Блудный сын

Иван Бахтин
(11 июля – 11 августа 1976 г.)

«Блудный сын»

Родился я среди алтайских хлебных полей с небольшими островками березово-осиновых колков в поселке при небольшой железнодорожной станции. В пятилетнем возрасте родители повезли меня на санках за пятнадцать километров от дома и простудили. Целых два года валялся я в больницах с менингитом. Но мне повезло выжить. Рос я хилым и больным. Постоянно мучили меня головные боли и ангина. Болезнь сказалась на моем росте: я был, конечно, не карлик, но почти самый маленький среди одноклассников. Но к пятому классу уже почти не болел и, начиная с этого момента, хотя и ругались родители, из принципа перестал носить шарфы, чтобы закалить себя. У многих мальчишек были кумиры. Был он и у меня — полководец Суворов. Он тоже в детстве не был богатырем, но, закаляясь, стал сильный духом. Так думал я. Тот не знает радости от движения, кто долгое время не был ограничен в нем.
Болезнь уходила. Сверстники по-прежнему были сильнее меня, но у многих из них не хватало жизненного тонуса. Я же, как будто вырвался из темницы. Меня будто что-то толкало сзади, все время хотелось бежать. Я стал в тетрадке строить планы тренировок и почти каждый день бегал, прыгал, подтягивался на турнике.
Просматривая телепрограммы «Клуб кинопутешествий» и «В мире животных», я полюбил горы, они казались мне пределом мечтаний. Каждый отпуск родители проводили в огороде или ездили в соседний поселок к родственникам. Мою ненасытную жажду увидеть горы такие поездки утолить не могли.
На уроке математики в девятом классе в голову мне пришла мысль о том, как можно летом убежать из дома. Факт побега нужно было преподнести, как летнюю поездку в районную больницу. Меня каждый год туда направляли на пару недель на профилактику. Оставалось обдумать несколько проблем. Одна из них — где взять карту Алтайского края. По случайному совпадению, этой же зимой мой отец поступил на курсы холодильщиков в краевой центр, что облегчило мою задачу. Несколько раз отец привозил мне не ту карту.
-Пап, нам на уроке географии сказали, что нужна карта края с поселками и дорогами, а не с археологическими знаками, — просил я.
Наконец-то я получил то, что хотел. Все свободное время, пока родителей не было дома, я разрабатывал маршрут своего путешествия. Обязательным условием похода я ставил то, чтобы на моем пути не было городов. Я их боялся больше всего.
И в постели, когда ложился спать, и на уроках, я все время думал об одном и том же. Это было волнительно приятно и в то же время тревожно. Тревожно мне было по нескольким причинам. Я боялся, что не смогу, уж не знаю, струшу ли, помечтаю и в итоге не решусь на такой поступок. За родителей я не беспокоился. Мне казалось, что идея с больницей была безупречна и родители за меня переживать не будут. Я волновался за себя, потому что далее двадцати километров от дома я не был никогда.
Наступил Новый 1976 год. На новый год родители уходили к соседям – к Фартышевым. Я решил использовать момент отсутствия родителей ночью и испытать себя. Я, ведь, не знал, как поведу себя один, и чтобы проверить наверняка, решил ночью пройти на лыжах через все поселковое кладбище.
И вот наступил волнующий момент. Время было около полуночи, родители уже ушли к соседям. Мы жили на краю поселка; все люди праздновали (только вот мне было не до этого) в домах, поэтому никто не встретился на моем пути. Я шел по заснеженному полю, в лицо мело снежной поземкой, хрустел снег, полумесяцем светила луна. Я решил зайти с обратной стороны кладбища и обойти его полукругом. Через пол часа я был меж оградок. Остановился. Кругом все стояло неподвижно, среди сугробов торчали части оградок, кресты да звездочки. Луна хорошо освещала, все было видно, оттого и страха не было. Но все же, чувствовалось какое-то волнение, поэтому я постоянно оглядывался. Страшно стало, когда покинул я эти не вызывающие радости места. Впереди виднелся поселок, и чем ближе я к нему приближался, тем ярче светился он. Задний же план был темным, невидимым. Вдобавок к этому, от быстрого скольжения сильно скрипел снег, и казалось, что кто-то все время догоняет. Но стоило оглянуться в очередной раз, никого позади не видел, и опять на какое-то время я оставался спокоен. Но полностью неприятное волнение пропало, когда до поселка осталось метров триста. А вот и родная улица, народ уже вышел из своих изб. Так я и не понял, испытал ли себя, и был ли я способен или нет?

* * *

Летом с матерью я поехал в райцентр, простояв в длинной очереди к врачу, я очутился в медицинском кресле.
— Ну что ж, в этом году, наверное, мы тебя не положим, – улыбаясь, как бы делая очень приятное, сказал врач.
— То есть, как? Я хочу в больницу, — изумленно выкрикнул больной.
Врач внимательно и удивленно посмотрел на меня, по всей видимости, такие больные попадались ему впервые.
Отлежав свои положенные десять дней, я вернулся домой. Для того чтобы брат и сестра не задавали при родителях много вопросов, пришлось обмануть их заранее.
Отец лежал на кровати, читая газету. Брат и сестра сидели за столом, мать готовила ужин. Чтобы не смотреть отцу в глаза и не сдаться под его взглядом, я сел за его спиной на письменный стол. Для меня настал тревожный момент — нужно было начинать врать, отвечать на вопросы. А в случае положительного ответа собираться и ехать в желанный, но неизвестно какие испытания приготовивший для меня поход. Сердце забилось, я не верил себе, что решусь начать разговор. Несколько раз внутренне я пытался это сделать, чувствуя, что уходит время. Вот уже скоро вся семья должна была сесть за стол и тогда, сидя перед родителями и смотря им в глаза, будет весьма трудно решиться обмануть своих очень любимых родителей. Наконец-то я пересилил себя.
— Пап, со мной в больнице лежал дядька из «Боровского». Он водил туристические группы по Горному Алтаю, а теперь он на пенсии и хочет сводить своих из поселка. Я хочу поехать с ними на велосипеде, — нерешительно, все более краснея, выдавил я из себя.
В комнате воцарилась тишина.
— Ты серьезно? – удивленно спросил отец, повернувшись и глядя на меня.
Я медленно опустил голову, но этому не придали значения. Я был очень стеснительным и заподозрить, что я что-то придумал, никто не мог. Но внутри я почувствовал облегчение, главное, что я решился на начало разговора. Дальше уже было проще.
— Да, хочу посмотреть горы.
— Ну, смотри, если серьезно, завтра поедем на мотоцикле к этому дядьке, я хочу с ним сам переговорить. А то может они будут водку пить, а ты будешь в магазин бегать?
На этом разговор и закончился.
На другой день (11 июля 1976 года) мой отец, Панфил Парфенович, мыл мотоцикл и спросил:
— Ну что, сын, не передумал еще?
