Дневник.
«15 мая.
Милая моя Ванесса!
К тебе будут обращены все строки моего дневника, моих скудных и бессвязных записок, ибо Аполлон и греческие музы обделили меня даром красивого слова, а наш христианский бог забыл вложить мне разум в голову. Но я знаю: если ты прочтёшь когда-либо моё послание, то поверишь. Да, ты будешь единственной, кто поверит в этот странный бред! А я останусь пленницей в замке Старлингкасел и буду вспоминать, как детьми мы целовались, спрятавшись в саду от гувернанток.
Прощай, моя любимая, моя Ванесса. Сладок был запретный плод нашего союза, но, увы, я в жертву мужу своему приношу тот невинный дар, что девственностью зовётся. Мой супруг сейчас спит рядом. И я боюсь его, как крольчонок боится волка. Боюсь его косматой гривы и сизых крыльев за спиной. Представляешь, никто, кроме меня, этих отростков с перьями не видит. Ни его сестра, ни экономка. Они лишь с ужасом посмотрели на меня, когда я спросила графа Милдфорда: «Скажите, сэр, а вам крылья спать не мешают?» Мой жених тогда рассмеялся и ответил: «А вам нимб на голову не давит?» Я посмотрела на себя в зеркало, но клянусь, моя милая, моя сахарно-миндальная Ванесса, я не увидела у себя никакого нимба. Мне становится жутко оттого, как странно порой выражается граф Милдфорд.
Прошёл месяц с тех пор, как я покинула отчий дом и отправилась в Старлингкасел. И как мои достопочтенные родители могли поступить столь опрометчиво и отпустить меня одну за тридевять земель, да не просто отпустить, а отпустить к совершенно незнакомому человеку! Долго эти тягостные думы терзали меня, пока случай не наполнил светом комнату, полную темноты. Однажды, может, через неделю после моего приезда, я подслушала разговор графа Милдфорд и трофейной головы оленя и узнала, что, оказывается, брачный контракт был подписан уже давно – задолго до моего рождения. Представляешь, моя восхитительная Ванесса, уже когда мы дарили друг другу последние страстно-невинные поцелуи в вишнёвом саду, уже тогда он был моим полноправным мужем, властелином! Ужас, не правда ли, моя милая? Никто не устроил мне красивой свадьбы в церкви Святой Маргариты. От меня просто избавились!
Мне не хочется утомлять тебя, моя прекрасная, как спелый персик, Ванесса, описанием неприятных дорожных приключений, поэтому я сразу же перейду к знакомству с замком. Его размеры впечатляют, наверное, мне никогда не обойти его полностью и не изучить все комнаты и коридоры. Он как будто даже больше, чем Лувр во Франции! Хотя, возможно, так мне показалось из-за густого тумана, окутавшего сию чёрную громаду утром, когда я прибыла в карете. Замок мрачен, как и окружающий его лес, а химеры, притаившиеся на стенах, выглядят живыми. Не понимаю, моя солнечно-ветреная Ванесса, как хозяева могут жить под крышей, украшенной такими чудовищами! Не удивлюсь, если по ночам крылатые статуи оживают и в диком танце скользят над замком. Я думала, что в первый же вечер мне представится возможность это проверить, была уверена, что их дьявольские крики услышу даже из своей спальни. Но — ничего. Быть может, они догадались, что мне известна их тайна.
Что касается, графа Мидлфорд и его сестры, то их я не увидела в первый свой день в замке. Несколько часов я просидела в библиотеке (это место навевает лишь уныние), успела пообедать и отужинать, а после сидела в гостиной у камина, но хозяева ни разу не составили мне компанию. Единственный человек, с которым я общалась, — это экономка. Дама высокого роста, в тёмно-зелёном платье. От неё пахнет спиртом. И её кислое лицо говорило, что она не обрадовалась моему приезду. Надеюсь, мне не придётся часто терпеть её общество!
