Алексей Курганов.
Мила, Кланя, Миша и исландский вулкан. (рассказ)
Мила-Людмила и Кланя-Клава – закадычные подруги ещё с детсадовских лет. Внешне они полная противоположность: Мила в детстве и отрочестве была страшнее термоядерной войны — Кланя смело давала сто очков форы некогда очень популярной у российских девочек кукле Барби, а позднее — своей немецкой тёзке, которая Шиффер. Характеры –тоже небо и земля: Мила – душа, Кланя –стерва и дура, причём и то, и другоё — в самом классическом варианте. Нет, такое бывает, и не так уж редко! Кланя на фоне подруги выглядит неземным созданием и просто-таки невозможной красавицей, а Мила… Мила по этому поводу совершенно не комплексует. Потому что умная и дальновидная. Кланя ей так прямо и говорит: какая же я, Милк, набитая дура! Чего бы я без тебя делала! Я бы пропала без тебя, Милк! После чего некрасиво морщит своё до сих пор прелестное личико, требующее с каждым прожитым годом всё большего количества косметических средств, и лезет в карман или сумочку за носовым плакательным платком, а верная подруга в ответ застенчиво улыбается и молча хлопает редкими волосиками на верхних веках, которые у нормальных людей называются ресницами. Так что всё нормально. Самое наглядное подтверждение единств и борьбы противоположностей в пределах одного, отдельно взятого слабого пола.
И надо же было угораздить, что обе они, одновременно, влюбились в некоего Мишу. Да нет, обычный нормальный паренёк! Относительно высокий, относительно стройный, относительно даже симпатичный. Причёска за сто двадцать рублей, нос с горбинкой, губы тонкие, уши – такими не похлопаешь и от мух не отмахнёшься. Глаза голубые и наивные, взгляд просто и благополучный как вся его молодая жизнь. Книжек не читает (да и про чего там такого умного вычитать-то можно? Про дуб, который Андрей Волконский целых три листа, а это шесть страниц, в «Войне и мире» объезжал? Или про этого глухонемого колхозника, который собак в пруде топил на потеху своей человеконенавистнической барыне. Ленина бы со Сталиным на неё напустить, они бы показали ей, да и до кучи колхознику с дубом и Волконским, настоящих пролетарских собак на Колыме или Соловках!). Из периодических изданий – только «Российский спорт» и «Телевизионная Антенна» — и никакой культуры, никакого эстетического роста ( в нём и так метр семьдесят пять). Поэтому интеллектом не блещет, но поговорить – всегда пожалуйста, правда, непонятно о чём. В общем, не красавец – не урод, не вундеркинд и не дебил, не спортсмен-чемпион, но что-то околоспортивное. Этакая абсолютно средняя стандартная личность, смотрящая в будущее с уверенностью в завтрашнем дне и со снисходительной усмешкой на бесполезные призывы вести правильный образ жизни (это в том смысле, чтобы не пить, не курить и вообще задуматься о выборе будущей профессии и бренности бытия). Единственное украшение – папа работал и до сих пор работает начальником пельменного цеха на орденоносном мясокомбинате имени бывшего народного комиссара пищевой промышленности, товарища Микояна. Вот Микоян — это действительно серьёзно и на все века, независимо от политического строя. Принадлежность (пусть и такая опосредованная) к легендарному сталинскому наркому дисциплинирует, налагает большую ответственность и внушает заслуженное уважение к нелёгкому пищепроизводительному труду.
У Миши была большая тайная мечта – стать диктором на телевидении. Он несчётное количество раз представлял, как садится за дикторский стол всероссийского значения, а после включения в прямой эфир широко и радостно улыбается многомиллионной аудитории невидимых, но всё-таки прилипших к телевизору зрителей и так же радостно говорит: «Здравствуйте, товарищи!». Его, знаете, прямо натурально колбасить начинало и в горле спирать, когда он представлял в своих мечтах такую захватывающую дух картинку! Хотя, чего уж лукавить, телевизионный диктор – это какая-то довольно непонятная профессия, особенно для мужика — но с другой стороны, почему бы и нет? Не всем же становиться менеджерами-олигархами, охранниками-бандитами или эстрадными звёздами, которых сейчас развелось больше чем выпускаемых славными микояновцами питательных пельменей! Кому-то надо и что-то полезное делать для нашего успешно капитализирующегося общества!