— Гм … ты знаешь, пап … у меня велосипед сломанный, да и с деньгами у нас туго…
— Ну ладно, набери воды, обмой люльку.
Я зачерпнул воды из колодца и ополоснул мотоцикл. Все были в доме, нужно было решаться, но в этом случае назад пути уже не будет. Рюкзак я спрятал километров в двух в лесополосе около дороги еще вчера. Мысли роем вились, я все время думал о том, как уехать. Просто так не убежишь, нужно что-то придумать. О – идея!
Я зашел в дом и сказал, что мотоцикл помыл. Отец улыбнулся. Тогда я спросил у него, уверенный, что ответ будет положительным:
— Пап, я поеду к бабушке?
Бабушка Каптелина и двоюродные братья жили недалеко, в пятнадцати километрах от поселка, и я часто сам ездил к ним летом.
— Ну, езжай.
Сердце забилось, неужели все получится? Не верилось, казалось, что все равно что-то сейчас произойдет и поездка сорвется.
Я взял велосипед, отцепил от собачьего ошейника цепь, закинул в конуру и выехал за пределы ограды. Вначале нужно было решить главную задачу — сделать все возможное, чтобы за меня не беспокоились родители. Я заехал на почту и опустил в почтовый ящик письмо, заранее написанное мною еще дома.
В письме я написал, что, мол, извините за обман, но я поехал не к бабушке, а в горы с тем самым дядькой. Но он живет не в Боровском, как я сказал, а в другом поселке, поэтому не ищите и не беспокойтесь за меня, со мной ничего не случится.
Учел я и то, что письмо родители получат в понедельник. Сегодня уже пятница, значит, у меня было три дня, чтобы уехать подальше от дома и тогда меня уже не смогут догнать.
В лесополосе нашел спрятанный рюкзак. Сразу проверил его содержимое: топорик, насос, гаечный ключ, брусок, фотоаппарат, тетрадь, карандаш, чайник, булка хлеба, несколько пачек чая, коробок спичек и три рубля денег. Вроде своим неопытным умом учел все, но еще не осознавал, что слишком халатно отнесся к одежде. Головной убор не взял – зачем он был нужен мне, ведь и так на улице не холодно. Надел любимую рубашку с поясом, но одно было плохо – не заправлялась она в брюки, и когда я от холода поджимал колени, поясница становилась совсем голой. Взял с собой кожаную куртку без подклада – лето же; но оказалось, что днем ее не оденешь – накаляется от жары, а ночью не повернешься – холодная как камень. На босы ноги – кеды. Взял брюки и как-то случайно захватил трико. Но зато взял солдатский ремень и складень-нож.
Прикрепив рюкзак на багажнике, я запрыгнул на бегу на беседку велосипеда и закрутил педалями.
— Стоп! А где же собака? А-а, мышей ловит. Волга, ко мне! Ко мне, говорю! …Да ладно, догонит.
В голове крутились только одни мысли: «…а вдруг догадаются и догонят на мотоцикле»?
Стало жарко, пересохло в горле. За поселком «Первомайский» около дороги сидели два пастуха.
— Эй, парень, курить есть? – закричали они.
Я подъехал к ним.
-Нет, не курю. А вода у вас есть?
— Вон, возьми в рюкзаке. А ты куда едешь?
Я достал фляжку, жадно проглотил немного теплой воды.
— Да в Буканку с Корчино.
— Это поселок «Комсомольский» что ли?
— Да. Ну, спасибо, до свидания.
Только я проехал с километр от пастухов, вдруг, навстречу в проехавшем москвиче увидел соседей – Решетовых. И самое плохое, что они меня узнали.
— Черт побери! Встретятся, как обычно, соседи с родителями во время полива огорода вечером, возьмут да и спросят, куда это ваш сын с собакой поехал? Выяснится, что в противоположную сторону, а не к бабушке… — с опасением рассуждал я.
Появилась какая-то страшная боязнь, увидев далеко позади мотоцикл с люлькой, я стал заранее прятаться. При этом неоднократно я задавал себе один и тот же вопрос: «Неужели вот все так быстро по-идиотски закончится?»
Слева и справа мелькали небольшие березово-осиновые колки. Обогнув буканский сад, я свернул в сторону Алейска. Проехал через Покровку. Вдоль дороги шла пожилая женщина.
— Вы не подскажете, который сейчас час?
— Без двадцати минут семь, — посмотрев на часы, ответила женщина.
Так, уже было семь часов вечера, а выехал я из дома в три часа пятнадцать минут.
Вот и «Костин Лог» уже наблюдался впереди. Неожиданно в метрах трех от меня что-то резко прыгнуло. От неожиданности я вздрогнул вначале и растерялся. Виновником был серый заяц. Проскакав метров двадцать, косой остановился и уставился на меня, и через несколько секунд прыгнул в кустарник.
Медленно смеркалось, мне хотелось кушать, и уже появилась усталость. Перед «Боровским» располагалось большое озеро, было уже темно, и я решил, что это самое удобное место для ночлега. Хотелось расположиться поближе к воде и, в то же время, подальше от поселка, чтобы быть невидимым для людей. Походил вдоль берега и остановился почти возле воды среди кустов. Не понятно, была ли рядом полевая дорога или нет, только одна темнота кругом, да вода отсвечивала. Набрал сухих веток, разжег костер, вбил колышки и пошел за водой. Берег озера оказался пологий, заиленный. Вошел метров на десять от берега в водоем и провалился по колено в засасывающую грязь, и воды набрать так и не смог.
— Вот это фокус, — подумал я, — стою на берегу озера, а воды не наберешь… так и от жажды помереть можно.
Поверхность озера отсвечивала, и казалось, что впереди виднелся чистый ясный горизонт. Я резко запрыгал вперед, чтобы опередить засасывающую грязь, но застрял по пояс в жиже, а воды так и не добыл. Это стало бесить. Тогда я лег на поверхность воды и стал имитировать движения пловца, потому что плыть по грязи, хоть и достаточно жидкой сверху, не получается. Но и этот маневр не удался. Через некоторое время я все-таки выбрался на берег.
Теперь два обстоятельства беспокоили меня. Во-первых, ужасно хотелось пить, а во-вторых, я весь был измазан в грязи, и нужно было где-то искупаться. Пройдя еще метров двести вдоль берега, удалось найти более подходящее место. Искупался, набрал в чайник воды.
Пока вода нагревалась, я разделся и стал просушивать вещи. Наконец-то закипела вода, и я заварил чай. Отломил пол булки хлеба и стал запивать его только что заваренным напитком. Немного хлеба дал и собаке. Но она и так не скучала, а особенно не пришлось скучать лягушкам, которых она гоняла.
