Великая сила искусства. (миниатюра)
Лето, «фазенда». С утра по «холодку» покопались на огороде, потом сходили на пруд, искупались, оттуда прошли краем леса, собрали маслят (как дедушка говорит, «на жаровню хватит»), вернулись на «фазенду», пообедали, часик полежали ( опять же по выражению дедушки, «чтобы пупок завязался») на террасе, в тенёчке. Хорошо! Солнышко светит, птички поют! Работать совершенно не хочется!
— А сейчас – концерт! – громко объявляет Катя. – Музыка – композитора! Слова – немецкие! Песня — про девочков! Исполняет — я! – она набирает в лёгкие побольше воздуха и начинает громко, как ей кажется, петь, а на самом деле, кричать. – «Мани-мани-мани, мани-мани, мани-мани-ма! Ха-ха-ха!…»
Музыкальным слухом она совершенно не страдает, поэтому заменяет его громким и звонким голосом. Собака Парамон вылезла из околозаборной крапивы и недоумённо смотрит на неё: дескать, ты чего, Катя? Опять, что ли, с забора упала?
— Мани-мани-мани, о-го-го! – заканчивает Катя и удовлетворённо вздыхает: воздух кончился.
— Хорошая песня, — одобряет дедушка. – Громкая. Это всё?
— Да!
— Интересно, интересно… — бормочет дедушка (Маша, Катина сестра, недовольно поджимает губы: чего уж такого прямо интересного-то? А эта Катя, она вообще орёт как паровоз!)
— Про кого говоришь, песня-то?
— Про девочков,- терпеливо объясняет Катя. — Я же тебе сказала! Которых Мани звать.
— Их много, что ли? – никак не может въехать в суть вопроса дедушка. Конечно, он же старенький. У него же болезнь склероз. Ему на прошлой неделе день рождения праздновали: семьдесят два года. Так что теперь ему уже сто миллионов лет, и он, конечно может себе позволить ничего в песнях не понимать. Тем более в современных. Они же такие… загадочные!
— Ага, много. Маня — это одна, а Мани – много. Ну, понял теперь совсем уж наконец?
— Не совсем, — признался дедушка ( я же говорю: склероз. Совсем ничего не понимает. Кроме одного слова: пенсия. Потому что как только её получит – сразу идёт в магазин. Это он понимает, что пенсию обязательно надо отметить весёлым алкогольным напитком! В магазине у него склероз сразу проходит! Вот какой у них удивительный и замечательный дедушка!).
— Почему их много-то?
— А скока надо? – быстро спрашивает Катя. Она во всём любит точность и конкретность.
— Всегда про одну поют, — поясняет дедушка. – Например, «Катюша», «Чернобровая казачка», «На позицию девушка провожала бойца…».
— Ага! – наконец-то подаёт голос Маша. Ей обидно, что её в разговор не приглашают. Как будто она прямо какая-то неголосовая!
— А «Три танкиста, три весёлых друга»? А про кочегаров мы, не плотников? А «Мы, красные каваре… калаваре… каревалере…»
— Кавалеристы! – подсказывает дедушка. – Ну, так это же про мужчин!
— Ну и что? – резонно возражает Маша. – Всё равно же люди!
— Больше возражений не имею, — быстро говорит дедушка. — Вам чего-то доказывать – себе дороже. Вы просто словами заговорите. Причём, совершенно пустыми!
— Обиделся, что ли? – строго посмотрела на него Катя. – Очень ты уж прям нежный какой! Быстро возмутительный! Уж прям уж слова тебе сказать прям нельзя! Сразу начинаешь обижаться! Маш, а теперь ты давай!
— А я — стихи, — говорит Маша. Она выходит на середину террасы и кланяется в разные стороны. Так она видела по телевизору.
— Стихи! Между прочим, написал кое-кто!
— Кто? – опять вылезает со своими совершенно неуместными вопросами дедушка. Я же говорю: склероз! Совершенно ничего не понимает! Всё ему надо объяснять!
— Кое, — загадочно отвечает Маша. Мог бы и догадаться, что это сочинила она сама. Прям как будто трудно, хоть и склероз! Не будет же она хвастаться, что написала – она! Она же культурная!
— Птичка села на забор, у неё весёлый взор! – громко и с выражением продекламировала она. — В лес пойду я песни петь. Не боюсь тебя, медведь!