О, Ванесса, Ванесса, этот замок – очень странное место! Мне не разрешили взять с собой служанку, мою верную Клотильду. Кто же поможет мне вечером раздеться, а утром одеться? Но это ещё не все ужасы, приключившиеся со мной. Ах, моя малинно-земляничная, когда я приехала к замку, никто не поспешил подойти к карете и открыть мне дверцу, помочь спуститься, я всё сделала сама! А выйдя, я не увидела кучера на козлах, и слуга не появился, чтобы донести мои чемоданы до дверей, я десять минут ждала, пока кто-нибудь выйдет меня встречать. Наконец, за мной пришли недовольная экономка и слуга без ливреи…
Это место такое неприветливое. Я постоянно чувствую, что нечто давит на меня, желая превратить в порошок и развеять по ветру… Портреты, развешенные в каждом помещении (даже ванной комнате), кажутся мне живыми, по-моему, они наблюдают! Один из них висит прямо над столом, за которым я пишу тебе. Я не смотрю на картину, но чувствую изучающий взгляд мужчины, одетого по моде прошлого века. Хотела бы я знать, кто он? И кому доложит он о моих стараниях? О, милая моя возлюбленная, как страшно мне!
Только что из коридора донёсся какой-то странный звук. Похоже на скрежет. Но что это может быть? Лучше мне отправиться спать прямо сейчас, не дожидаясь служанки, если она, конечно, собирается прийти.
Обещаю, дорогая, завтра я расскажу тебе подробнее о замке и его обитателях, если встречу таковых. Надеюсь, что среди них найдётся человек, который отнесёт письмо на почту – ведь как-то же ты должна узнать, что я нуждаюсь в помощи! Только бы не было слишком поздно!
17 мая.
На стуле меня ожидало простенькое жёлтое платье – без оборок, без кружев, без бисера или вышивки – и одна нижняя юбка. Оглядевшись, я поняла, что ночью чья-то заботливая рука унесла синее платье, в котором я приехала. А вместе с ним пропало и моё драгоценное письмо к тебе, моя милая Ванесса – я набросала несколько строк перед сном. Думаю, хозяева его уже прочли и теперь я пребываю в ещё большей опасности, чем раньше. Но всё по порядку!
Я облачилась в нищенский наряд и, выйдя из комнаты, сразу же натолкнулась на графа Милдфорд. О, неужели он подкарауливал меня?! Граф Милдфорд оказался не похожим на образ, созданный моим воображением. Я ожидала встретить мужчину в летах, чьи волосы цвета вороного пера уже чуть тронуты сединой, а глаза его должны были бы выглядывать из-под нависающих густых бровей, но вместо него я встретила приятного молодого человека: светловолосого, с ясными голубыми глазами… Конечно, написав «приятного», я ему польстила. При первом взгляде он и в самом деле был приятен, но потом, когда мы вышли из мрачного коридора, я поняла, что он ужасен. Он был не молод, но и не стар. Цвет его волос походил на прокисшее молоко, посыпанное пшеницей, а глаза излучали холод. Но больше всего меня поразили большие чёрные птичьи крылья за его спиной! Он казался одной из оживших статуй, что восседали на выступах стен замка.
«Надеюсь, вы простите мне то, что я не смог встретить вас вчера? Уверяю вас: у меня на то имелись серьёзные причины, о которых, увы, я не могу сообщить вам, чтобы удовлетворить ваше любопытство. Позвольте мне загладить свою вину и показать вам ваши новые владения, моя дорогая, моя великолепная, моя благословенная супруга».
Это было ужасно, но в то же время и прекрасно. Граф Милдфорд опустился передо мною на одно колено и, ласково взяв мою руку, поцеловал её. Его гигантские кроваво-чёрные крылья чуть задрожали и, словно став туманом, заполнили всё пространство вокруг нас. Они, как дым, медленно текли, поглощая всё, что встречалось на их пути. Мне показалось, что я задыхаюсь. А яркий свет, лившийся с потолка, ослеплял меня. Я почувствовала, что граф Милдфорд подхватил меня и вынес в сад. Он опустил меня на каменную скамью с подлокотниками в виде змей и, вожделенно глядя на меня, присел рядом на землю.
Наконец, мне стало лучше. Я снова могла видеть и дышать. Нас окружали кроваво-красные цветы, розы словно тянулись к нам и, уверена, если бы могли, обвили бы нас своими колючими веточками. Я сидела на чёрном плаще графа, которым он пожертвовал ради меня, а от иллюзорной скамейки не осталось ни следа. Сам граф — изысканный, в аккуратном тёмном сюртуке – опирался на трость и смотрел куда-то вдаль. Недалеко мелодично журчал ручей, а мой супруг что-то меланхолично рассказывал, но я не могу вспомнить, что именно он говорил. Вдруг он весь напрягся, и его белоснежные крылья тоже словно насторожились. И граф исчез: сначала растворились крылья, затем – и он сам. А я осталась в одиночестве на берегу бурной реки».