Стало совсем темно. Я раскрыл тетрадь и под отсветы воды стал описывать самый первый день своего пути. Где-то вдалеке слышались голоса. Мелькнула мысль, что костер виден далеко, это только я ничего не видел кроме костра. Невдалеке раздался стук колес телеги. Я отошел от костра, и стал прислушиваться — кругом вроде все было тихо. Прошелся я по лесополосе, насобирал более толстых сухих веток. Сел у костра и подозвал собаку, с ней мне было как-то спокойнее. Попробовал уснуть, но сон не шел. В голове роились мысли:
— То, о чем я мечтал целых полгода, сбылось, вернее, первый шаг был сделан. Что же будет дальше?
Хотя я и осознавал, что уже покинул дом, для меня все это было будто во сне, будто все это было нереально. До сих пор я не могу осознать, что смог на такое решиться. — Что же там дома? Лишь бы поверили, не стали искать, все-таки здорово я придумал с этим дядькой, — рассуждал я про себя.
Так вся ночь и прошла в рассуждениях и переживаниях.
Наступило раннее утро, брезжил рассвет. Чувствовалась прохлада. Я сделал небольшую согревающую разминку. После заварил кружку чая, и подумал, что не помешало бы сахара сейчас, но пришлось пить без него. Я не забыл про продукты, нет, дело не в этом. Наша семья жила скромно, больших запасов продуктов летом не делала. Денег у родителей хватало от зарплаты до зарплаты. А взять килограмм сахара из дома — значит лишить на какое-то время свою семью. Кроме того, этим я раньше времени мог насторожить родителей и обнаружить свое исчезновение.
Выехал я в шестом часу утра. Трассы хорошей в нужном направлении не было, поэтому я решил ехать полевыми дорогами. Не проехав и километра, дорогу перебежала косуля. Ее легкое изящное мускулистое тело некоторое время рассекало воздух вдоль дороги, а затем быстро исчезло, растворившись среди осин и берез.
Начался сильный дождь. Заехал я в поселок «Комсомольский» и спрятался под навесом сарая. Нахождение в поселке напоминало о доме. Не удобно мне было перед младшими, Володей и Наташей, которых пришлось обмануть, чтобы они поддержали родителей или, по крайней мере, не задавали вопросы. Мысли прервались также быстро как начался и кончился дождь.
-Волга, ко мне! Иди сюда, Волга! – со злостью выкрикнул я недовольный тем, что собака посмотрела на меня и побежала дальше.
Все больше мне хотелось кушать, а продолжался всего лишь второй день пути.
— Да, трех рублей мне явно не хватит, — размышлял я, — деньги я пока не расходовал, но ведь мое путешествие только начинается. Что же будет дальше? Неужели придется вернуться? Нет, ни в коем случае, потом мне всю жизнь будет вспоминаться – вот если бы ты не вернулся… нет, только вперед.
Впереди вырастали кучи угля, затем показался сам райцентр Топчиха. Я подъехал к магазину и поставил велосипед у окна так, чтобы он был виден изнутри постройки. Посмотрел я на три рубля и осознал, что еще несколько дней назад, эта сумма казалась мне огромной; а теперь не хотел расходовать ни одной копейки, так как понимал, что можно израсходовать ее и за один раз. Поэтому я купил по-минимуму — булку хлеба и банку консервы «Завтрак туриста».
К вечеру скорость движения значительно снизилась. Довольно протяженный участок дороги был засыпан кучами щебня, и собака ободрала себе подушечки лап и уже кое-как переставляла ими. Не дойдя метров двадцать до хозяина, она падала со слезами на глазах на бок и умоляюще смотрела. Но как мне не было жаль собаку, нужно было двигаться дальше. Как только собака падала, я еще проезжал метров сто-двести и останавливался – ждал пока собака опять подойдет. Каждый раз, поворачиваясь в ее сторону, я мрачно думал, что если дела пойдут и дальше так, то до Телецкого озера не доехать. Ночь скрыла расстояние, виден был только небольшой отрезок дороги, небо затянуло тучами. На меня наваливалась усталость, хотелось кушать. Я уже давно шел пешком, велосипед держал в руках и двигался со скоростью измученной собаки, которая кое-как плелась шагах в двух сзади. За поселком Чистюньки я не выдержал и поднял руку. Резко притормозив, к обочине подкатил высокий самосвал.
— До Хабазино подвезете? – с надеждой спросил я у водителя.
— Садись.
Водитель спрыгнул, помог закинуть велосипед в кузов.
— Можно я собаку с собой возьму?
— Бери.
Растянувшись на коленях, собака сразу уснула. Проехали мы километров десять и остановились. Я поблагодарил водителя. Мы оказались рядом с указателем, на котором было написано, что до Хабазино шесть километров.
Небо было черным от грозовых туч, и казалось, что вот-вот грянет ливень. Собака даже не вставала, она лежала и только глядела вслед. Я взялся левой рукой за руль, правой за ошейник и медленно побрел к поселку. Собака скулила, практически сама не двигалась. Пришлось тянуть ее, а иногда она падала, поэтому приходилось тащить ее волоком.
Можно было и здесь в поле переночевать, но очень холодно и, похоже, собирался нагрянуть ливневый дождь. Вдали виднелись огни, казалось, до них идти целую вечность. Я уже начал на ходу клевать носом, но идти не прекратил. На меня набежал какой-то непонятный страх. Кругом располагались поля, а вдоль дороги росла высокая трава. Тенью перекатывались по полю тучи, и создавалось впечатление, что где-то кто-то движется, прячется. Хотя я и осознавал, вернее, твердо знал, что все это ерунда, но от этого чувства полностью отвлечься не мог. «Вот что-то у того куста исчезло, сейчас поравняюсь с ним, а из-за него выйдет убийца» — думал я.
— Да, Волга, нас ждут, и если мы через час не придем, нас будут искать, – не то для того дядьки, не то для себя говорил я вслух, это хоть как-то успокаивало.
Вот и поселок уже был рядом. Слышались пение, крики и пьяные голоса.
— А если отберут велосипед, фотоаппарат? Нет, сначала схожу в разведку, — мысленно я предусматривал обстоятельства и разрабатывал план действий.
Справа от дороги вплотную к поселку находилось какое-то поле, казалось кукурузное. Метрах в двадцати от дороги я положил велосипед, на него куртку, в нее завернул фотоаппарат, рядом уложил собаку. Огляделся вокруг, вроде бы, запомнил это место точно.
Улицу, по которой я шел, освещали фонари. Голосов уже не было слышно, людей не видно, наступила глубокая ночь. От холода меня стало колотить мелкой дрожью, я решил надеть куртку, а для этого пришлось вернуться к полю.
— Кажется вот здесь, — размышлял я.
Я исходил все кругом и ничего не нашел. Даже собака не отзывалась.
— Волга, Волга, — ласково позвал я, чтобы собака не боялась.
— Волга! – уже с угрозой звал я.