Дедушка: Вот это уже лучше. Только вопрос: зачем нужно идти в лес? Почему не петь дома? В лесу же тебя никто не услышит!
Маша: Как не услышит? А медведь?
Дедушка: Медведю медведь на ухо наступил.
Катя (быстро): Зачем?
Дедушка: Это так образно говорится. В том смысле, что в человеческих песнях он ничего не понимает.
Маша: Ты к нам придираешься! Не дедушка, а какой-то придируньчик! И почему это в лесу петь не надо? Это самое место, чтобы петь! Как в концертном зале за пианином!
— А у меня тоже стихи! – говорит Катя. Ей хочется реабилитироваться за неудачное песенное выступление. – Я сама написала! Не кой кто! — и хитро прищуривается на сестру. – Я, между прочим, без всяких «койктотов» сочиняю!
Маша тут же обиженно надула щёки. Она вообще-то любит обижаться. Это ничего! Просто такая вот она… легко обижающаяся.
Катя (читает громко и выражением): На столе лежит батон. Он без хобота прям слон!
-Да, высокая поэзия! – согласился дедушка. — Прямо Пушкин Александр! И о чём же эта хер… этот стих?
Маша: О батоне.
Катя: О слоне.
Маша (раздражаясь): О батоне! Сама сочинила чего ничего не понимаешь!
Катя ( возмущенно): Это же я сочинила! Сама! Как же я не понимаю?
Дедушка: Это стих не о чём. Набор слов. Бред сивой кобылы.
Катя (быстро): Как ты меня обозвал?
— Это говорится так, — сконфузился дедушка. Обзываться – это непедагогично, и вообще дурной пример для девочек, хотя они и лазают по заборам и сочиняют такие вот…хм… с позволения сказать, вирши.
— Ладно, — говорит Катя. – Я вам сейчас другой прочитаю. Не про слона. Стихи! Слова тоже народные, тоже я сочинила! И исполняет тоже я!
-Пирожок я буду кушать,
Никого людей не слушать.
Потом сяду в паровоз,
Чтобы он меня увёз.
Она замолчала, выдержала многозначительную паузу (чтобы всё как в театре) и поглядела на дедушку и сестру строгим, вопросительным взглядом.
— Ну, теперь как?
— Нет слов! – сказал дедушка. – Прямо поэт Маяковский Владимир. Только почему у тебя все стихи на какую-то…. пищевую тему? Ты чего, всё время голодная, что ли, ходишь?
-Кто голодный? — в дверях как нельзя кстати появилась бабушка. Она варит крыжовниковое варенье и вышла на терраску с ложкой, которую Маша называет сладкой, потому что бабушка мешает этой ложкой готовящееся на плите варенье в большом специально вареньивечевом тазу. – Есть хотите?
— Нет, — говорит Маша. – Это дедушка хочет. Потому что очень капризный. Сам только слушает, а сам ни одного даже стихотвореньичка не знает. Зато нас пушкиными лошадями обзывает. Сивыми.
— Он наверно, думает, что это легко просто так – сочинения стихотворять, — добавляет Катя. – Это, между прочим, нужен мозг, а не просто лежать на диване с совершенно бесполезной газеткой!
— А я, между прочим, тоже могу сочинить! – начинает обижаться теперь уже дедушка. У него тоже есть собственное самолюбие. Он, может, тоже Пушкин Александр Блок!
— Пожалуйста! « Девушка зелёная по озеру плывёт. Чего она там делает, кого она там ждёт?»
Бабушка (морщится): Фу, гадость какая!
Катя: И никакая не гадость, а просто труп! Я по телевизору видела! И очень хороший стишок! Про любовь! Молодец, дедушка!
Бабушка: Какая же здесь любовь?
— Ты тоже несообразительная совсем, — снисходительно говорит Маша. – Девушка! Кого-то ждёт! А кого она ждёт? Любименького своего! Конечно! Кого же ещё? На пруду!
— А чего же она тогда зелёная? – спрашивает бабушка. – Может, она просто в тину заплыла? А, дедушка? Чего молчишь, сочинитель?
— А это уж вы сами должны догадаться, — напускает туману дедушка. – У поэта задача стих написать, а уж читатели должны сами догадываться. Это называется — великая сила искусства!
На улице — жара, в терраске – прохлада, на кухне –варенье, в крапиве – Парамон, на заборе – птичка, в холодильнике – компот. Какие ещё условия нужны для плодотворного сочинительского творчества?