Алексей Курганов.
Игорёк и его бабушка (рассказ).
Шестилетний Игорёк твёрдо знает: у его бабушки – самый большой среди всех других людей и бабушек мозг ( о том, что бабушки тоже люди, и поэтому выделять их в совершенно обособленную от других гомо сапиенсов группу не совсем тактично с эстетической точки зрения, Игорёк как-то не задумывается. Да и было бы о чём!). И ничего смешного и удивительного в её мозге нет! А самый большой он потому, что бабушка постоянно думает. С самого раннего утра и до самой поздней ночи. А, может, даже и во сне. А чего ей? Ночь, тишина. Очень приятно. Лежи себе и думай.
Вот, например, скажет ей он, Игорёк:
— Бабушка, а есть чего-нибудь покушать?
А она в ответ всплеснёт руками и начинает ахать:
— Ах! – говорит бабушка. — Ты опять жрать хочешь? А я и думаю – чего притих? Может, понос прохватил? Никаких харчей на тебя, проглота, не напасёшься! Только что ж недавно ел! Вчера вечером! И вообще я думала, что тебя уже покормили!
Вот видите – она думала! Хотя, интересно, чего тут думать, если все ушли, кто на работу, кто учиться, и в доме никого, кроме него, Игорька, и её, бабушки, нет. Но всё равно нужно делать вид, что ничего не замечаешь, и не спрашивать. А то она сразу же обижается.
— Ну, конечно! – говорит она в таких случаях и обиженно поджимает губы.- Бабка — дура. Она ничего не соображает. Конечно. Все вокруг умные. Козлы.
— Какая бабка? – как-то спросил её Игорёк. — Дома только я и ты. А бабки никакой нет.
— Тоже умный, — расстраивается бабушка ещё больше. – Ну, конечно! Все вокруг прямо академики! Плюнуть некуда! А бабка – дура. Конечно. Чего ей?
— Плюваться нехорошо, — сказал Игорёк. — Потому что слюни. Это некультурно. Так мама говорит.
— Да ни… ( и бабушка произнесла несдержанное матерное слово)… она знает, эта твоя мама. Умные все. С дипломами. А ведро в мусоропровод вынести некому. Толку-то от вас, умных. И от ваших дипломов.
Вот такая у него бабушка. Нет, она, конечно, только притворяется, что глупая. Только наговаривает на себя, чтобы её пожалели. Какая же она глупая, если постоянно думает? Она, может, даже умнее учёных, которых показывают по телевизору, и которые тоже говорят: «Мы думаем…».
А думает она так много потому, что всех любит. Да, всех! Без разбора! И его, Игорька, и маму – свою дочку, и папу, хоть её и не сына, но всё равно получается, что родственника. И даже дедушку, хотя его с ними нет уже десять лет. Он, дедушка, повесился за четыре года до его, Игорька, рождения в родительском доме. Почему он так некультурно поступил, в их семье стараются не говорить, чтобы лишний раз не травмировать его, Игорькову, психику. Но только он всё равно знает: из-за неё, из-за бабушки. Потому что она его, дедушку, как однажды, будучи сильно выпимши, сказал папа, достала своей любовью. И добавил, что она уже всех достала, только пока не до конца, потому что пока никто из доставленных не собирается следовать примеру безвременно ушедшего дедушки. А папа, когда выпимши, говорит, что если и соберётся наложить на себя руки, то сначала наложит их на бабушку. Чтобы она, наконец, перестала всех любить и вообще поганить своим зловонным существованием окружающую всех чудесную жизнь. Вот такой у него, Игорька, папа! Замечательный! Он в школе работает, учителем физического культурного воспитания. Если бы не был часто выпимши, то мог бы достичь определённых положительных успехов и даже стать каким-нибудь чемпионом, чтобы ему повесили медаль, а он стоял на пьедестале и всем кланялся.
Может быть, бабушка всех так много и постоянно любит потому, что до самой своей пенсии, много лет проработала заведующей детским садом, который из-за её заведования постоянно висел на городской Доске Почёта. И проходившие мимо Доски родители тех ребятишек, которые ходили в бабушкин детский сад, а также прочие случайные люди, глядя на Доску, говорили, удивляясь: это надо же! Опять висит! И когда только кончится это безобразие!