Было не понятно, куда же мог деться велосипед, хотя, впрочем, и не очень странно для такого времени суток — стало совсем темно, на небе не было ни единого просвета. Очень холодно. Снова пришлось идти в поселок. Я залез в огород, лег под дерево, сжался калачиком. Мне стало тепло, но, к сожалению, только на несколько минут. Тогда я встал, перелез через забор. Повезло, улица была освещена. Заметил, что у одного из домов на крыше была оторвана доска, около стены находилась клетка с цыплятами. Я огляделся, перелез через забор, забрался на цыплятник и проник на чердак. Здесь не было ветра, да и на случай дождя это хорошее укрытие. Зарылся в опилки и отключился.
Открыв глаза, сначала ничего не понял. Я наполовину зарыт в опилках, какая-то крыша, откуда-то снизу пробивался свет. Глянул в дыру, солнце уже стояло высоко. Первая мысль: «А вдруг украли»? Около дома стояли двое ребят и девушка. Ничего не поделаешь – пришлось ждать, чтобы остаться незамеченным. Медленно и томительно потекло время. Наконец-то все трое отвернулись, я в это время слез с крыши, и, опираясь руками, перескочил через забор и побежал к полю. Велосипед увидел сразу, он лежал нетронутый на самом видном месте, вот только собаки рядом не было. Пять минут поисков увенчались успехом, я ее нашел и очень обрадовался этому.
Вышел на трассу и поехал к Красноярке. Собака то медленно бежала, то переходила на шаг. Прямо по ходу движения двигалась огромная грозовая туча, казалось, скоро начнется ливень. Собака была рядом, она подбежала, упала под куст, и начался дождь. Не далеко был мостик через реку, как оказалось, это была река Алей. Я, прихватив с собой велосипед, побежал и спрятался под этим мостиком. Переждав дождь, вернулся на прежнее место, но собаки там уже не было. Спрятаться, вроде бы, негде, вдоль реки росли только редкие кусты. Прошел вдоль реки метров триста, и удивился тому, куда она могла убежать. Плюнул со злости, поехал в Володарку. Спустила камера, остановился, накачал. Проехал еще километра четыре, остановился, стало мне жалко собаку, и я вернулся обратно. Подъехал к мосту, пошел вдоль берега, собаку так и не нашел. Сел, вытащил последний кусок хлеба, и услышал, как звякнул обрывок цепи на ошейнике собаки. Оглянулся, метрах в трех под наполовину выкорчеванным корнем лежала собака. Сердце облилось горячей кровью и на душе стало спокойно. Подполз я к собаке.
— Волга, Волга, — ласково запричитал я, отдал ей последний кусок хлеба, погладил.
Понял я, что сегодня уже ехать дальше не удастся, нужно искать место для ночлега. Отойдя с полкилометра от поселка, мы остановились. Пристегнул к кусту собаку, насобирал дров, вскипятил чай. Открыл купленную вчера в Топчихе банку консервов «Завтрак туриста», половину съел, половину отдал собаке. Полакомившись, Волга сразу уснула.
Медленно надвигалась ночь, стало прохладно. Повернулся лицом к костру – жжет, а спина мерзнет; повернулся спиной – мерзнут руки, колени. Так всю ночь и проворочался. Только под утро немного вздремнул.
Рано утром на противоположную сторону реки пришел пожилой дядька и стал рыбачить. Я крикнул узнать который час и в шестом часу утра поехал в Володарку.
Отсутствие продуктов заставляло усиленно работать мозг в этом направлении. Бросилось в глаза то, что в этом районе много сусликов. Хотелось поймать двух зайцев сразу: проехать как можно больше километров и наловить сусликов. Останавливался, ложил велосипед и по-пластунски подползал к норке, в которой только что исчез зверек. Пролежав минут пять-десять в таком положении, я вставал и ехал дальше. Так ни одного суслика я и не поймал. Еще засветло остановился на берегу Оби. Светло, стало много комаров. Я разжег костер, набросал сухих веток, чтобы хоть дымом немного разогнать кровососущих. Хотелось пить, а вода была очень мутная, пришлось набрать светло-желтой жидкости в чайник. Кое-как дождался, пока закипит, и стал мелкими глотками жадно глотать.

* * *

Родители в последнее время отпускали сына к бабушке в гости. В пятницу они ничего еще не подозревали, когда их сын сначала просился в Горный Алтай, а затем быстро передумал и решил съездить к родственникам. Но в субботу решили сходить в колок за груздями, а рюкзака не нашли. Наташа пошла кормить собаку, позвала – безрезультатно, потянула цепь, собаки не оказалось. Родители молча переглянулись, завели мотоцикл и поехали в Урывку. Остановив мотоцикл около изгороди Архиповых, увидели приближающихся двоюродных братьев сына – Владимира, Ивана, Николая.
— Иван вчера приезжал? – спросили они с надеждой.
Подошла бабушка Каптелина.
— А пошто так поздно, што-нибудь случилось?
— Нет, дядь Паша, не было, — ответил Николай, — а что случилось?
— Да нет, ничего.
Взволнованные родители Ивана сели на мотоцикл и помчались домой. Архиповы недоуменно смотрели вслед.
На следующий день они поехали в Боровское. Останавливались почти у каждого дома и спрашивали, не знает ли кто мужчину, который собирал группу в Горный Алтай? Местные жители только удивленно пожимали плечами, такого человека они не знали.
В понедельник пришло письмо. Мать Ивана горько уливалась слезами и вслух размышляла: «А вдруг погибнет наш сын, мало ли что может случиться, ведь он такой стеснительный…. как теперь ходить по улицам, смотреть людям в глаза, ведь от них убежал сын…»
Вечером родители сидели на скамейке, к ним подошли соседи – Фартышевы, Решатовы.
— Да не расстраивайся, Стеня, не сладко ночевать в степи, поостынет, сегодня-завтра вернется обратно, — успокаивали Фартышевы.
— Кто его знает, в милицию на всякий случай заявите, быстро поймают, — советовали Решетовы.
— А кто знает, в какую сторону он поехал, да и где он теперь? Может, лежит сейчас с переломанной ногой и никто ему, сыночку моему, не поможет. Ох, за что мне такое наказание, — плакала мать.
Отец сидел рядом и думал.
На следующий день, отпросившись на работе, поехали в Мамонтово заявлять в милицию о пропаже сына. Выяснилось, что в тот же день из Мамонтово убежала какая-то девушка лет пятнадцати, она тоже недавно лежала в больнице. Сразу пришли к выводу, что они убежали вместе. В милиции ответили, что нужно ехать в Барнаул и обращаться на телевидение. Взяли на работе отпуск, поехали по поселкам района. Вдруг кто-нибудь что-нибудь знает об этом дядьке. Но никто ничего не знал.

* * *

Утром из Володарки выехал в направлении Усть-Чарышской пристани. Дорога пролегала вдоль Оби, берег был очень высокий обрывистый. От жары хотелось пить, но к реке не спуститься. Временами шел пешком, собака сильно хромала, но иногда все же переходила на легкий бег. Неожиданно она бросилась за мышью и поползла вниз по склону. Метра через три ей под лапу попал небольшой уступчик.