Письмо без даты, вложенное между страницами дневника.
«Моя милая Ванесса, прости, что пугаю тебя, но, боюсь, дела мои обстоят не так великолепно, как рассчитывали мои родители и я сама. Если ты сейчас читаешь эти строки, то, значит, я нашла возможность вырваться из замка и отправить письмо или же я, наконец, обрела союзника. Я не могу рассказать тебе всего – ты сочтёшь меня сумасшедшей или избалованной девчонкой, которая просто-напросто веселится. Поэтому я просто умоляю тебя помочь мне. Как угодно! Только забери меня из этого адского, проклятого, покинутого богом места!
Сегодня утром я отдала экономке, мисс Чайлфорд, новое письмо (то, что исчезло вместе с синим платьем, так и не нашлось) в надежде на то, что она передаст его кому-нибудь, кто поедет в город за провизией, а тот в свою очередь снесёт письмо на почту. Увы, но мисс Чайлфорд не на моей стороне — чуть позже я заметила, как экономка сжигала моё письмо. Она улыбалась омерзительной, нечеловеческой улыбкой. Впредь я буду остерегаться её, тем более, я уверена, что она прочла письмо и не простит мне нелестного отзыва о своей особе.
В замке явно творится что-то неладное. Это пугает меня. Не буду описывать тебе все ужасы моей жизни, иначе письмо получится слишком длинным, но я буду вести дневник, чтобы однажды, если время пощадит бумагу и чернила, все смогли узнать о бесчинствах графа Милдфорд, хозяина проклятого Старлингкасла. Если, конечно, я смогу отсюда выбраться.
Милая Ванесса, умолю, скажи моим родителям, что я нуждаюсь в их помощи, только они могут спасти меня. В этом доме происходит что-то странное. Ванесса, прошу тебя со слезами на глазах, прими меры для моего спасения!
Набросав эту записку, я буду всегда носить её с собой, под корсажем. Если у меня появился возможность – отправлю тебе.
Надеюсь, не будет слишком поздно.
Навеки вечные твоя и сердцем, и душой,
Твоя юная Кэролайн, что как птичка парила в облаках».
— Неужели вы действительно собираетесь всё это прочесть, моя милая? — раздался тихий голос, почти сливающийся с лёгким шелестом листьев.
— Почему бы и нет? Мне кажется, так будет лучше, — ответила Ванесса, немного бледноватая после недавно перенесённой болезни, но прекрасная, как набухающий бутон розы. Скоро она расцветёт, засверкает невиданной красотой, приковывающей, поражающей, словно стрела, самое сердце.
— Вы не возражаете, если я присяду? — осведомился граф Милдфорд и поспешно добавил: — Не беспокойтесь, я не буду мешать вашему чтению.
Ванесса улыбнулась. Граф, с такими же тёмно-каштановыми волосами, как и у девушки, присел на соседнюю скамейку, положив рядом трость с набалдашником в виде головы орла. Ванесса вновь погрузилась в чтение, а граф Милдфорд сидел с отстранённым взглядом и, казалось, вовсе не замечал своей бледно-очаровательной соседки.
Дневник
«18 мая.
Сегодня состоялся бал, костюмированный бал, на котором мне полагалось играть роль кухарки. Я сильно волновалась и переживала, может, даже сильнее, чем в ночь нашей первой тайной встречи, моя сахарная, моя сладкая Ванесса. Помнишь? Мы обе крались в тени деревьев, освещённых луной, крались, таились, словно преступницы, вздрагивали при каждом шорохе, даже шелест листьев нас пугал? И как сладостен, как упоителен был миг нашей встречи… Сегодня же мне казалось, что граф Милдфорд попытается меня унизить, раздавить, показать всем, какая я ничтожная и жалкая… Я не могу объяснить, что именно породило во мне подобные низкие мысли, ведь граф, хоть и вёл себя странно, пока ни разу не позволил себе выказать какое-либо неуважение и неудовольствие в мой адрес… Так или иначе, но это неприятное чувство исчезло, когда я встретилась с другими гостями.