Все они почему-то не очень любили бабушку, хотя были вынуждены признавать её огромный опыт дошкольной педагогики и вполне справедливо заслуженные заслуги в деле руководящего воспитания возглавляемого ею детского учреждения подрастающего поколения. Такого же, и даже восхитительного мнения, придерживались и всякие-разные проверяюще-контролирующие комиссии, которых, как говорила бабушка, всегда было как бродильных собак на человеческой помойке. В результате своих контролирующих проверок эти самые собачье-помоечные комиссии всегда оставались довольными и говорили все как одна: ах, какая молодец эта самая бабушка! Какой у неё порядок и восхитительная тишина! Прямо как на образцово-показательном кладбище! И все — и дети, и воспитатели – ходят у неё по струнке, высоко и гордо вскинув свои детские и взрослые головы, и чётко и громко, как на военном параде, чеканя шаг! Который, как говорит папа, шаг влево-шаг вправо – попытка к бегству и немедленный расстрел на месте! Молодец, бабушка! Она прямо как наш бывший, недавно опять показанный по телевизору всех времён и народов главный начальник, который всех уверенно вёл к победе какого-то труда, и которого сейчас все дружно ругают и даже плюют самыми нехорошими словами, потому что этот начальник — застой.
Естественно, что в результате такого многолетнего занимания руководящей детской должности у бабушки сформировались стойкие педагогические принципы. Так, например, она была уверена, что все дети, включая сюда и взрослый возраст, и даже пожилой, должны быть аккуратно одеты и обуты, что означало чистую одежду, обязательное наличие одинаковых по цвету с обувью шнурков и застёгнутость на все имеющиеся на одежде пуговицы, невзирая на жаркую уличную температуру. Ходить нужно прямо, не сутулиться и смотреть на проходящих прохожих широко открытыми глазами, показывая этими самыми взглядом и несутулостью свою твёрдую уверенность в светлом завтрашнем дне. Кушать же нужно культурно, не чавкая и не плюясь по сторонам обсосанными и обгрызанными костями, хлеба в обед съедать два куска, а чай пить без сахара, потому что от сахара в организме происходит кариес зубов, и вообще сахар– это совершенно ненужное пищевое излишество. Себя же бабушка в сладком всю жизнь и до сих пор не ограничивала и не ограничивает, потому что, как она сама говорит, жизнь уже прожила, отдав её всю целиком, без малейшего остатка, людям, и поэтом может уже совершенно спокойно и честно смотреть «этим козлам и наглым тварям в их нахальные и бесстыжие глаза».
Нет, что ни говорите, замечательная у него бабушка, просто замечательная! Она за семью всех на хрен победит! ( Хрен – это такое растение. Про него Игорёк услышал от соседского дяди Вани, алкогольного слесаря-водопроводчика. Он, дядя Ваня, очень любит этот самый хрен. Его за него даже в милицию забирали, вот какая это действительно могучая огородная культура!) А что касается бабушки, то она действительно победит. И без всякой культуры. Ей это раз плюнуть – победить. Просто она всегда такая… всех побеждающая!
Вот, например, квартира. Замечательная квартира! Четырёхкомнатная, потолки высоченные, холл – широченный, зала – здоровенная. Раздельный санузел, два балкона, персональный мусоропровод. И сам дом ещё сталинской постройки, и , само собой, в центре города, но от городского шума закрыт другими зданиями. В общем, сказка, а не квартира! Она сейчас стоит, наверно, целый миллион! Ну, понятно, не рублей. Вы тоже скажете – рублей! Скажите ещё – копеек!
Получал квартиру дедушка. Как участник войны и орденоносец. Но чтобы ему дали именно эту квартиру, постаралась именно бабушка. Потому что у неё – связи. А то ведь сначала давали тоже трёхкомнатную, но в блочном доме и в новом микрорайоне. Сами живите в таком гавне, сказал тогда бабушка решительно одному хитренькому пожилому мужчине, который эти квартиры и раздавал. А мы будем жить здесь, в сталинской застройки и в центре. (Нет, она сказала, конечно, не «в гавне», а более малокультурное слово на букву «хэ». Бабушка вообще, как водопроводный дядя Ваня, тоже очень любит сильные слова и выражения. А всё потому, что ей приходилось выступать на разных собраниях, где нужны были решительность и напористость. А без сильных выражений на необходимых людей особенно-то и не напрёшь.) И только вяните чего-нибудь против, сказала тогда бабушка. Дедушка за эту, которая в сталинском центре, кровь проливал и даже под фашистский танк бросался, а вы — в микрорайоне! Сами в нём живите, в этой дыре! Нет, прям так и сказала! Вот какая у него, Игорька, решительная бабушка! Герой! Такой же, как и дедушка. Только решительней.
— Все кругом и вокруг – прощелыги, — говорит она Игорьку. – Которые только о себе и думают. Я раз так, то и нам надо думать только о себе. О своём благополучии. Понял, обормот?
— Мама, ну чему вы ребёнка учите! – возмущается Игорькова мама. Она – тонкая натура. Её всю жизнь пугает грубая реальность наших дней.