— Волга, сидеть, сидеть! – то мягко, то с угрозой командовал я, чтобы собака не двигалась.
Но она пыталась вылезти наверх сама, отчего уступчик осыпался, и вот-вот она могла сорваться вниз и разбиться.
— Самостоятельно ей не выбраться. Что же делать, нужно выручать. Лишь только она упрется о склон лапами, сразу соскользнет вниз, — размышлял я.
Вот собака приготовилась, собралась сделать прыжок, но ей не выскочить, слишком глубоко и круто.
— Сидеть, говорю, сидеть! – с угрозой рявкнул я.
Собака вздрогнула, глянула на меня, но не прыгнула. Перед самым обрывом росла тонкая березка. Я спустил ноги, затем ухватился за ствол деревца. Левую руку отпустил, отчего мои ноги заскользили не находя опоры. Березка начала помаленьку высвобождаться из земли, но еще держалась крепко. Спустился к уступчику, поставил левую ногу, правой рукой держась за березку. Левой схватил Волгу за ошейник и стал, помогая коленом, выталкивать ее наверх. Собака стала двигать лапами, и через какое-то время она выскочила наверх, выбрался и я. Глянул вниз, если бы соскользнул я или собака, без переломов бы, наверно, не обошлось. Хорошо, что все закончилось благополучно.
Начались лесополосы. Обычно, проехав сто-триста метров, я останавливался, ждал собаку, либо шел рядом. А тут проехал за поворот, и лесополоса скрыла собаку, которая шла по полевой дороге. Подождав минут десять, я подумал, что Волга не дошла до поворота и легла. Покричал – тихо. Сел на велосипед и вернулся. За поворотом ее не было. Стал кричать – безрезультатно. Все ясно, собака сбежала от меня. Положил я велосипед на дорогу, пошел искать, но так и не нашел. Волга, не выдержав терзаний, сбежала от мук. Было жаль собаку. С ней не страшно по ночам, с другой стороны ее отсутствие развязывало мне руки, теперь я мог ехать быстрее. Хотя если бы и был выбор, я бы лучше шел с ней.
После обеда я приехал в Усть-Чарышскую пристань. Нужно было каким-то образом переправиться через Обь на теплоходе. Озадачивало одно – не было денег на билет, а вдруг без билета не пустят. Сильно хотелось пить. Заехал я на пляж. Здесь располагались широкое мелководье, где вода чуть ли не горячая, и широкие острова, поросшие тальником. Кругом люди загорали, купались, играли в волейбол.
Разморившись от жары, я решил отдохнуть, искупался; проехал по поселку и снова вернулся на пляж. Метрах в двадцати от меня сидели подростки лет пятнадцати-семнадцати, видимо, они обратили внимание, что у меня рюкзак все время на багажнике, нигде его не оставляю, значит, в поселке никого знакомых нет, можно и отлупить, никто не заступится.
Я сидел, загорал и украдкой наблюдал за подростками. Обладая плохим слухом, я по губам и кивкам уловил, о чем они говорили, перешептывались:
— Сейчас сходим за парнями и вломим ему…
Я сидел неподвижно, делал вид, что смотрю все время в сторону от них, хотя внимательно следил за подростками боковым зрением. Вот они пошли к зарослям тальника, там в волейбол играла большая группа парней и девчат. Прикинул расстояние, метров около ста. Посмотрел в сторону поселка и понял — путь к отступлению очень сложен. От поселка все время шли парни, могли задержать, да и к поселку от Оби был очень длинный крутой подъем, быстро на него не заберешься, да еще с велосипедом. Думать о том, чтобы заехать и не приходилось – слишком крутой склон, при большой нагрузке на педали, сразу появится прокрутка.
Как только подростки скрылись за кустами, я сразу вскочил, схватил велосипед, запрыгнул на беседку. Проехав метров двадцать, оглянулся — за мной уже была погоня. Бежало человек шесть. Впереди была мелкая протока, но ее не проедешь, вязко в песке. Я соскочил, взял велосипед в руки и побежал с ним к спасительному поселку, который стоял на горе. Вот закончилась долина, и начался подъем.
Чуть в стороне и впереди шли к пляжу два подростка лет по четырнадцать и оживленно беседовали. Парни, которые бежали за мной, стали им кричать. Пока эти двое сообразили, что это кричат им и что от них хотят, я пробежал мимо. То ли они побоялись, то ли лень им было за мной бежать, они лишь проводили меня взглядом. Вот скоро и закончится подъем, но ноги уже онемели, прихватило дыхание, смогу ли добежать до верха? Парни находились уже рядом, уже в метрах пятнадцати-двадцати сзади, было слышно их шумное дыхание.
— Лучше стой, а то хуже будет, слышишь ты…, — орали со злостью они.
Я выбежал на равнину, запрыгнул на беседку велосипеда. Сзади меня догонял парень лет восемнадцати, он свирепел от злости, оттого что какой-то пацан заставил его бежать более чем полкилометра. Вот остается метра три-пять. Он чувствовал, что я сейчас уеду, и уже хрипел; бежал со всех сил и пытался схватить за что-нибудь. Но скорость велосипеда выровнялась, и я медленно пошел в отрыв. Начался пологий, а затем более крутой спуск, я уже набрал приличную скорость и оглянулся.
Парни стояли и размахивали руками, двое из них побежали куда-то в сторону, возможно за велосипедом, мотоциклом. Терять времени нельзя было, если догонят — не сдобровать. Спуск становился все круче, я не препятствовал набору скорости, с обеих сторон мелькали дома; сидящие на скамейках бабки и о чем-то шептались.
Внезапно я увидел метрах в трех углубление поперек дороги. Сердце кольнуло, я по инерции прилег к раме, что, вероятно, и спасло меня от перекидывания через руль вместе с велосипедом. Удар! Велосипед с седоком на секунду замер, а затем свалился набок. Я вскочил, руки и ноги вроде целы, правда разорвал брюки на колене и рубашку на локте, вроде и кровь сочилась, но было не этого. Я по инерции оглянулся, пока погони не наблюдалось. Я поднял велосипед. Рама была изогнута, просвета между колесом и рамой не было, колесо завернуло вверх, вилка на переднем колесе изогнулась, заднее же колесо заклинило. На некоторое время я совсем растерялся. Вытащил ключ, ослабил гайки заднего колеса, оно закрутилось. Теперь нужно было ремонтировать переднее колесо, чтобы оно не задевало раму. Я вытащил из рюкзака топорик и начал обухом стучать по раме. Она в местах изгиба сплющилась, но появился просвет.
— Нужно отсюда быстрее уезжать, — только одна мысль подгоняла меня.