Граф, как всегда, встретил меня у дверей моей опочивальни (замечу, что супруг мой не горел желанием слишком часто делить со мною ложе, и потому жила я одна) и проводил в бальный зал. Мне показалось, что на этот раз мы шли более длинным и извилистым путём, чем ранее, мимо мелькали незнакомые полотна: кладбищенские сцены, где сторож, седой и почти немощный, наклонялся к могиле, а сзади к нему тянулась костлявая рука. К счастью, картины вскоре остались позади, ибо мы ворвались в освещённый тысячью канделябров зал. И в зеркальном полу отражались огни, зловещие и радостные огни.
Мой крылатый супруг познакомил меня с гостями, странными и немного пугающими. Леди Фокси оказалась неприятной высокой дамой, облачённой лишь в меха. Да, моя милая Ванесса, лишь в меха. Прекрасные огненные меха покрывали её тело, подчёркивая его неземную и ненебесную красоту. Под руку её вёл рыжеволосый лорд Фокси с небольшими пёстрыми крыльями. Потом меня представили некому Артуру Ватерберри. Он поразил меня своей кислой миной и неучтивостью. Он словно был сделан из джема, мягкий, разлагающийся… В зале ещё присутствовали люди похожие на овец, на хитрых котов, на колючие цветы, и каждый смотрел на меня, как на диковинную игрушку.
Они танцевали, а я, одинокая, стояла в центре залы и чувствовала себя покинутой, брошенной игрушкой, и перед моими глазами возникала печальная картина: поле золотистой ржи, одинокое засохшее дерево и тёмно-фиолетовое небо, надвигающаяся гроза. А гости кружились вокруг меня, задевая своими пышными одеждами, царапающими, как шипы, обжигающими и жаром, и холодом. Мой бледный супруг сидел в кресле напротив и улыбался кровавыми губами. Его крылья, превратившись в серо-синеватый дым, стелились по полу, ползли, покрывали всё туманной дымкой, опьяняющей.
Я почувствовала себя нехорошо. Передо мной мелькали огни – сотни свечей будто кружились в диком танце — и люди. Всё поразительно быстро менялось, и мне уж казалось, что я на безумном венецианском карнавале, где по каналам скользят странные маски с перьями и блёстками.
Я сходила с ума. Кажется, я шаталась, шаталась, шаталась, я кружила по комнате, влекомая невидимым вихрем. Да, он подхватил меня, моя миндально-персиковая Ванесса, подхватил твою любовь жёсткими когтистыми лапами и завертел… И так продолжалось, пока я не упала. Я лежала и видела десятки ног, которые вытанцовывали фигуры. Они не останавливались, но лишь набирали ход. Без перерыва один танец следовал за другим, и я уже не понимала, что они танцуют.
Мне стало страшно. И тут же я почувствовала, как мой супруг поднял меня, моё обессилевшее, истощённое тело, и отнёс в комнату.
Утрам я проснулась со страшной мигренью и убийственным чувством стыда. Как я, порядочная девушка, могла позволить себе опуститься так низко: упасть и лежать в окружении развращённых людей, забывших все приличия? Как посмела я наблюдать и участвовать в этом безумии?»
— Кажется, гроза собирается, — мягко заметил граф Милдфорд. — Если вы позволите, я провожу вас до дома.
И в самом деле, с востока надвигались свинцовые тучи, как победоносное войско, они захватывали голубую гладь неба, окрашивая её в свои тона.
— Благодарю, — улыбнулась Ванесса.
Граф позволил юной леди опереться о свою руку, и вместе они покинули белую беседку, спустились с зелёного холма и прошли через небольшой сад, пестреющий недавно распустившимися цветами. В особняке Ванесса поспешно распрощалась с графом и, сославшись на головную боль, удалилась к себе.
Дневник.
«30 мая.
Этой ночью я видела нечто пугающее. Через два часа после полуночи граф Милдфорд покинул наше спальное ложе (тот редкий случай, когда он соизволил разделить со мной постель, хотя ни разу и не посмел прикоснуться ко мне, словно я была отвратительной холодной рептилией).
Я проснулась сразу же, как граф встал, и, дождавшись, когда он выйдет из спальни, последовала за ним, тихо ступая босыми ногами по холодному полу. Так мы взобрались по крутой лестнице на вершину башни – площадку, но камни её не были старыми, как и весь замок, и мох или плесень нигде не пробивались, камни были гладко отшлифованными и блестели в свете луны.