— Жизни, — отвечает ей бабушка. – Тебе, дуре, не вдолбила — так пусть хоть ребёнок нормальным человеком вырастет. Вспомнит бабку, когда жареный комар в попу укусит. ( Вместо попы она, конечно, произнесла, совсем другое, опять более малокультурное слово. Ну, это как всегда. Это даже и не удивительно, что произнесла.)
— А зачем жареный? – не понял Игорёк.
— Для смеху, – ответила бабушка и недовольно поджала губы. Нет, ничего! Понятно объяснила! Это называется – юмор. Это когда неприлично ржут по телевизору.
А ещё бабушка очень смелая. Когда война началась, Великая Отечественная, она, бабушка, тогда ещё очень молодая девушка, сразу захотела пойти на фронт. Чтобы там сражаться с Гитлером в смертельной схватке. Но её не пустили в их военном комитете из-за недостаточного возраста, поэтому бабушка с горя и желания помогать любимой Родине записалась к лётчикам, которые назывались аэроклуб, и стала прыгать с парашютом. Она прыгала и днём, и ночью, и зимой, и летом, и в результате допрыгалась до звания настоящего мастера спорта. А вы думали! Это вам не в шашки играть вместе с шахматами, древней индийской игрой! Здесь настоящая смелость нужна, потому что очень высоко. И даже все без исключения люди кажутся там, внизу, такими маленькими червячками. С которыми папа зимой ходит на рыбалку, которая называется «подлёдный лов» и которые называются «мотыль». С этого «подлёдного» папа всегда возвращается с красным лицом, весёлый, без рыбы и от него пахнет водкой. Он, папа, тоже молодец! Он учит школьников физической культуре, и за его физическую силу, невредность и весёлый характер его любят все, даже старшеклассники и даже учительница физики Нонна Терентьевна, с которой у папа какие-то, как говорит бабушка, шашни ( что это такие – шашни – Игорёк не знает. Похоже на те же шашки. Это такая спортивная игра. Вот папа, наверное, в них с Ноной Терентьевной и играет. А чего? А пусть! Это же игра! Это понарошку!).
Он, папа, в молодости был спортсмен. Бегун на средние дистанции. Он носился целыми днями по стадиону и, в конце концов, добегался до кандидата в мастера спорта, до приёма на льготных основаниях в педагогический институт и до мамы, которая сидела там, на спортивной трибуне и читала книгу «Графиня Монсоро» писателя Александра Дюма. И она ещё эту книгу до конца не успела как следует дочитать и понять чего это там в ней было всё-таки написано, как подбежал папа и познакомился. И правильно сделал! Чего ждать-то? Когда она, мама, дочитает? А, может, она устанет от чтения, да и спать пойдёт! Ищи её потом, знакомься! Да и вообще, чего толку что она сидела и читала? Это ещё хорошо, что папа тогда ничего не читал, кроме газеты «Советский спорт». Он и сейчас-то не особенный чтун. Если только кроссворды с карандашом. Да и бегать перестал по спортивному. Если только в магазин. Хотя спорт совсем насовсем не бросил. Я уже сказал: он теперь в шашки играет. С Нонной Терентьевной. Чего её, Ноне-то! Она молодая, здоровая! И замужем нет! Так что играй да играй хоть целыми днями и ночами, когда отсутствуют уроки её занимательной физики.
А вот мама, она совсем не в бабушку. Хотя и её, как говорится, крови. Может, она больше похожа на дедушку. Хотя верёвки и мыло использует исключительно в хозяйственных целых. И когда надо помыться, то пользоваться предпочитает шампунем. Это потому, что у неё тонкая, чувствительная кожа. Наверно, не такая, как у этой физической папиной шашницы Нонны Терентьевны. А ту французскую графиню она давно прочитала, и даже ещё сидя на стадионе и несмотря на те стадионные папины настойчивые ухаживания. А сейчас мама ничего не читает, потому что она в школе детей учит русской литературе и русскому языку, великому и могучему. Так что читать ей абсолютно некогда. Она всё больше телевизор смотрит. Разные там «ледовые периоды» и всяких придурочных нянь, так удивительно похожих всё на ту же Нонну Терентьевну с её совсем не спортивными шашками, потому что мама при упоминании её имени сразу начинает шмыгать носом и вообще громко дышать. У него, у Игорька, есть знакомый мальчик, его зовут Вова. А у Вовы был дедушка, толстый такой, Иван Кузьмич. Так вот этот Кузьмич тоже часто и громко дышал, а потом взял и быстренько помер. Никто даже не успел удивиться и спросить его – зачем? Врачи сказали – астма. Это оттого, что так вот громко дышал. Какая, право, жалость. Поэтому маме с этими её глубокими вздохами надо быть всё-таки поаккуратнее. А то от этих глубоких дышаний запросто можно и задохнуться, как это сделал вовин дедушка Иван Кузьмич.
