«Те, кто не поняли прошлого
Те, кто не поняли прошлого человечества в целом,
Те, кто не поняли своего прошлого в частности,
Те будут вынуждены его воспроизвести»
Эдмонд Уэллс «Теория относительного и абсолютного знания»
Когда-то у меня были длинные, густые и блестящие волосы. Конечно, они не были самыми красивыми и ухоженными на свете, и я, бывало, нет-нет, да и заглядывалась с интересом, а порой и с легкой завистью на обладательниц более роскошных шевелюр. Но мои, в отличие от их, — шикарных, лежащих волосок к волоску, словно с обложки глянцевого журнала, недостижимо далеких, — были родными и какими-то теплыми. В них можно было укутаться, как в старый, хранящий домашнее тепло, клетчатый плед. Они временами секлись, путались, иногда позволяли себе выпадать, и я даже, признаюсь, боялась и вовсе лишиться их. Но они были только мои, уникальные и неповторимые!
«Интересно, сколько же людей живет в том направлении? — думала я, переходя из вагона в вагон, готовящегося к отправлению поезда. — Куда все они едут так поздно? Зачем? Кто их ждет? А, быть может, никто не ждет вовсе? Только пустые стены дешевенькой съемной квартиры? Быть может, поэтому они и возвращаются так поздно. Потому, что их совсем никто не ждет?»
И как-то непонятно грустно и тоскливо становится от этой мысли, зябко как-то.
Присаживаюсь… Напротив меня — в меру упитанная тетка, на первый взгляд вполне довольная жизнью, жадно ест чебурек чрезмерной промасленности и немыслимых размеров.
«А может быть им и не надо, чтобы их ждали? Почему я вечно ровняю всех людей по себе? А они попросту другие? Им гораздо удобнее никого не любить и ни о ком не заботиться? И в этом ведь тоже есть здравый смысл — никто и никогда не сделает больно, не обманет, не предаст, не уйдет, в конце концов! Эгоизм? Самозащита? Жизненная трагедия?»
Было раннее утро 13 апреля 2008 года. Мое самое любимое время года — время пробуждения и время надежд, время предчувствия чего-то нового, непременно светлого и нежного. Время любви. Я шла, еще не привыкнув к новому состоянию, в эйфории, озираясь вокруг, а с макушки робко свисали только что обрезанные, короткие, словно у мальчишки, волосы.
Ты тогда, я помню, сказала: «Эх, и намучаешься ты с ними, подруга!»
Но разве я слышала? Тогда мне было интересно, ново, необычно. Казалось, все так легко — это ведь всего лишь стрижка.
«Следующая остановка – Москва-3»… «Неужели у железнодорожников так туго с фантазией? Ну, хорошо, пусть даже будет Москва-3.! Где же тогда Москва-2?»
Заходит человек с двумя большими сумками и хорошим, поставленным голосом начинает декларировать: «Фильмы на любой вкус, масса зарубежных и отечественных фильмов!»
«Вот, кстати, о голосе. Ты замечала когда-нибудь, что все продавцы в электричках говорят так, будто их предварительно заставили пройти курс сценической речи для поступления в РАТИ?!»
А человек тем времен подходит прямо ко мне.
— Девушка, не хотите фильм приобрести?
— С удовольствием, если у Вас есть «Чапаев» братьев Васильевых — не колеблясь, выдаю я.
Дело не в том, что я ценитель старых советских фильмов, просто название с одной из лекций засело в глубине моей памяти, и выбрало подходящий момент, чтобы выглянуть оттуда. Вовремя, однако. Выражение лица продавца описать практически невозможно, ибо от меня такого выбора он явно не ожидал. Смею предположить, попроси я, к примеру «Несгибаемый член — 5», причем обязательно в дубляже 1998 года, он удивился бы меньше. Мужчина помотал головой и задумчиво побрел дальше.