Моё сердце словно остановилось от ужаса, ибо откуда-то из тьмы, окружавшей замок плотным кольцом, вынырнуло чудовище и подошло к графу. Сиё уродливое создание имело огромные лапы, похожие на волчьи, только раза в три больше. Серая шерсть существа серебрилась, лунные блики танцевали на ней медленный танец, а семь янтарных глаз полыхали на его кошачьей морде, и четыре крыла росли на спине.
О, моя прекрасная, моя бесстрашная Ванесса, мне никогда не доводилось слышать о таком чудовище, и я не могла предположить, что подобное может существовать в нашем цивилизованном мире. О, как велик, как странен наш мир! И при одной мысли об этом я чувствую себя песчинкой, тонущей в океане других песчинок, мелких и незначительных.
Создание расправило крылья и, издав пронзительный крик, взмыло в воздух. Граф Милдфорд рассмеялся, скинул с себя всю одежду (я старалась не смотреть на его обнажённое тело) и полетел вслед за чудовищем. И хотя его кровавые крылья уступали в размерах крыльям ночного пришельца, но он ничуть не отставал от него, словно они были одной крови, свободные, страшные ночные птицы. Они оба быстро скрылись за горизонтом.
Утром я случайно услышала разговор двух служанок о том, что… »
Утомлённая чтением при свече, Ванесса отдалась в руки духов сна, и впервые за последние три месяца милостивые волшебники послали ей кошмар.
Чёрная рука схватила её за горло и трясла со страшной силой, приговаривая:
«Попались, мисс Милдфорд! Опять записываете свои мерзкие фантазии! Как у вас только рука поднимается такие гадости писать? Знаете что, Ванесса Милдфорд, я отберу у вас письменные принадлежности, а потом я вас накажу! О, вы у меня за всё получите, мерзкая девчонка! Бесстыдница!»
Ванесса проснулась, резко села в постели, чуть вскрикнув, и долго не могла прийти в себя, слушая учащённое биение собственного сердца. Чуть успокоившись, она снова легла, но заснула лишь, когда солнце показалось из-за горизонта.
«6 июня.
Словно колючая пустота обнимает, своими костлявыми пальцами царапает нежную кожу. Дрожь. И хочется раствориться, как морская соль, перестать существовать, иначе этот кошмар никогда не закончится, а будет склизкими лапами копаться в разуме, раздирая, отрывая кусочки и с наслаждением проглатывая их.
Моя милая, моя персиковая Ванесса, мне кажется, что я вот-вот сорвусь и полечу вниз, но я не птица, чтобы выпорхнуть из пропасти, подняться, воспарить, я не феникс, возрождающийся из пепла, я слабая, слабая, слабая гусеница, которая ползёт по чахлой веточке.
Сегодня граф, похожий на бледно-жёлтую луну в обрамлении тьмы, нежно взял мою трясущуюся руку, поцеловал, посмотрел мне в глаза и спросил:
«Дорогая Кэролайн, не желаете ли прогуляться со мной?»
Сахарно-миндалевая любовь моя, поверь, галантность графа внушала скользкий ужас, скребущий душу тоненькими коготками. Мне хотелось вырвать руку из его холодной, как смерть, хватки и бежать, пока сердце не разорвётся от бешеной гонки. Лишь бы оказаться как можно дальше от графа!
И не дожидаясь моего ответа, он повёл меня, потащил меня, безвольную, в подземелья. Да, под замком располагаются мрачные, чёрные и бесконечные туннели, маленькие комнатушки с низкими потолками, цепями и пауками с рубиновыми глазами. Они с вожделением смотрели на меня, тянули ко мне свои пушистые чёрные лапки… А мы всё шли и шли вниз, спускались по лестнице, и даже свет факелов не сопутствовал нам. Мы погружались в царство вечного мрака.
А потом… я увидела… Кровавые тени на стенах, липкие, кривые, брызги, похожие на крики. Я желала убежать, но колени подкашивались, тошнота подкатывала, а граф… Он улыбался, гладил когтистой рукой мои волосы, а потом повёл в центр огромной залы. У меня не хватало сил сопротивляться, я шла, как овца на заклание, мне чудилось, что ждёт меня мраморный алтарь…
И я проснулась. Ночью. Я сидела в своей постели, а одеяло было мокрым и липким. О, Ванесса! Страх заполнил всё моё существо…»
— Госпожа, граф Милдфорд желает вас видеть, — до сознания Ванессы донёсся мягкий голос служанки.
— Пригласите его сюда.