Разбежался, на ходу запрыгнул на беседку и закрутил педалями. Сидеть было непривычно высоко, но это мелочи, ехать можно. Проехал километра четыре-пять за поселок, нашел удобное и безопасное место – поле с высокой травой. Подыскал камень, снял колесо и начал выправлять вилку. Бить сильно побоялся, а вдруг лопнет, и что тогда делать? Уезжать далеко смысла не было, ведь нужно было переправиться через Обь. Решил, что буду ночевать на этой стороне, а завтра утром, пока местные парни будут отсыпаться, буду искать способ переправы.
Вернулся в проехавший днем поселок Вяткино. Берег обрывист, высок, к реке не спустишься, не напьешься. Около ограды одного из домов стоял парень, прикинул, парень вроде простой, подъехал.
— Слышь, парень, попить дай.
Он зашел в дом и вынес кружку воды.
— Куда едешь? – спросил он, окинув взглядом внимательно с ног до головы незнакомца.
— Да, на ту сторону надо. Ты в бутылку воды набери.
— Сейчас.
Через пару минут он вынес наполненную водой бутылку. Поблагодарив, я положил ее в рюкзак и поехал к обрывистому берегу Оби. Темнело. По реке шныряли моторные лодки с парочками. Сидеть без костра было холодно, а разжигать не хотелось – привяжутся снова какие-нибудь парни – отлупят еще. Пошел в сторону обрыва, это километров десять-двенадцать. Дошел только до середины и вернулся обратно. Хотелось есть, холодно. Шел по слабо виднеющейся колее, тянущейся метрах в пяти-шести от обрыва. Задремал, очнулся и вздрогнул – до обрыва пол шага. Снова вернулся к колее, вернее к тому месту, где она должна быть. Ориентировался я только по отражающейся воде реки. Изрезанный берег зачастую создавал причудливые фигуры, которые иногда казались мне необычайно высокими людьми, лицами из сказочных персонажей, а один раз отчетливо вырос громадный всадник на части лошади.
Стало жутко. Так и шел я опять к Вяткино, то задремав, то очнувшись, раза два чуть не сошел в обрыв. Вот рядом показались огни поселка. Ночь. Около обрыва на окраине поселка увидел большие кучи песка. Подошел к ним, положил велосипед, присел рядом и сразу отключился.
Вздрогнул оттого, что услышал голос тетки:
— Парень, ты чего спишь стоя?
Проснулся. По улице гнали стадо коров, было пять-шесть часов утра. Во сне я видел здание, и мне снилось, что я лежу в больнице, и иногда выплывали какие-то громадные полусказочные люди и летали.
— Я лежу в этой больнице, — первое, что пришло мне в голову, ответил я.
Оглянулся. Я стоял в полушаге от здания, оно было один в один с тем зданием из сна, но только на нем красовалась вывеска какого-то административного заведения. Я опешил. Я абсолютно не представлял, где нахожусь, и последнее что я помнил – кучи песка. Но где это?
Тетка очень внимательно посмотрела на меня, прошла метров двадцать до колодца. Подошла к мужику, который черпал воду, о чем-то с ним заговорила и посмотрела на меня. Поняв, что меня считают сумасшедшим, я растерялся, пошел прочь от этого учреждения и поселка в гору.
-Черт побери, где же я вчера оставил велосипед? Кажется, были какие-то кучи….
Оказалось, я ушел совсем недалеко. Ага, а вот были и кучи песка. Подошел. Точно, велосипед лежал цел и невредим. Было видно, что совсем недалеко у колодца стояло несколько человек и смотрело.
Слева от этого места был обрыв к реке, справа — поселок и пологая низменность, прямо — крутой спуск, а вдали виднелась та самая полевая дорога, по которой я шел ночью. Я сразу вскочил на беседку и направил своего железного коня прямо. Крутой спуск, но весь он не просматривался из-за кустов и травы. Метра через три только я начал разгоняться, впереди стало так круто, что можно было назвать обрывом метров восемь-десять. Чтобы не улететь туда, пришлось падать на плечо. А на меня смотрели, не было времени собираться с мыслями. Я вскочил и поехал правее. Проскочил мимо зрителей метрах в десяти, пытаясь как можно быстрее набрать скорость. Скорость была приличная. Метров через сорок после того, как я со свистом проехал мимо сельчан, я с ужасом увидел впереди по курсу разрушенный мост. Какой-то мужик нес вторую доску-плаху, чтобы проехать с противоположной стороны на мотоцикле. Я нажал на тормоза, цепь слетела, скорость большая, а уже метрах в десяти мост:
— Мужик, с дороги!!! – что было сил заорал я.
Мужик бросил доску и отскочил. Мурашки побежали по коже, но руки не дрогнули, и я благополучно проскочил по доске. Далее был подъем, скорость упала, я остановился. Зрители около колодца по-прежнему стояли и смотрели, я по-прежнему был в поле зрения.
— Да, сегодня вечером будет тема для разговора.
Мужик же на мосту крепко сматерился и занялся дальше своим делом.
Приехал я в Усть-Чарышскую пристань. Подошло судно, садились люди, не было понятно с билетами или нет, я смело зашел на палубу. В носовом отделении не было сидений, а лежали одни веревки да тросы. Я положил велосипед и лег рядом. Какая-то тетка в красном жилете подошла, посмотрела и ушла. Отчалили от берега. Приятно, продувает ветром, тепло и уютно. Плыли около двух часов, меня никто не тревожил и билета не спрашивал.
Приплыли в Чеканиху. Ужасная жара. Дорога, извиваясь, петляла по сосновому бору. Ехать было трудно, дорога песчаная. Во рту давно пересохло, хотелось пить.
— Может вот за тем поворотом будет вода?
С надеждой я посмотрел вдаль, но ни за этим, ни за следующим ее не было. Зато кругом таблички: «Ягоду не есть, воду не пить – отравлено!» Проклиная тех, кто опылял здесь, я думал о том, что может плюнуть на все и наесться ягоды. Но тут же отвергал эту мысль.
Послышался гул машины, который все нарастал и приближался. Наконец-то она показалась из-за поворота. Махнул рукой, машина остановилась.
— До Червянки довезешь? – спросил я водителя.
— Залазь.
В кузове сидело человек пять мужиков, они с неохотой о чем-то разговаривали и, напившись, держали открытой банку компота.
— Пить хочешь?
— Хочу.
Я взял банку и попытался напиться. Машину трясло, банка стучала по зубам, компот выливался мимо.
— Кузьма, слышь, человек пить хочет, постучи по кабине, пусть остановит.
Машина остановилась, банка по зубам больше не стучала. Компот попадал в рот, на лице появилась улыбка от безумного счастья. Мужики засмеялись. Километров через десять подъехали к поселку. Перед поселком протекала речка. Я попросил остановиться, спрыгнул, принял велосипед. Скинув рубашку и брюки, я нырнул. О боже, какое это было счастье! Ничего больше не хотелось. Казалось, и не было жажды. Купался минут десять. Оделся. Напился воды и поехал дальше, на Боровлянку. Километра через два, вдоль дороги стало очень много попадаться малины. Проехав еще километров шесть, остановился, стал есть горстями. Иногда прихватывая листья, с жадностью поедал ягоду. Остановился лесовоз. Соскочил парень-водитель, тоже стал есть ягоду.
