Тушёнка

— Порываев, подь сюды.

Лёнька обернулся. Звал его Бубнов – старшеклассник и «гроза школы». Было непонятно, что ему потребовалось от худенького и щупленького Лёньки, но сам факт того, что что-то понадобилось, не обещал ничего хорошего.

— Да не ссы, дело есть, — сказал Бубнов, только это Лёньку не успокоило. Впрочем, делать нечего – бежать всё равно бесполезно.

— Чего тебе? – спросил Лёнька, подходя к Бубнову, стараясь придать голосу равнодушное выражение.

— Жрать хочешь?

Голод давно стал спутником жизни. Он всюду ходил по пятам – днём стоял на деревянной скамейке, поставленной перед станком, чтобы дети моли на этом станке работать; вечером сковывал движения и вызывал помутнение в глазах, мешая подниматься по лестнице; ночью ложился рядом на кровать, забираясь под две телогрейки и пуховое одеяло. Он чуть-чуть отступал только за ужином, состоящим из хлеба, содержащего в себе, помимо ржаной муки грубого помола, пищевую целлюлозу, изобретённую в самом начале блокады, соевую муку и множество более мелких примесей. А после ужина он набрасывался с новой силой и не отступал уже всю ночь. Голод вклинивался в каждую мысль, в каждый поступок, в каждый шаг, пытался подталкивать на подлые деяния, выбить по крупицам то, что отличало человека от животного – совесть. Лёнька пока ещё находил в себе силы противостоять подлому дьяволу внутри, который шипел ему в ухо, что, если тихо задушить старушку в подъезде и отобрать у неё хлебные карточки, никто и не подумает разбираться, от чего она умерла. Мать уже месяц не встаёт с постели, и каждый день, когда он утром собирал сестрёнку в садик и, уходя из дома, прощался с матерью, понимая, что это прощание может стать последним, а отнятые у старушки хлебные карточки, возможно, продлят её жизнь.

В отличие от первых дней блокады, уже не вызывал приступ панического страха вой сирены, оповещающий о приближающихся Юнкерсах, разделяющих всех жителей на три категории: одни бежали вниз, в бомбоубежища, другие оставались на месте, потому что не могли бежать, а третьи поднимались наверх, на крыши, тушить зажигательные бомбы. Лёнька последовательно перешёл из первой категории в третью – когда-то (эти времена сейчас воспринимались почти как счастье – у мамы ещё были силы ходить), они при бомбёжках все вместе спускались в бомбоубежище; потом, когда мамины силы иссякли, он оставался у её постели, не обращая внимания на её мольбы о том, чтобы он спасался от бомбёжки, а потом…Потом сгорел соседний дом от непотушенной зажигательной бомбы – сгорел как спичка, практически моментально, вместе со всеми, кто в нём в тот момент находился. И тогда Лёнька всеми правдами и неправдами добился, чтобы его, несмотря на юный возраст, приняли в отряд самообороны, чтобы иметь возможность хоть как-то защитить маму от опасности. Да и как может быть иначе – где-то на Белорусском фронте воюют отец и старший брат, где-то служит сестра санитаркой… Как можно отсиживаться по бомбоубежищам в такое время?

От отца уже месяц не было никаких писем. Причины этому могли быть самые разные – почтальон ошибся, провалился под лёд почтовый грузовик, или… Нет, об этом даже думать нельзя. В конце концов, отсутствие похоронки – уже хорошая новость.

Каким-то светлым, безоблачным и нереально далёким казалось довоенное время. Настолько далёким, что трудно было вообразить, что оно закончилась всего каких-то полгода назад. За это время пришлось пережить столько горя, лишений, бомбёжек и смертей, что этих переживаний хватило бы не несколько жизней.

— Ну чё молчишь? Язык проглотил?

— Хочу, — от одного упоминания о еде в желудке начались спазмы.

— Ну тогда пойдём. Разговор есть.

В школе было не намного теплее, чем на улице. Печки-буржуйки, которые стояли в классных комнатах, не сильно согревали помещения. Холод был вторым спутником жизни, наряду с голодом. Если один из них выбивал у человека почву из-под ног, другой тут же приходил на помощь, и вместе эти двое быстро расправлялись с несчастным.