Граф Милдфорд появился почти сразу же. В своём вечном чёрном сюртуке, с тростью, едва сжимаемой ладонью в кожаной перчатке. И его светлые, как лик луны, волосы были аккуратно уложены.
— Добрый день, сударыня.
Ванесса кивнула и улыбнулась. Но после всего прочитанного граф Милдфорд уже не казался ей мягким, слабым и добрым человеком, как когда она увидела его впервые. Теперь она чувствовала в нём скрытую силу, заточённую, убранную подальше от глаз людских. Как может он после всех этих ужасов так ласково обращаться с ней, не гнать из своего дома, как прокажённую, как ядовитую змею, что ищет обнажённую лодыжку для укуса? О, он воистину великий человек. И Ванессе, испытывающей огромное чувство вины, захотелось встать на колени перед графом Милдфорд.
— Я очень рада, что вы пришли, — произнесла девушка. — Я как раз подобралась к последней истории… Не желаете ли прочесть вместе?
— Миледи, на самом деле, я как раз хотел предложить вам не читать последнюю запись. Она слишком… — граф чуть запнулся, подбирая правильное выражение. — Она может навредить вашему хрупкому здоровью.
Ванесса улыбнулась бледными губами.
— Я не смогу окончательно поправиться, если не прочту дневник до конца. Как можно излечиться, когда не знаешь всех особенностей своей болезни?
— Хорошо, миледи, прочтём вместе, — ответил граф, в душе согласный с Ванессой.
— В таком случае присядьте рядом, а я буду читать вслух.
«8 июня.
Я чувствую, что невидимые тучи сгущаются, сегодня ночью обязательно случится гроза, и молния пронзит моё сердце. Чувствую, липкие щупальца потихоньку обвивают меня. Я задыхаюсь, из комнаты будто высосали весь воздух.
С опозданием я спустилась к ужину. У меня кружилась голова, и платье казалось свинцовым, но всё-таки я пришла. Мой супруг сидел за пустым столом и долгое время после моего прихода хранил ужасающее молчание.
Наконец, в столовой появилась его сестра, блистающая своим обнажённым телом, даже не прикрытым лёгкой тканью. Она остановилась около графа и, опершись тонкой рукой о край стола, нагнулась к своему брату, прошептала что-то на ухо. Мой супруг удовлетворённо кивнул, и они оба удалились, оставив меня в гордом одиночестве. Невольно я предалась размышлениям о том, какое же ужасное представление приготовлено на этот вечер. Но вскоре появился дворецкий и проводил меня в бальную залу.
Всюду ярким пламенем горели свечи. И кровавые блики играли на зеркальном полу. Граф Милдфорд стоял в центре. Его глаза блестели подобно изумрудам, а огромные крылья за спиной казались сотканными из тумана. И его сестра превращалась в огромную тёмную, как болотная трясина, кошку. Я видела, как её тонкие пальцы покрывались шерстью, как изменялись глаза, становясь холодными и беспощадными.
«Моя прекрасная, моя несравненная, моя вечно испуганная и трясущаяся Кэролайн, как мило, что ты изволила присоединиться к нам!» — произнёс мой зловещий супруг и обратился к своей сестре, уже обернувшейся зверем с огромными когтями:
«Будь так добра».
Кошка, чудовище с длинным хвостом, похожим на хлыст, лениво поднялась и медленно побрела в мою сторону, словно всё происходящее уже случалось ни один раз и успело порядком утомить её.
Меня охватил ужас. Господи, думалось мне, неужели настал мой смертный час? Ах, за что? Ванесса! К тебе взываю в свой смертный час, моя сахарно-миндальная богиня, молю тебя, прошу тебя, не забывай свою первую любовь, так жестоко убиенную, павшую под ударами судьбы…
Но я не успела опомниться – о, счастье! Жива! — как кошка поднялась на задние лапы, передние положила на мои плечи и подвела меня к графу. И только тогда я заметила, что в руке граф Милдфорд сжимал сверкающий мёртвым светом кинжал.
«Ты была плохой, нехорошей девочкой, моя дорогая…»
И я видела жгучую ненависть в его глазах. Но что, что я такого сделала? За что мой супруг, тот, кому я отдалась, так яростно ненавидит меня?