— Здорово!
— Привет.
— До Троицка довезешь?
— Садись. Только до Боровлянки еду.
Привязали велосипед к запасному колесу за кабиной и поехали.
— А ты куда направляешься?
— Да к родственникам в Троицк, — на всякий случай соврал я.
— Ну, сегодня наверно не доедешь. Где думаешь переночевать?
— Не знаю…
— Слушай. Зайдешь в диспетчерскую, попросишься у дежурного, я думаю не очень уютно, но переночуешь.
Лесовоз остановился около АТП, я зашел в диспетчерскую.
— Здравствуйте, — обратился я к дежурному, мужчине лет сорока пяти, — я еду в Троицк, сегодня не доехать, можно я у вас переночую?
Мужчина внимательно посмотрел на меня:
— Оставайся, если тебя пара стульев устроит.
— Устроит.
Постепенно начало смеркаться. Подъехал на «Восходе» парень лет семнадцати-восемнадцати. Разговорились. Парень произвел на меня хорошее впечатление. Но раз уж сказал рядом сидящему мужику, что еду в Троицк, то теперь говорить что-либо другое не стоит.
— Чего ты здесь будешь мучиться ночь, пойдем ко мне домой, — просто без напористости сказал парень.
— Пойдем.
Поселок делился на две части, одна из них называлась Многоозерное, здесь и жил мой новый товарищ. Зашли в ограду. Во дворе на улице была кирпичная печь. Около нее стояла мать парня и пекла пышки.
— Мам, пусть он у нас переночует, зовут Иван, накорми его, а то, наверно, голодный.
— Ну ладно, Иван, располагайся на моей кровати, мать покажет тебе. Чувствуй себя как дома, а я бегу к подруге, — говорил парень, поправляя галстук у зеркала.
Я сидел на скамейке и отдыхал душой. Погода была теплая, ветра совсем не было, не нужно было думать о ночлеге. Стеснения перед хозяйкой у меня не было, у нее не было напускной вежливости, все просто – от сердца.
Женщина взяла ведро, собралась идти за водой. Я встал.
— Нет, нет, ты устал, отдыхай.
— Да я весь день на машине ехал, не устал, давайте схожу.
— Ну, сходи, колонка за углом, вон там, — с улыбкой сказала хозяйка, показывая рукой.
— Ты уже пришел, вот спасибо. Садись, сейчас с парным молоком пышек поедим, чуть позже борща отведаешь.
Закончился шестой день пути. Вначале я пил чай с хлебом, один раз съел половину банки консервы. А затем начались проблемы, я вообще не ел, только что вот сегодня малину.
— Ох, сейчас и поем! – с воодушевлением и нетерпением подумал я.
Но к своему удивлению за один присест осилил только несколько пышек. Вернулся домой хозяин. Им оказался тот самый диспетчер.
— Ну, как не обижают тебя здесь?
— Да нет. Можно я газету почитаю?
— На, возьми.
Это была местная пресса. Понравилась одна фотография и статья. На фотографии запечатлены волчонок, кошка, дочь или внучка местного врача-ветеринара. Один лесник поймал волчонка, принес в поселок, подарил ветеринару. Прожил волчонок у него пол года и сбежал. Все говорили, мол, как волка не корми, все равно в лес смотрит. Когда хозяева уже и не ждали, через месяц маленький волк вернулся.
— Ваня, кровать я постелила, если хочешь, можешь ложиться, — ласково сказала хозяйка.
— Спасибо!
Через Южаково, Беловский, Троицкое, Новоеловку, Ельцовку поехал на Горновое. Днем два раза промок под сильным ливнем. Выехал на полевую дорогу, по грязи ехать не смог, пришлось везти велосипед в руках. Смеркалось, прохладно. Колея глубокая, извилистая. Вечерний свет заката отражался в мутной жидкой грязи и воде. Который раз подряд поворачивался и смотрел на медленно приближающийся самосвал. Опасаясь, что самосвал занесет в сторону от грязи, отошел к обочине и махнул рукой.
— Куда? – крикнул водитель, выглянув в окно.
— А куда едешь?
— До Горнового.
— Ну, довези.
Машина остановилась. Не раздумывая, я перекинул через край борта грязный велосипед. Доехали до АТП. Вышла сторожиха, лет пятидесяти, открыла ворота. Водитель поставил машину, принял сумку у жены, кивнул и пошел в поселок.
— Я не доехал до Целинного, можно у вас переночевать?
— Пожалуйста. Проходи.
В гараже было тепло, зашел в кабинет, как назвала женщина небольшую с галанкой-печью комнату. Захотелось спать, я с грустью посмотрел на стул, но был и этому рад.
— Чай пить будешь? – не то предлагая, не то спрашивая услышал я вопрос.
— Буду, — просто ответил я.
— Откуда едешь? – спросила с усмешкой, окинув взглядом, женщина.
— Из Троицка.
— Ну, из Троицка, так из Троицка, чай-то пей.
Женщина минут на двадцать отлучилась, а когда вернулась, я, прислонившись виском к стене и сидя на стуле, спал.
— Ты спишь?
— А-а, нет… — проснувшись, ответил я.
Тетка попалась говорливая, начала спрашивать, что выращивают там, где я живу, затем без умолку стала рассказывать сама о свиньях, о хлебных полях. Нехотя, но, не подавая виду, я отвечал на вопросы и поддакивал. Хотелось спать. Женщина отвлеклась, я притворился, что сплю.
— Спишь?
Я не шелохнулся.
— Ну ладно, спи.
Выехал в восемь утра на Целинное, затем поехал в Овсянниково. До Солтона подвезли на машине парень с девушкой. Равнина сменилась небольшими сопками, покрытыми травами, кустарниками и частично березняком.
Стало темно. Небо в тучах, ни одной звездочки. И вдруг резко началась тайга. Я давно ждал этого момента.
— Все, — подумал я, — пора вооружаться. Сейчас медведи, рыси будут попадаться, если нападут, что делать? Судя по телепередачам про животных, они должны быть здесь везде.
Я остановился, вытащил нож-складень, топорик. Топорик заткнул за пояс, складень взял в правую руку и поехал, в уме представляя, как придется сражаться со зверьми. Очень темно, почти не просматривалась дорога. Иногда только в свете фар проезжающих машин я рассматривал ее.
Въехал в Сайдып. Спрятал свое оружие. Поехал по грязным улицам, застрял. Пошел пешком. Стал проходить в метрах ста от освещенного клуба, послышалась музыка. Из темноты вынырнули двое подвыпивших парней, лет двадцати-двадцати пяти.