В декабре стояли сорокоградусные морозы. Снега выпало столько, что не успевали убирать. Некоторые дома занесло до середины первых этажей. Встали трамваи, стало казаться, что город умер, и даже редкие прохожие, появляющиеся на улицах, не могли избавить от этого ощущения. Из-за неработающих котельных полопались трубы отопления и канализации, и людям приходилось согреваться любыми доступными способами. В печах-буржуйках сжигалось всё – старинная мебель, книги, деревянные двери – всё, что могло дать хоть какое-то тепло. Кровати у Лёньки дома были железные, и только поэтому он не спал на полу.

Бубнов завернул за угол школы, остановился и, оглядевшись по сторонам, сказал тихим голосом:

— Если проболтаешься о нашем разговоре, я тебя убью.

Лёнька испуганно замотал головой.

— Я знаю, где можно достать много еды, — сказал Бубнов шёпотом.

Лёнька вздрогнул. Слово «много» уже долгое время никак не ассоциировалось со словом «еда». Оно могло ассоциироваться с чем угодно – горем, холодом, бомбёжками, но никак не с едой.

Бубнов, не заметив его замешательства, продолжил:

— На рынках есть спекулянты. Они меняют хлеб на одежду и драгоценности.

— Я знаю. Только у нас нет ничего лишнего…

— Дурак. Я же не предлагаю тебе поменять. Мы будем красть. Каждый раз понемногу, чтобы было незаметно…

— Я ничего красть не буду.

— Идиот. Это же проще простого. Я проследил, где живёт один из спекулянтов. Улица Радищева, дом 7. Продукты держит дома. Ты должен будешь всего лишь пролезть через форточку.

— А если он заметит и заявит о пропаже?

— Ты правда идиот, или прикидываешься? Если БХСС узнает, что он этим занимается, его расстреляют на месте. Пойми, мы ничего не теряем!

Протяжно завыла сирена. В западной части города послышались звуки рвущихся бомб.

В детском саду сестрёнке стало плохо. Она лежала на кроватки под двумя одеялами поверх зимней одежды и что-то бормотала в бреду. Её и без того бледное лицо стало почти безжизненным. Щёки ввалились, тонкий нос казался прозрачным. Забирать её в таком виде из сада не могло быть и речи – завтра нужно идти в школу и на завод, и сидеть с сестрой будет некому. Лёнька сходил домой и принёс две порции хлеба – её и свою.

На другой день он решился. Подошёл к Бубнову и сказал:

— Я готов.

Пришлось уйти с последнего урока. Ночная темнота в это время лишь на чуть-чуть уступает сумеркам, чтобы после этого навалиться с новой силой. А им этого и надо было – под покровом темноты забраться на третий этаж по пожарной лестнице, потом два окна по карнизу, вытащить колено печки-буржуйки из форточки, в образовавшееся отверстие просунуть руку, открыть изнутри форточку – и останется только подтянуться, что тоже очень непросто с голодухи и в тяжёлой зимней одежде… Бубнов сказал, что у него рука не пролезет, поэтому он стоял на шухере. Добытое договорились делить поровну.

Пальцы, хоть и были в варежках, замёрзли и отказывались слушаться. Сил не хватало на то, чтобы совершать хоть какие-то физические действия – работа на заводе отнимала всё. И, хотя в силу своего возраста, ему не обязательно было работать, а можно было идти после школы домой, к матери, он не мог так поступить. Вокруг разрушительная война, почти все мужчины на фронте, одноклассники, кто ещё может стоять на ногах, работают. Как он будет смотреть в глаза им, если уволится с завода? К тому же, паёк рабочего составлял двести пятьдесят граммов, а иждивенца – сто двадцать пять. На троих, таким образом, вместе с порциями мамы и сестры, получалось полкилограмма хлеба, а если учесть то, что на заводе иногда кормили обедами, свою порцию хлеба можно было отдавать им.