Самое же обидное было в том, что Миша благородно-пылких чувств наших подружек в упор не замечал. А, может и замечал, но виду не подавал. Они, телевизионные дикторы, такие, право, хитрецы! Их ни одной направленной на него телевизионной камерой не выведешь из душевного равновесия! Ну, с Милой понятно: такая телезвезда – на очень своеобразного кинолюбителя, обладающего очень богатым воображением. Здесь, как говорится, без сомнений и комментариев — но Кланя-то, Кланя! Это прямо возмутительно! Понятно, что не для такого равнодушного рядового теледиктора, как наш Михаил, сей цветочек рос, но хоть время от времени мог бы делать вид, что польщён её благосклонным вниманием и безграничным преклонением! А он ни в какую. Весь, дундук такой, в этой своей голубой мечте (нет, вы не подумайте, что я на что-то намекаю! Во всяком случае, никто ничего необычного в мишиной сексуальной ориентации не замечал, чего и всем вам желаю!). Он как приходил домой — и сразу, даже не прополоскав под водопроводным краном свои руки, уши и ноздри, кидался к телевизионному ящику с его телевизионными же новостями. Чего он там полезного надеялся увидеть – совершенно непонятно. Тем более, что ничему положительному в этих теленовостях научиться нельзя. Всё время одно и то же: там стреляют, здесь убивают, там уже убили, а там удалось убежать. В Греции – забастовка, в Гондурасе – голодовка, в Тамбове девица Альбомова поймала белую ворону с голубыми глазами а певица Любка Стервучка, наконец-то родила, и сразу тройню. В ООН – заседание, В Совете безопасности – совещание, в Страсбурге опять судятся с правами человека. И, главное, на Северном полюсе происходит просто-таки пугающее уменьшение популяции белых медведей, а на Южном – королевских пингвинов. Нет, ничего серьёзного, абсолютно не на чем отдохнуть утомленной душе! Единственная достойная внимания информация – прогноз погоды. Опять же этот исландский вулкан… Спал себе, спал — и вдруг проснулся. И чего ему и дальше, соне этакому, спокойно не спалось?
Вот так все и продолжалось день за днём, месяц за месяцем: Миша –у телевизора, наши барышни вздыхают и недоумевают, ООН заседает, Гондурас голодает, медведи дохнут, вулкан дымит. Всё по плану, все при делах. Но жизнь, как известно, не стоит на месте: как-то незаметно подошла пора исполнить Мише своей священный гражданский долг, то есть, загреметь в армию. Пельменный папаша, понятно, тут же начал суетиться, благо пельмени любят все, в том числе и военкоматские работники, но тут Миша выкинул такой фортель, что просто умереть и никогда не встать. Он решил этот долг исполнить. Поступок, конечно, красивый, чего и говорить, был бы я комсомольцем – непременно бы заплакал и умилился, но почему именно он, Миша? Есть же масса достойных исполнителей из числа простых рабочих и таких же простых крестьян, стеснённых материально-финансовой невозможностью для достойной взятки коррумпированному военкоматовскому чиновнику! Зачем самому-то подставляться, тем более что пельмени – вполне весомый аргумент для избежания нежелательной встречи с кирзовыми сапогами и бодрой песней «Солдат молоденький, в пилотке новенькой, заШШытник мирной стороны!».
-А я, может, желаю! – отметал все разумные доводы родных и близких Миша, просто-таки пугая их своей непонятно откуда и из чего возникшей принципиальной твердолобостью.
— Я, может, Родину люблю!
— Да кто мешает! – всплескивала руками его мамаша, передовица конфетной фабрики, женщина приятная во всех отношениях и тоже патриотка. – Я тоже люблю фильм «Офицеры» с душкой Лановым и мужественным Юматовым! Только зачем такие крайности? Не лучше ли любить Родину в более безопасном варианте?
— Конечно нет! – делал Миша в ответ удивлённые глаза. – Я же, в конце концов, мужчина!
-Да… – мрачнел папа. – Нет ума – считай, калека. Ничего, там тебя пельменями каждый день кормить не будут. Больно жирно для защитника Родины. С полгодика «кирзу» полопаешь – мозги на место встанут. Перловка на воде и компот из просроченных сухофруктов и не таких дураков в чувство приводили.
— Федя, что ты говоришь! – опять возмущённо работала руками мамаша. – В конце концов, отец ты или не отец?
Папаша в ответ мрачнел ещё больше. Ему уже совершенно не хотелось продолжать быть папашей, ударником производства и бороться за дальнейшее повышение производительности пельменного труда. Ему ничего не хотелось, если сын решил не оправдывать его далеко идущих надежд. Ему уже вообще ничего в этой жизни не было нужно. Водки, что ли, серьёзно попить, читалось на его хмуром, утомлённом беспрерывном производством пельменей лице. Употребить граммов пятьсот этого верного, надёжного и проверенного друга – утешения всех русских мужиков – с солёными бочковыми огурцами. А что? Очень всегда своевременная мысль! И он, нарочито громко топая ногами сорок седьмого размера, шёл на кухню, а мамаша сурово поджимала губы и оставляла, наконец, в покое свои махающие руки. Миша же стоял и молча улыбался. Он пребывал в гордости от своего мужественного решения, хотя втайне всё же опасался проявлений дедовщины, о чём насмотрелся всё по тому же телевизору, черти бы его подрали насовсем!
Да, а что же наши подруженьки? Сначала они растерялись. Потом Мила задумалась, а Кланя в силу своих умственных способностей продолжила теряться и дальше. Мишин поступок не поддавался их девичьей логике. Опять же на долгих два года исчезала надежда его всё-таки заарканить, а это если их и не угнетало, то, во всяком случае, неприятно напрягало. Получалось так, что Миша всё-таки вывернулся из их упорных притязаний. Признать такое поражение, да тем более в юном возрасте – это, знаете, ощутимый удар по самолюбию любого пола.
