Влад заблудился. Вообще он хорошо ориентировался в лесу, а здесь как будто леший его закрутил. И главное, места хоженые, и знакомые, заходил в лес – толпа народу. Куда голову не повернешь – везде яркие куртки мелькают. Грибы после жаркого лета только сейчас подбросили свои шляпы над травой.
И вот люди куда-то делись. Вроде крики остались, а пойдешь – нет никого. И так кругами, кругами до самого вечера. И смеркается уже.
За плечами рюкзак доверху грибами загруженный, корзина в руке, тоже полная.
Смотрит Влад, вроде светится что-то за деревьями. Вышел, стоит домик небольшой за изгородью, на берегу речушки.
Прошел Влад в калитку, постучал в дверь.
Голос женский:
— Сережа, ты?
— Нет, — говорит Влад, — заблудился я. Не покажите дорогу?
Открывает девушка в юбке цветастой, блузке белой, на плечах шаль. И на Влада смотрит. А в глазах грусть такая, что слезу давит.
— Заплутал я, не подскажите, как до станции дойти? – проглотив слезу, нарушил молчание Влад.
— Куда же вы пойдете? Ночь на дворе, оставайтесь, — говорит девушка.
— Неудобно как-то. А далеко до станции?- спросил Влад, а живот пропел голодную руладу, бутерброды он еще днем съел.
— Далеко… Да и электричек уже не будет. Вы, наверное, есть хотите. Проходите.
Влад зашел. Свободные сени. Комнатка теплая, чистая. Стол посреди комнаты, на столе керосинка светится.
— Грибы в сенях оставьте. Там холоднее, чтоб не зачервивели. Сейчас поужинаем, почистим.
Влад скинул сапоги, помыл руки. Села за стол. И так спокойно, уютно ему стало, будто домой вернулся.
А девушка по хозяйству суетится. Достала из печи чугунок, принесла огурцов да грибов соленых, самогонки банку.
— Я, — говорит, — одна живу, – и вздыхает, — муж ушел и не вернулся.
— Давно ушел? — поинтересовался Влад.
— В начале месяца.
— А вы в милицию заявляли?
— Да что в милицию, я знаю, к кому он ушел.
Влад огляделся. Четверть комнаты печь занимает, за печкой окно в лес, под окном сундук большой. По другой стене два окна на речку и кровать в углу, над изголовьем икона, лампадка теплится и ниже календарь на тетрадь большую похожий. Присмотрелся Влад – календарь рукописный. Август вверху страницы красиво выведен.
«Как август? – думает Влад. – Сентябрь вроде заканчивается»
Числа особенные, значительные кажется. Десять тысяч девятьсот пятьдесят первое подчеркнуто.
«Ни хрена себе! Это сколько же у нее август длиться?»
Посмотрел на девушку. Нет, не может быть. Молодая она для бесконечного августа.
— Как же вы здесь живете? – спрашивает.
— Да так и живу. Ожиданием живу. Грибы, ягоды собираю. Когда снег идет, читаю.
— И часто у вас в августе снег идет?
— Бывает.
Хозяйка поставила тарелки, стопки, положила ложки, села рядом.
— Вы угощайтесь.
И открыла чугунок. Ирреальность ситуации растворилась в клубах пара, исходящего от картошки.
— А год-то сейчас какой?.. – спросил Влад и замялся.
— Тося меня зовут, — представилась хозяйка.
— А меня Влад.
— Вы на Сережу моего очень похожи, — проговорила Тося и вздохнула. – Я уж думала, он вернулся. Сюда редко кто заходит… А года-то я в ожидании не считаю. У меня август. Он ушел и август не кончается.
«Бесовщина какая-то, — весело подумал Влад, налегая на обжигающе-горячую картошку.
Прислушался к себе. Никакого беспокойства. Хорошо и всё.
«А почему бесовщина? Вот сила у женщины, мужик сбежал, а она ждет. Так и застыла в ожидании».
— А чем живете, Тося?
— За лесом присматриваю. Лесничиха, то есть. Деньги небольшие, но хватает. Здесь за домом огородик небольшой. И лес кормит.
— Не скучно?
— Некогда скучать.
— Далеко до станции?
— Километров восемь. По речке сначала, а там тропка налево, — Тося вздохнула. — Налево…
Как оказался в постели хозяйки Влад не понял.
Утром встал, как свет за окном забрезжил, побросал в рюкзак перебранные и отваренные грибы, взял корзину, чмокнул Тосю в лоб и ушел.
У мостика через реку, где начиналась тропа налево, валялся мужик, в рваном ватнике, грязных джинсах, огромных резиновых сапогах. Влад хотел подойти, но появилась бабка в таком же драном ватнике.
— Вот где разлегся, окаянный!
Мужик зашевелился.
— Что ты все окаянный, да окаянный? Сергей Василич, пожалуйста, — отозвался пьяным голосом мужик, сел и озирается.
Длинные седые спутанные волосы, борода торчком, лицо морщинистое.
— Слышь парень, похмелиться не богат? – окликнул дедок Влада.
А Влад остолбенел. Как на себя старого посмотрел. Тот же нос, те же глаза. Голос.
Влад покачал головой: нет.
Бабка подскочила и хрясь деду затрещину:
— Я тебе дам, старый, опохмелиться, черт полосатый!
— У-у, — заворочался дед, обороняясь, — что на тебе дуре женился? Вот Тоська баба была! Добрая…
— Я тебе такую Тосю сейчас покажу, опохмеляться расхочешь!
И баба корзиной отоварила незадачливого мужа по макушке, сыроежки во все стороны поскакали.
Влад пошел, слушая ругательства.
«Тося, Тося, — ворочалось в нем. – Редкое имя. Сережа… Вот и нашелся Сережа».
За городской суетой забылись странные события, только под сердцем иногда царапало: Тося, Тося. Влад вспоминал ее, и хотелось заблудиться. Но возникало эхом: «Сережа, ты?» Сережу она ждет. Того, кого уже стерли терки месяцев. А как хочется, чтобы тебя ждали. Так ждали. Ждали именно тебя.
Через месяц Влад засобирался по грибы. Не придумал ничего лучшего чем заехать в те же места.
Побродил, побродил, нет грибов. Чекушку выпил, поел и к дому засобирался. А не выйти. Смотрит, места знакомые: речка да домик за изгородью.
Постучал. Тут же Тосин голос:
— Ты, Влад?
— Да…
Прошел, сапоги снял, за стол сел. Хорошо, тепло, спокойно.
Под иконой календарь новый висит. Сентябрь написано. Пятьдесят третье.
Тося рядом села, обняла.
— Вернулся? – спрашивает.
— Насовсем, — ответил Влад. – Кончились бесконечные месяцы.