И неожиданно я ощутила в своей руке холодную сталь. И помню, я кричала, кричала о том, как ненавижу, презираю его, проклинала за то, что он исковеркал мою жизнь, отобрал мою возлюбленную, мою сахарно-миндальную, мою горькую, мою сладкую…»
Ванесса в ужасе отбросила тетрадь, та уродливым комком приземлилась на пол и ещё несколько раз на прощанье шевельнула листами. Граф взволнованно сжал руку девушки, белую, дрожащую. Ванесса тряслась. Её губы были плотно сжаты. Она сопротивлялась рыданиям.
— Вы были правы, брат, — наконец, произнесла Ванесса, — я писала ужасные вещи.
— Всё в прошлом, — отозвался граф Милдфорд, — всё в прошлом. Теперь вам намного лучше, чем тогда…
— Быть может, вы были правы, говоря, что мне не стоит этого читать, — говорила Ванесса, не слушая брата, — как я теперь смогу жить спокойно? Ведь я называла тебя своим супругом и писала столь ужасные вещи…
— Не переживай, прошу тебя, то писала не ты, а злой дух, вселившийся в тебя. Это была не ты.
Ванесса с надеждой посмотрела на графа Милдфорд, но глаза его были холодны, как северные льды. Суровый. Неприступный. Каменный. Ванесса отшатнулась от него, ибо увидела, как за его спиной появляются огромные перепончатые крылья. И Ванессе казалось, что она падает в бездну, что острые когти тянут её, бездна, чёрная и страшная, засасывает, поглощает, обгладывает косточки ещё живого тела…
***
— Она сбежала во время прогулки, сэр. Ударила медсестру и убежала. Там вдалеке, за деревьями, есть небольшая лазейка в заборе. Всё забываю приказать её заделать. Ума не приложу, как мисс Милдфорд нашла её, но она выбралась за пределы больницы, добежала до реки… Мы только туфли нашли у забора, видимо, скинула…
Начальник больницы ещё что-то говорил, извинялся, виновато объяснял, захлёбывался смущением и страхом, и виной, но престарелый граф Милдфорд его уже не слушал. Рядом с ним, опустив голову, стоял граф Старлинг, молодой, но ужасающе печальный, словно повелитель уныния наложил на его светлое чело мрачное заклятие. Он казался мертвецом, лишь глаза его горели неистовым отчаянием.
Наконец, старик и молодой мужчина ушли, забирая с собой ядовитую дымку горечи, разочарования, грусти… и страха. Начальник больницы смог выдохнуть. Гроза обошла стороной.
Оба графа сели в карету, и та понесла их по августовским дорогам, по обочинам которых танцевала, подгоняемая ветром, ещё зелёная трава.
— Вы не виноваты, — неожиданно граф Милдфорд нарушил тишину, когда карета мчалась мимо реки. Джонотан Старглинг вздрогнул и перевёл загадочно-отстранённый взгляд с дверцы на седого, одетого в старомодное платье графа Милдфорд, посмотрел на него жалким, убитым взглядом преданной собаки, которая подвела своего господина.
— Если бы я не отправил её в психиатрическую лечебницу, то сейчас она была бы жива. О, будь я проклят, но у этой больницы такая хорошая репутация, я надеялся, что Ванессе станет лучше…
— Нет, — устало покачал головой граф Милдфорд. И его глаза, смотрящие из-под нависающих седых бровей, блеснули горечью, мимолётной, остывающей. — Моя дочь была обречена с самого рождения. Всё, абсолютно всё говорило, что она плохо кончит, умрёт молодой и несчастной.
— И безумной, — добавил со вздохом граф Старлинг.
— Да, безумной. Хотя я полагал, что ещё застану её в живых по возвращении из Индии… Расскажите мне, какой она была без меня?
— Она стала спокойнее. Во всяком случае, больше не кричала по ночам, нет, кричала, но очень редко. Она превратилась в замкнутую бледную тень, но вполне безобидную для окружающих. И почти не твердила про Кэролайн Бакстер, не проклинала вас, хотя иногда она со злобой смотрела на меня и тихо-тихо цедила сквозь зубы о том, что это моя вина, о том, что если бы я не попросил у вас её, Ванессы, руки, всё было бы иначе. Но она говорила так лишь пару раз, обычно молчала в моём присутствии, делала вид, что меня не существует. Иногда мне казалось, что в ней что-то надломилось, что ей скоро станет лучше, — медленно рассказывал граф Старлинг. — Но мои надежды… Это всё пустое. И я виноват, я должен был раньше найти её тетрадки, раньше прочесть весь тот сумбур, что туманом застилал её разум, а я нашёл их только за день до того, как пришло письмо из больницы… Если бы я был чуть расторопнее, то смог бы спасти ей жизнь.