А ещё бабушка очень политическая. Она прямо такая политическая! Как Ленин Владимир Ильич! Она даже в партии была, её верным членом. А как же! Она, бабушка, любила повторять: «Партия — наш рулевой!» Она это часто повторяла. И дома, чтобы не сомневались, и на разных собраниях, где обязательно были громкие, продолжительные аплодисменты. Это очень хорошо, когда аплодисменты. Это значит – всенародное бабушкино одобрение. А как же без одобрения-то! Ведь партия – она наш всегда рулевой! И это не обязательно эта самая кэпээсэс. Бабушка, например, когда эту самую кэпээсэс запретили, то ни в какую другую (их, партий, много тогда появилось. Бабушка говорила: как собак на помойке. Это вообще её любимое выражение. Про собачий животный помоечный мир.) вступать не спешила. Потому что она – умная. Это дело такое, говорила она, что торопиться не надо. Здесь, главное, выбрать правильно и чтобы наверняка. Чтобы как военный снайпер на минном поле. Который ошибиться может только одни раз, и чтобы ему при этом не было мучительно стыдно (правда, перед кем стыдно, за что и почему, она не уточняла. Да и зачем? Просто стыдно. Вообще. Потому что чувство стыда – это всё-таки не совсем то чувство, которое должно быть у члена партии. Хоть старой, хоть новой. Это мешает ей, партии, решительно следовать единственно верным её идеям и путям.).
Ну а когда всё определилось, или, как говорит папа, абсолютно ехидный по отношению ко всем партиям человек, всё устаканилось, бабушка и вступила. В единственно, как она сама говорит, правильную, единственно верную, и единственно подлинно народную, несмотря на свой уважаемый преклонный возраст. А когда её там, на принимательной комиссии, спросили: зачем вы, бабушка, вступаете-то в неё, подлинно народную, несмотря на возраст? Чтобы быть в гуще, решительно ответила бабушка. И вообще вас не спросила, добавила доходчиво. Будут меня ещё тут всякие козлы возрастом попрекать. Я, между прочим, уже на городской Доске висела, когда вы под столом пешком ходили и сопли свои вонючие жевали. И вообще, попробуйте только не принять! Я самому главному партийному председателю напишу, как вы пенсионеров угнетаете! Он вам покажет кой-чего двумя руками!
Так и вступила. Решительно и бесповоротно. Да-да, в самую что ни на есть единственно народную. Их ведь сейчас, единственно народных-то, как говорит всё та же бабушка, развелось как собак. Одна народнее другой. Поэтому всё и дорожает каждый месяц. А как же!
Так что теперь бабушка снова выступает на всяких-разных собраниях, и опять говорит со всяких там трибун, что партия – это наш рулевой. И ей опять хлопают бурными, продолжительными аплодисментами. А как же! Партия – это очень нужное дело. Когда им, например, три года назад предложили поменять квартиру, и даже с доплатой, то бабушка сказала: а я, между прочим, член партии, и регулярно выступаю на всяких собраниях под непрерывающийся гром аплодисментов. И попробуйте только сунуться ко мне ещё раз с этим своим гнусным и прямо-таки оскорбляющим меня, как партийную бабушку, квартирообменным предложением. Я за партию и за свою квартиру всем вам, невзирая на лица, моментально устрою праздник настоящей козьей морды. Мало никому не покажется. И вообще, идите отсюдова! Вот она какая решительная, игорьковая бабушка! Прямо хлеще любого пулемёта! Она, если надо, то в любую партию вступит. Жалко, что ли? Тем более, что собак на улице меньше не становится. И все, как она говорит, жрать хотят. А как же!
А вчера она, бабушка, купила ему, Игорьку, слона. Как она сказала, на базаре у китайцев. Игорёк знает: это такие маленькие и худенькие люди с пришуретыми глазками, которые постоянно улыбаются и говорят на ихнем китайском языке громко, визгливо и похоже на чириканье воробьёв. На, сказала бабушка. Вот тебе подарок с пенсии. Потому что прибавили. Вот я и купила это дерьмо. Так что пользуйся.
— Спасибо, — вежливо сказал Игорёк. А бабушка в ответ почему-то часто-часто заморгала и достала из кармана свой сморкательно-вытирательный платок. И быстро отвернулась. Чего-то её, кажется, расстроило, но только чего – она не сказала. Это потому, что она ещё ко всему и деликатная. Хоть и не стеснительная. И вообще, у неё так много этих разных душевных качеств! Прямо целый железнодорожный вагон! Поэтому лучше её, Игорьковой бабушки, других бабушек на свете нет! Это он, Игорёк, точно знает!