Квартира, доставшаяся по наследству, была полна разного хлама. Тотальный дефицит социализма приучил людей десятилетиями хранить вещи, которые ни разу так и не были востребованы.
Встроенные шкафы пропахли затхлостью. В них висели старомодные вещи, изрешечённые молью, стояли сиротливо лыжи без креплений и пирамиды из посылочных ящиков. Чего в них только не было?! Гвозди и шурупы разных калибров, металлические скобы, развороченные будильники…
Кухонный холодильный шкаф туго забит стеклянной тарой: от бутылочек из-под валокордина до трёхлитровых банок.
Мебель, покрытая слоем пыли, неказистая, но крепкая, как будто с опаской смотрела на пришельца. На книжной полке он заметил магнитофон и стопки кассет. Чтобы развеять мрачность обстановки, наугад выбрал кассету и включил магнитофон.
Из динамика послышались шорохи. Затем старческий женский голос проговорил:
Я пошла к председателю профсоюза. Золотые зубы у него были. Всё это – отребье, остались от старого мира. И вот где-то поустраивались они, все работали. Все образованные, грамотные, золотые зубы у него были. Ему лет сорок, наверное, было уже.
Подаю ему эту бумажку, он мне говорит: «Ну, как это произошло?»
Я говорю: «Ну, это просто, вот, даже страшно назвать, что я – воровка. Никогда не воровала. Во-первых, у меня никогда растраты не было. Никогда в жизни, чтобы я сделала растрату. Теперь вот три продавца. На подотчет. А значит так: у нас ездили по клубам вечером, в клубах были вечера такие, самодеятельные были или там ещё какие вечера. И туда, значит, возили буфетные продукты. И я, значит, им давала, и я им фактуровала. Фактуру сделаю и заставляю их расписаться, что они у меня получили.
А девчонки-то молодые были, ещё не взамужем. Сима Катухова и Верка Рукавишникова. А Стеша, Стеша Чернышева, была заведующая у них. Эту Стешу, когда была чистка партии, её вычистили за растрату. А она, знаешь что? Она им даст без расписки. Они там торгуют, значит, денежки сколько-либо присвоют, а это, значит, привезут, всё гамузом свалют. Свалют всё гамузом, в кучу. А она не проверяла ничего, у неё получилась растрата.
Собственно, она была умная женщина. У ней был муж, ребёнок. Девочка, такая была кукла, исключительно красивый ребенок! Я её потом к себе водила гостить. И вот эту, Стешу, значит, чистка партии, а она была партийная. А я-то прямо девчонка была в лохмотьях. И, значит, её вычистили из партии, а я прихожу в отдел кадров, и меня направляют туда, как выдвиженку. Кого-то вычистили, умных, грамотных, а неграмотных, в лохмотьях посылают. Завбуфетом посылают. А-а-а-х! У меня волосы дыбом! Три продавца! Как я буду-то? Что я буду делать?
Ну, а, Митя меня учил-то работать, в буфете. С его помощью научилась я работать. Как документы хранить, как подшивать, как отчеты составлять. Он мне всё помогал, делал. Когда в Горпо работали, он счетоводом работал. Вот, с его помощью всё это я научилась.
Ну и я, значит, всё стала им давать под расписку. А когда они привозят, они приезжают ночью. Ночью меня нет. Перед утром они уже приезжают. А я утром прихожу и начинаю пересчитывать. Перевешивать, пересчитывать все остатки. И составлять акт. А они тут же присутствуют.
То, что у них осталося, и, значит, то, что я им давала, и сколько они мне сдали денег. Вот, нужно составить отчет. Составляешь отчёт: недочёт. Уже растрата получается. И я этот отчет несу в бухгалтерию.
А у нас фамилии: был один Волков, один Медведев. А кто из них бухгалтер, кто счетовод? Всё хохотали, всегда смеялись: «У нас в бухгалтерии звери сидят!». Ну, прихожу к этим, Волкову и Медведеву. Вот, так и так, говорю. Я такой порядок установила, потому что хороший человек пострадал. Из партии вычистили.
Такая красивая эта Стеша Чернышева была! Вычистили её из партии и посадили в контору марки считать. Марки вместо денег выдавали людям, и по этим маркам они в столовой обедали.
Ну и тут, значит, я говорю: «Вот, я постановила такое, потому что я очень малограмотная, во-первых. Благодаря одному человеку я научилась в буфете работать. А вот эта клубная работа для меня впервые: три продавца, я четвертая. Ну, я сообразила, как надо это делать».
Им так объясняю, они улыбаются сидят. Объясняю, значит, говорю: вот научилась давать им под расписку, по фактуре продукты. Когда они привозят и сваливают это всё в кучу, я утром прихожу, приглашаю их, когда они приходят на работу, и начинаю всё пересчитывать и перевешивать. На остаток составляю акт.