Где-то внизу переминался с ноги на ногу Бубнов, периодически спрашивая театральным шёпотом, почему Лёнька так долго возится. «Попробовал бы сам, повозился» — ворчал Лёнька, вынимая руки из перчаток и пытаясь согреть их паром изо рта. Наконец, он нащупал ручку и провернул её. Пальцы рук одеревенели настолько, что ничего не чувствовали.

Первым делом, как учил Бубнов, Лёнька заглянул под кровать. И сразу от явившегося его взору изобилия закружилась голова. Посмотрел в шкафу, на антресоли… Всюду, куда он только мог заглянуть, он натыкался на банки, пакеты, кульки, упаковки с консервами, крупами, сухарями, шоколадом. Такого изобилия он никогда не видел даже в мирное время, не говоря о суровых буднях блокады. Он достал из шкафа банку тушёнки и принялся, как безумный, её вертеть и разглядывать, словно пытаясь поглотить взглядом…

От раздумий его отвлёк свист с улицы. Свистели три раза – один раз длиннее и два раза более коротко. Это был условный знак, подаваемый Бубновым, что неожиданно вернулся хозяин квартиры. Причем, Бубнов врядли решился бы свистеть на виду у хозяина, а значит, тот скорее всего был уже в подъезде. Лёньку охватила паника. Запихнув тушёнку в карман телогрейки, он полез на стол, стоявший около окна, обмороженными пальцами схватился за раму форточки, подтянулся, с трудом перебирая ногами по окну, заколоченному фанерой, но заледеневшие пальцы разжались, и он упал на пол. «Дурак, во дурак» — пробормотал Лёнька и попытался открыть окно. Окно не поддавалось. Со стороны коридора послышался скрежет отпираемого замка. От испуга, Лёнька изо всех сил дёрнул на себя окно и распахнул его. Воздух с улицы ворвался в комнату одновременно с хозяином

— Стой, гадёныш, — заорал Осипов, подбегая к окну. Собрав последние силы, Лёнька перемахнул через подоконник, оказавшись на карнизе, и полез к пожарной лестнице.

— Ну чё, как делить будем? – спросил Бубнов, отдышавшись.

— Можно я себе возьму? У меня сестра заболела.

— Ты чё, опух, мелкий? Договаривались поровну. Сейчас вообще ничего не получишь!

— Не дам, – сказал Лёнька твёрдо. В эту секунду ему казалось, что он даже перед угрозой смерти не отдаст банку.

— Ты чё, опух? – повторил Бубнов, приближаясь к Лёньке.

— Сам ты опух, – молниеносным движением Лёнька выхватил банку из кармана и ударил Бубнова ребром банки в челюсть. От неожиданности Бубнов потерял равновесие и рухнул на спину. Не теряя ни секунды, Лёнька скрылся в ближайшей подворотне.

— Она умерла, – произнесла воспитательница одними губами, – мы ничего не смогли для неё сделать.

— Но… Я ей поесть принёс. Вот, возьмите. Это поможет ей. – прошептал Лёнька, глотая слёзы.

— Лёнь, успокойся. Ты лучше сам поешь. Тебе нужны силы.

***

По пустынным улицам блокадного Ленинграда шла женщина, толкая перед собой детскую коляску. Несмотря на то, что вес содержимого коляски был небольшим, всего около пяти килограмм, везти его было невыносимо тяжело – помимо писем с фронта, приходилось возить похоронки. Прочитав адрес с очередной, она оставила коляску перед дверями подъезда, поднялась по лестнице на нужный этаж и остановилась перед нужной дверью. На всякий случай, чтобы совершенно исключить ошибку, ещё раз прочитала адрес и фамилию погибшего: Порываев Вячеслав Николаевич. С тяжёлым сердцем она постучала в дверь…

Тушёнка: 17 комментариев

  1. Очень хороший рассказ. Уверен что, если он участвует в конкурсе, то будет оценен по достоинству. 5!

    ———————————————————————————————————————————
    Ну, во всяком случае, я так думаю…)

  2. Катрина Алекс написал:

    Сильный рассказ, тронул за душу. Удачи в конкурсе!

    Да-да, и меня!!!