— Ну и чёрт с ним! – решительно заявила Кланя. – Подумаешь, какой Ален Делон! Да и мы тоже хороши! Распустили перья и слюни! Ничего, там его научат и чувства ценить, и Родину любить! По настоящему! С автоматом!
Мила в ответ молчала. Она всё-таки не теряла надежд, и более того — строила далеко идущие планы. Нет, она по-прежнему очень любила свою подругу, но, как известно, дружба дружбой, а вздохи на скамейке – дело глубоко личное, и коллективизм здесь совершенно неуместен и даже смешон. Старая истина: красавицы ветрены и непостоянны, не красавицы – целеустремлённы и терпеливы. Мила решила Мишу из армии всё-таки дождаться. Было, конечно, совершенно не обязательно, что по возвращении оттуда он воспылает к ней давно желанными чувствами. Но всё же хотелось в это верить. Если разобраться, то все мы — и серенькие-невзрачненькие, и Шифферы с Делонами — живём надеждами. Порой кажется, что не так важен конечный результат, как сама надежда на него. Ожидание облагораживает, тем более, если в основе этого ожидания – большое и светлое чувство, которое не задымить никаким вулканом и не испепелить никаким извержением.
Провожали Мишу шумно, фальшиво-бодро, с бестолковыми тостами, торжественно-неуместными напутствиями, со слезами на глазах и коллективным шмыганьем совершенно непростуженными носами. Сам виновник торжества, слегка закосев от такого всеобщего внимания и сопутствующего ему алкоголя, по очереди и без соблюдения оной целовался и с родителями, и с родственниками, и с товарищами по школе, двору и телевизору. Не забыл он и наших барышень (ну а как же! Такой день!). Чмокнув и одну, и другую, он смущённо сдвинул брови, почесал коротко остриженный затылок и сказал им замечательные в своих красноречии и многозначительности слова.
— Вы эта… — сказал он. – Ну, в общем, если хочите, то пишите… И вообще!
Нет, очень сильно сказал! Проникновенно! Душевно! И, главное, очень вовремя! «Если хочите!». А если не «хочите», а девичья рука всё равно тянется к перу, чтобы написать, а язык — к конверту, чтобы заклеить? Сделал, спрашивается, одолжение! Ничего, «кирзы» полопаешь и плац потопчешь – будешь этих писем ждать как соловей рассвета! Как телезритель новостей! Как самолёты вулканического дыма за бортом на высоте десять с чем-то километров! И вообще пора! Вон уже и автобус подъехал, и военный комиссар, сыто отрыгиваясь после ежедневного пельменного завтрака, победно и радостно распахнул для приказа свой решительный командирский рот!
Прошло более десяти лет. Миша в гражданскую жизнь из армии так и не вернулся. Став отличником боевой и общественно- патриотической подготовок, он поступил в военное училище, которое через четыре года с успехом закончил, и сейчас несёт боевую вахту по защите голубого неба горячо любимой Родины на её глубоко северных рубежах, среди бесчисленных стад оленей и пугающего своей монотонностью и многодневностью Северного сияния на полуострове Таймыр, той ещё дыре. Женился на тамошней, таймырской, из семьи потомственных оленеводов, и судя по письмам домой и телефонным звонкам, своей жизнью вполне доволен и в семейной жизни счастлив. Кланя (она замуж так и не вышла, хотя до сих пор пользуется успехом и до сих пор предпринимает регулярные попытки создать счастливую российскую семью) работает кладовщицей пельменной продукции на папымишином мясокомбинате имени всё того же, несмотря на все перестроечные переименования, товарища Микояна. В свой профессиональный праздник удостоилась почётного звания «Передовик пищевой промышленности» с вручением красивой грамоты и ценного подарка – электрического чайника китайского производства. Правда, чайник через неделю перегорел, потому что Кланя грубо нарушила правила его эксплуатации, включив в электрическую сеть пустым, в результате чего создалась пожароопасная ситуация и для самой Клани, и для вверенных ей пельменей, и для их орденоносного мясокомбината в целом. А Мила через полгода после мишиных проводов очень неожиданно и очень удачно вышла замуж за своего бывшего одноклассника Вову, которого в армию не взяли по причине выраженной близорукости, родила подряд троих детей и, подправив свою физиономию с помощью пластических хирургов, стала телевизионной дикторшей на местном телевидении. В обзоре зарубежных новостей она с увлечением рассказывает о так и не успокаивающемся и неизвестно когда успокоящемся исландском вулкане, и что его бурная неугомонная деятельность может принести обеспокоенным народам Европы. Да и чего ему, вулкану? Дыми себе да дыми. Мешай самолётам и будоражь европейскую и мировую общественности. Ему, вулкану, всё по барабану.
Алексей Курганов. Алеша, ну, как тебе удается достигнув в мелодии высокой ноты удерживать ее да конца пьесы. С ритмом бравады, говорить о столь серьезных проблемах и так невзначай вплетать в венок повествования и все оттенки взаимоотношений между героями и показать с легкостью их характеры.