Улыбаются: «Да ты – молодец! Ты хоть и неграмотная, но работа-то у тебя поставлена правильно».
Правильно, но вот недостача. Вот, выразилась такая недостача. Ну, согласно отчета.
А они говорят, эти самые, бухгалтер и счетовод: «Ага, голубушки, попалися!». И Стеша тут же сидит, марки считает.
Вот. «Ага, голубушки, попалися! Правильно делаешь, молодец! А мы думали, что тут у нас будет за завбуфетом? Пришла в коротенькой старенькой куртке».
Я пальто своё старое портнихе отдавала, она мне перешила на куртку. Вот! На пальто нельзя было заработать, такая была маленькая зарплата. Там туфли купишь или платье какое, за квартиру заплатишь, уже и всё. Ну, чё там: девять рублей за обед высчитают. Семьдесят рублей получишь, куда с ними? Правда, подоходный налог не высчитывали. Не было подоходного налога с восемьдесят рублей.
(Рассказ прервался сухим кашлем. Откашлявшись, она продолжила своё повествование).
Ну, говорит, подавай докладную. Я говорю: «Так, собственно, как её? Я не имею понятия, что это за докладная».
Пиши, от завбуфета такой-то на таких-то девушек, фамилия, имя, отчество их указывай, мои продавцы, ездили в такой-то клуб. Я им выдавала продукты под расписку, по фактурам. Я, значит, их остатки приняла согласно акта, сколько они мне сдали денег, ордер выписала в кассе, сдала в кассу. И вот такая выразилась недостача в ихней вечерней работе. И число не забудь, в какое число они там, значит, работали, всё чтобы было. Точно! Проверка, если какая, чтобы у нас всё было налицо. Вот мне всё это подсказали.
Ну, я и в таком роде, а плохо, малограмотно писала, но, всё равно, написала. Написала так складно, хорошо. И подала.
Ну а им ничё не говорю. Ну, я им сказала: «Девочки, у вас вот такая-то сумма вылилась недостача. Что делать?». Плечами пожали, улыбнулись, переглянулись друг на друга. А они надо мною смеялись: я не умела даже бутылки раскУпорить, понимаешь? Они, значит, берут бутылку как-то вот так вот, сбоку, когда штопор ввёртывают, и вот таким вот образом, как бы через бедро эту бутылку. А я-то, дурочка была какая, я вкручиваю штопор в пробку, между ног бутылку зажимаю, рраз, пробку! (Рассказывая, смеётся и опять откашливается). Пробковые пробки были в ситро. Только дымок пойдёт, холодный!
Вот, они друг друга толкнут, а они комсомолки, между прочим, обои. Они друг друга толканут, и, значит, вплоть до хохота. Вот им было смешно, что я бутылку так. А я смЕтила, значит, поняла, над чем они хохочут: что я неправильно делаю. Я давай присматриваться к ним, как они откупоривают бутылки.
А я до этого всегда так откупоривала. Мне никто никаких надсмешек, замечаний, никто урок не преподал, как надо их откупоривать. Мне как было ловко, я так и делала. Вот, значит, я тут поняла и начала по ихнему. И приспособилася. Молчком, конечно, наблюдала это всё.
И докладную-то эту когда подала, зарплата-то пришла. Я выразила в общей сложности сумму, а работали их двое: Верка Рукавишникова и Сима Катухова ещё была. Девушка такая скромная. А эта была такая хулиганка! Ой, ужас! Ходила к ней подруга с корзиной. Такая большая корзина, из прутьев плетенная. Она накладёт эту полную корзину продуктов, там рублей на десять примерно, а талонов на два рубля купит в кассе, понимаешь? У кассирши спрошу: «Вот эта девушка сколько покупала талонов?». «На два рубля покупала». Ну, как-то честные люди между собой могут советоваться? Проверять-то как-то надо факты, искоренять эту самую растрату. Кто ворует? Надо знать? Кто работает честно? Надо знать? Вот, значит, и выясняешь.
(В разговор вмешивается молодой голос: «Мама, Вы отвлеклись. Получили они зарплату, и Что?»)
У них высчитали, высчитали. Ой, как они окрысились! Они со мной не разговаривали. Они всё рывком, броском. Думаю, они меня сейчас с говном проглотят! (Со смешком в голосе, как бы извиняясь за слово).
В магнитофоне опять зашипело, а потом наступила тишина. Закончилась плёнка в кассете. Он перевернул пленку, но там оказалась музыка. Но почему рассказ начинался со слов «…даже страшно назвать, что я – воровка…»?
Надо поискать другую кассету. Но это в следующий раз.