе на продленке. На следующий день бабушка, не вынеся моих рыданий, записала меня на продленку — невозможно было сидеть дома, потому что хотелось быть там, с ней.
Вскоре мы стали с Ирой заклятыми друзьями. Ссорились мы часто, из-за всякой детской ерунды, иногда дрались, вернее, Ирка меня лупила. Училась она плохо, а у меня были пятерки. Я ей помогала. Часто она сидела у меня дома, или я ходила к ней. Она очень хорошо рисовала, к чему у меня совершенно не было способностей, поэтому на уроках рисования она отдувалась за двоих. Бабушка не одобряла нашей дружбы, но впервые я проявила характер, и меня оставили в покое.
Мы вместе собирали макулатуру по домам, ездили в трудовые лагеря, выжигали по дереву, готовя подарок ко дню учителя, при этом все время ссорились и мирились. Однажды Ирка порвала мне школьный фартук, опровергая мое утверждение о том, что она татарка. Глаза у нее были раскосые, кожа смуглая, никто не сомневался в наличии у нее восточных кровей, но Ирку это открытие привело в бешенство. Досталось мне по полной, даже очки были разбиты вдребезги. Бабушка долго причитала, допытывалась, что да как, но я молчала, и ее догадки так и остались догадками.
Семья их жила небогато. Мама воспитывала Ирку в строгости. Брат ее поколачивал за плохие оценки, и Ирка его жутко боялась. Но несмотря на это она начала курить в 7 классе. Правда, брат в то время служил в армии, и контроль был ослаблен. Ирка очень боялась возвращения брата из армии, за два года она отвыкла от неусыпного контроля, да и учебу подзапустила. Но брат, вернувшись из армии, в корне изменил свою политику. Иркиным дневником не интересовался, гулял, отдыхал и устраивал личную жизнь.
Ирка всегда завидовала моей «свободе», ведь я жила с бабушкой, никаких братьев и в помине не было. А за то, что я училась, как проклятая, Ирка называла меня в рифму «ботанкой».
Она умела заводить знакомства, выходить из трудных ситуаций, была шустрой не по годам, очень симпатичной и острой на язык. Я со своей скромной внешностью, молчаливостью и вечной зубрежкой была серым фоном для яркой и раскрепощенной подруги.
Закончив восьмилетку, Ирка ушла из школы и поступила в медицинское училище. Мы продолжали дружить, но виделись все реже. У нее началась взрослая жизнь, я шла на медаль, времени не было. После окончания школы моей бабули не стало, я переехала из центра на окраину к матери, пути наши окончательно разошлись.
Прошло много лет. В моей квартире раздался телефонный звонок. Мужчина представился Игорем, мужем Иры, попросил о встрече. Я, конечно, согласилась. И я узнала историю недолгой Иркиной жизни.
Она выскочила замуж рано, родила двоих детей, мальчика и девочку, как и хотела. Работала медсестрой в больнице, жила весело и беззаботно, со временем стала попивать, сначала понемногу потом больше и больше. Муж боролся за нее, пытался лечить, прятал деньги, но бесполезно. Ирка из хохотушки и острячки превратилась в монстра-алкоголичку. Дети ее боялись, брат отрекся, мать умерла. Последним не выдержал муж. Он забрал детей и ушел. Ирка восприняла это, как освобождение, пустилась во все тяжкие. Но потом поняла, что потеряла, но было поздно — ни дети, ни муж не хотели ее видеть. Она осталась совершенно одна.
Через год ее нашли замерзшей во дворе своего дома. В квартире муж обнаружил под телефоном клочок бумаги с моим номером. Но она мне не звонила. Не успела или не решилась – теперь не узнать.
Почему так сложилась ее судьба, можно ли было ей помочь – не знаю. Только гложет чувство вины – ведь мы всегда были вместе, почему, почему я оставила ее, такую сильную и приспособленную к жизни, одну в этом мире. Может, как раз моя слабость и терпение были тем стержнем, который поддерживали ее в жизни. Ведь именно мне она хотела позвонить, предчувствуя конец.
Ирка, дорогая моя Ирка, прости меня.