— Если бы я был мягче к ней, когда она познакомилась с Кэролайн Бакстер, то, возможно… Я ведь полагаю, вам известно, что именно происходило между Ванессой и Кэролайн?
— Да. Ещё до того, как я сделал предложение, до меня доходили слухи… Между ними была связь, о которой неприлично говорить вслух.
Смущённые, оба мужчины замолчали. Граф Старлинг вновь задумался о том, в какого слепого дурака его превратила женская красота – да, Ванесса, несмотря на изъяны в душе, была самой очаровательной девушкой, какую Джонотану доводилось видеть. Хотя, может, именно эта преступная склонность к Кэролайн Бакстер и придала Ванессе особую прелесть, помогла распуститься самым красивым и редким цветком. А он, глупый, пал жертвой чар, направленных не на него. И вот, уж сколько лет прошло, а он всё без жены, холостяк, всё караулил, когда же Ванесса излечится, чтобы было нестыдно обвенчаться с нею… Джонотан Старлинг часто так думал. И в такие моменты ненавидел свою глупость, слабость. Но его всё равно неудержимо тянуло к Ванессе, так хотелось прикоснуться к её тонкой руке…
— Кэролайн Бакстер, — наконец, продолжил старик: — погибла случайно. Несчастный случай. Её сбросила лошадь, и мисс Бакстер сильно ударилась головой о камень, по склону скатилась в реку и утонула. Тогда я не позволил Ванессе пойти на похороны, не хотел, чтобы люди в округе шептались…
Граф Милдфорд вновь погрузился в молчание. Ехавший рядом с ним молодой мужчина лишь грустными глазами смотрел на пейзажи, мелькающие за окном.
— Это всего лишь бред сумасшедшей, бред несчастной безумной Ванессы, — пробормотал граф Старлинг, вновь вздохнул, словно на его шее висел тяжёлый камень, беспощадно тянущий вниз. Какой же всё-таки прекрасной, блистающей была Ванесса! Как жаль, что её тело уже покоится в земле…
— Полагаю, теперь вы захотите вернуться в Лондон, чтобы присмотреть новую невесту? — неожиданно предположил граф Милфорд.
— Новую? — удивился граф Старлинг. И сердце чуть дрогнуло от радости. Неужели жизнь ещё не кончена? Впрочем, всё кончено. Образ восхитительной Ванессы будет преследовать его до последнего вздоха, пока мозг не умрёт, а кровь не остынет.
— Человеку вашего положения необходимо иметь жену. И то, что моя Ванесса умерла, не должно отразиться на вашей жизни. Забудьте, живите дальше, — и глаза графа Милдфорд, суровые и беспощадные, словно приказывали. Джонотан Старлинг не отважился возразить и попросить о разрешении ещё раз прогуляться к могиле Ванессы, чтобы проститься… Что ж, пусть забудется, пусть испарится, пусть прах развеется.
И граф Старлинг, в душе которого вдруг поселился ужас перед графом Милдфорд, погрузился в размышления о больном мире, порождённом фантазией Ванессы…
…добежала до реки, босыми ногами касаясь травы, на которой ещё не высохла роса, остановилась. Крупинки песка врезались в ступни, легонько, мягко.
Тишина и покой. Даже ветер не дует, словно всё погрузилось в вечный сон.
Ванесса ступает в воду, но тут же отдёргивает ногу. В реке плавает нечто странное: то ли огромная уродливая рыба, то ли труп. Оно плывёт и едва шевелит плавниками, а следом за ним движутся, несомые слабым потоком, свечи на листьях кувшинки. И дьявольским кажется их спокойное пламя. То ли морское чудовище, то ли мёртвое тело замирает перед Ванессой.
— Иди же ко мне, прекрасная дева, иди, я твой крылатый муж, я желаю забрать тебя…
И страшное создание встаёт, поднимается, а с него ручьями стекает кровавая вода. И нечто, в чьих загадочных очертаниях угадываются фигура и лицо того, с кем была тайно обвенчана девушка, с кем разделила брачное ложе.
Закрыв глаза, она входит в реку. Вдруг поднимается ветер, волны разъяряются, накидываются на жертву и, открывая клыкастый рот из водорослей и гнилых веток, поглощают её.