Тут же в проходе появился маленький мальчишка в грязной одежде и с пакетом в руках. Он заученно протараторил «сказку» про маму и еду. И медленно пошел с открытым пакетом. Мальчуган смотрел на меня в надежде получить часть моих скудных заработков. Разве обязана я делиться своими деньгами с непонятными дядями-тетями, на которых этот мальчик работает? Разве пустят его просить милостыню без так называемой «крыши»? И я не дала, вот только глаза отчего-то опустила…
Когда я все-таки решилась снова отрастить волосы, то поняла, что сроднилась с новой прической как с частичкой новой, незнакомой мне себя. Она попросту не отпускала меня. Стоило волосам дорасти до ушей, образ в зеркале начинал раздражать настолько, что я бежала в парикмахерскую. Я стала ее рабой и заложницей.
Куда-то исчезли все торговцы, попрошайки и даже тетка с чебуреком. Правда, напротив меня появилась молодая влюбленная пара. Странно, что они сели рядом со мной, когда в вагоне было столько свободных мест. Девушка, наигранно смущаясь, спросила парня: «А ты всегда будешь меня любить?» Он безапелляционно ответил: «Да!».
Сразу захотелось так гаденько, не гадко, а именно гаденько, сказать: «Конечно, будет. Первые года три. А потом ты придешь домой восьмого марта в новом пальто, а он не заметит, причем никого из вас троих: ни тебя, ни пальто, ни восьмое марта! И это, детка, в лучшем случае! Потому что его решительного «да» может хватить и всего-то недели на две, на три, а потом — «адиос, не поминайте лихом!» Влюбленные целовались, я ехидно делала ставки, а поезд незаметно миновал платформу «Северянин».
Я читала специальную литературу о том, как максимально быстро отрастить их, ходила к самым продвинутым косметологам, пользовалась народными средствами, но сила воли, раз от раза, подводила меня… Друзья уже отказывались обсуждать со мной тему волос, и только ты слушала мои постоянные завывания.
Однажды, когда волосы достигли критической длины — «До ушей», я стояла перед зеркалом и смотрела на свое отражение. Ты ходила по комнате. Уже несколько часов ты была глубоко в себе, явно что-то обдумывая. Я на несколько минут задумалась, и уже хотела сказать тебе, что в этот раз у меня точно все получится, что я смогу! Я повернулась — ты сидела у небольшого трюмо с ножницами в руках,, а на пол медленно падали твои, еще несколько секунд назад такие длинные и прекрасные волосы…
Мальчишка-попрошайка с пустым пакетом и заплаканными глазами шел, еле-еле передвигая ноги. Видимо, другие пассажиры тоже усомнились в его честности.
Я смотрела на него и думала: «Кто этот человек? Нет! Не он, а я! Ведь в душе я все та же девчонка, радующаяся пятирублевой «Аленке», втихаря плачущая над жалостливым фильмом, и все еще верящая в happy end. Циниками не становятся, ими рожаются!» — сделала я вывод.
Я встала, догнала мальчугана, сунула ему в руку смятый полтинник, улыбнулась на прощание влюбленной паре (а вдруг у них и правда — это навсегда?) и зашагала к выходу.
«Станция Лосиноостровская! По техническим причинам поезд дальше не пойдет!» — объявил машинист.
«Как же хорошо, что мне не надо
Дальше!»- чуть было не сказала я вслух.
Я иду по перрону, почти как подросток — в ярко фиолетовых сапогах без каблука, спортивной куртке и нелепой фиолетовой повязке, которая почему-то мне очень нравится. Весенний ветер дует мне в лицо, и, честное слово, в этом году он какой-то другой. Я улыбаюсь отъезжающей электричке, людям на платформе, и иду к турникетам. По дороге я быстрым движением руки снимаю свой смешной головной убор. По ветру развиваются мои уже практически длинные, как когда-то, волосы.
P.S. Конечно, не стоит и говорить, что речь о чем угодно кроме волос. О большой любви, проблеме выбора, силе воле, людском цинизме и чужих ошибках… А еще о том, что строить всегда гораздо сложнее, чем рушить, а надо ли? Здесь каждый решает сам. Но я даже не говорю, а кричу своё твердое — «Не стричь!» Почему? Да потому что!
И те люди, которых никто не ждет…Они не правы!