  3. Всем спасибо. Честно говоря, очень боялся, отправляя этот рассказ. Несмотря на то, что у меня бабушка была блокадницей, про блокаду я не знаю, можно сказать, ничего (она умерла очень давно; её рассказы помню смутно). Поэтому долго рылся в интернете, но всё равно думаю, что человек, разбирающийся в этом вопросе, найдёт массу нелепостей и несостыковок.

  4. @ А. Б. Бурый:
    Всё равно хорошо написано. Знаю Вы не любите подобных отзывов, но рассказ легко читаем и вся картина происходящего предстаёт перед глазами. Насчёт моего рассказа если есть желание помочь, заходите на -http://vkontakte.ru/profile.php я там как Иван Татарчук » Игрок» если заинтересует.

  5. Рассказ получился. Получилось передать атмосферу тех блокадных дней. И подтекст пронимает…

  6. @ Ivanushka:
    Спасибо за комментарий. Странно, но на почту он не пришёл и поэтому прочитал я его только сейчас. А отзывы люблю любые, только некоторые больше, а некоторые меньше 🙂
    По поводу рассказа желание помочь было, но видимо, уже поздно. К тому же мне не очень понравилось, как он написан. Показалось, что неубедительно немного…
    @ Seliza:
    Спасибо. Не ожидал от Вас похвалы. После столь резкой от меня рецензии на Ваш рассказ вообще не ожидал от Вас хороших слов в мой адрес 🙂
    Кстати, насчёт той рецензии сам признаю, что погорячился. Даже не знаю, что на меня тогда нашло. Если мне не понравилось, это же ещё не повод так распаляться 🙂

  7. С удовольствием поздравляю с ПОБЕДОЙ, Андрей. Ур-а-а-а! Удачи.

  8. @ А. Б. Бурый:
    Андрей поздравляю сердечно. Я удивлена и рада.
    Пока шло голосование честно говоря я не читала не один из рассказов и стихов. Как бы боялась настроиться и полюбить определенное произведение. Но теперь прочту все.
    Определить до самой последней минуты ничего не возможно.
    Увидела результаты только после того, как Андрей подбил итоги. Но волновалась за всех и переживала. Все дороги мне — это, как пальчики руки или дети.

    Жду Ваших работ на конкурс дом. Еще есть неделя!!! Жду и надеюсь получить работы, которые меня порадуют.
    С уважением. Надежда.

  9. @ Alisa:
    Спасибоzautok написал:

    Андрей поздравляю сердечно. Я удивлена и рада.

    Спасибою. Дык сам удивлён 🙂Катрина Алекс написал:

    Присоединяюсь к поздравлениям) Рада за Вас, Андрей! Была почти уверена, что Вы победите:)

    Спасибо, очень приятно 🙂

  10. Хорошие у Вас тексты получаются, ув. Андрей. Показать бы этот рассказ ещё кому-то из доживших блокадников, но нет у меня уже таких знакомых, к сожалению 🙁 Буду почитывать и отзываться при случае.
    С наилучшими — успехов

  11. Сергей Лузан написал:

    Хорошие у Вас тексты получаются, ув. Андрей. Показать бы этот рассказ ещё кому-то из доживших блокадников, но нет у меня уже таких знакомых, к сожалению

    Спасибо. Вот и у меня таких знакомых нет. Бабушка давно умерла, не успела ничего рассказать. А скорее всего, не хотела…

  12. Рассказ тронул искренностью и тем, что автор, явно не свидетель событий , сумел передать суровую атмосфру тех лет.Тронут. Единственное: не «ссы» — это новобразование, тогда так не говорили.Но это мелочь.

  13. Спасибо огромное. Ваш комментарий, как человека, являющегося современником тех событий, очень ценен для меня. Честно говоря, больше всего боюсь именно комментариев таких людей как Вы. Только мне кажется, что, если это прочитает блокадник, раскритикует в пух и прах.

    Кстати, если интересно — это ссылка на рассказ блокадника про блокаду: http://www.graduss.com/?todo=show_creo&cid=4829 Там несколько рассказов, не в хронологическом порядке. Советую прочитать все. После того, как прочитал этого автора, я побоялся выкладывать свой рассказ на том сайте.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Я не робот (кликните в поле слева до появления галочки)