— Стой, — сказал один, взявшись за руль.
Второй преградил дорогу.
— Куда едешь? – с угрозой выдавил он.
Стало ясно, что миром это не закончится, побьют.
— В Озеро-Куреево из Нижнененинки, — обманул я их.
Я уже понял, что когда так встречают, то нужно называть крупные недалеко спереди и сзади поселки, тогда могут не побить, побоятся, что потом достанется и им.
Парни стали перемигиваться. Стало ясно, что все-таки будут бить.
— А вот по этой дороге я приеду в Озеро-Куреево? – спросил я и показал пальцем на полевую дорогу, всю в грязи, уходящую в сторону от трассы в лес.
Парни от удовольствия хмыкнули.
— Да-да, это туда, давай езжай.
Они подтолкнули меня по ложной дороге, в грязь, в лес и захохотали. Наверное, им стало на душе легко, нашли способ, сделали подлость — пусть сейчас в кромешной темноте, в грязи побродит. Ха-ха-ха!
Я, конечно, не собирался шляться, блудить по той дороге. Я задал этот вопрос специально, чтобы от них отвязаться. Очень удивился, что мне это так легко удалось. Пройдя метров пятьдесят дальше крайнего дома, я отошел метров двадцать от дороги в лес, положил около березы велосипед. Походил кругом в поисках более сухого места, но тщетно, везде сыро одинаково. Лег на велосипед, подстелив рюкзак под голову, согнулся калачиком, руки положил между колен. Поясница открылась. Я попытался подтянуть рубашку, но безуспешно.
— Эх, еще бы головной убор, может, было бы лучше.
Ночью несколько раз просыпался оттого, что постоянно подрагивал или сильно дрожал. Просыпался, начинал сжимать мышцы, чтобы согреться и снова засыпал.
Выехал с первыми лучами солнца. Уже утром был в Озеро-Куреево, проехал поселок, остановился на берегу реки Бия. День выдался очень солнечный, а перед этим последние дни постоянно попадал под дождь. Сел, вытащил тетрадь-дневник и начал записывать все приключения за прошедшие девять дней пути. Вчера купил пачку чая, но весь день пришлось ехать голодом. Сегодня израсходовал последние деньги, купил булку хлеба, пачку маргарина, чуть-чуть печенья и на остальные – конфет-батончиков.
Ну, вот заварен чай, с удовольствием выпил несколько кружек с маргарином и сладостями. Оставил небольшой резерв.
— А что будет дальше, денег нет вообще! Вдобавок я еду в противоположную сторону от дома.
До Телецкого осталось около ста километров. Написал домой письмо. В письме отметил, что группа движется хорошо, не обижают, кормят здорово и вообще…. мол, не беспокойтесь.
Пригрело, сказалась бессонная ночь. Проснулся оттого, что с дороги съехал автобус с туристами и, проехав немного, остановился рядом со мной. Берег заполнился школьниками. Стало ясно, что отдых закончился.
Вечером проехал через районный центр Турочак. Стало темно. Через десять километров далее Санькин Аил, в поселке спустило колесо, насос я потерял. На окраине поселка стояли с мотоциклом двое парней: русский и алтаец. Я подошел к ним.
— Парни, дайте насос.
— Да он никудышный, пробовали качать — бесполезно.
— Черт, камера спустила, — поняв, что нет угрозы, искренне пожаловался я.
— Николай, дай прокачусь, — сказал алтаец, завел мотоцикл и поехал.
— Куда едешь? – спросил Николай.
— Да из Сайдыпа в Кебезень, — неудачно пошутил я, между поселками получилось большое расстояние, примерно в сто пятьдесят километров.
— О, прилично, тебе шестнадцать есть?
— Шестнадцать.
— Когда мне было шестнадцать, я убегал из дома в Новосибирск, и начал рассказывать, как ночевал в строгах, мерз под дождями.
— Да, я тебя обманул. Я еду уже восемьсот километров, к Телецкому озеру.
После этого я извлек из подклада куртки уже протертую, с прочерченным маршрутом карту. Николай посмотрел на карту.
— Николай!
— Иван! – мы протянули друг другу руки и познакомились.
Подъехал алтаец.
— Валера, Иван оставит у тебя велосипед, посмотри, чтобы к утру все было нормально, глянь, что там у него с камерой. Утром он его заберет.
— Поехали ко мне, переночуешь, отдохнешь, — уже обращался ко мне Николай.
Я без церемоний уселся на заднее сидение, и мы на мотоцикле «Восход-2» помчались с новым знакомым обратно в Турочак. Стало холодно, пронизывало ветром. Но на душе спокойно. Подъехали к дому, Николай Колесников завел мотоцикл в ограду.
— Пойдем за мной на второй этаж по лестнице, свет в сенях зажигать не будем, чтобы мать не будить.
Поднялись на чердак, Николай зажег свет. Маленькая уютная комната. Просидели до половины второго ночи, покушали, попили чай, разговорились. Но хозяину чердака завтра на работу, да и я подустал за прошедшие дни. Я остался наверху, Николай спустился вниз. У хороших людей, в тепле, сытый, уснул сразу.
Утром поели, вставил пленку в фотоаппарат и в восемь утра Николай отвез меня в Санькин Аил.
— На обратном пути будешь ехать, заезжай. Ну, удачи тебе, — напутствовал молодой жизнерадостный человек, — запомни улицу – Колхозная, 27.
Пожали друг другу руки и разъехались.
Почти весь день шли ливневые дожди. В семь часов вечера я приехал в Артыбаш, который расположен на правом берегу Бии, в том ее месте, где она вытекает, берет свое начало из Телецкого озера. Ура! Телецкого я достиг! Ровно на десятый день пути. Перед Артыбашем вдоль правового берега стояли палатки «дикарей», так называют тех, кто приехал без путевок. Я притащил несколько толстых деревьев, настрогал щепок и стал разжигать костер. Мучился я, пытаясь разжечь разбухшую от дождей щепу, но ничего не выходило. Щепки тлели и, задымившись, тухли. Метрах в десяти, чуть ближе к реке, хлопотала семья возле костра.
— Мальчик, подойди, — негромко сказала женщина.
Я встал. Подошел.
— Здравствуйте!
— Здравствуй! – ответила хозяйка очага, — как тебя зовут?
— Иван.
-Что, Ваня, не разожжешь никак? Да, лето в этом году дождливое, все лежащие деревья разбухли, их разжигать бесполезно. Ты вот что, будь у нашего костра, мы будем ночевать в палатке, и нам он все равно не нужен.
— Спасибо!
— Да не за что.
Почти всю ночь просидел у костра. От реки веяло холодом. Сидел на бревне около костра, хотелось спать, глаза сами закрывались. Просыпался оттого, что начинал падать в костер. Замерзла спина, а повернешься — мерзнет грудь, колени, руки. Так ночь в муках и прошла. В четыре утра не выдержал, пошел в поселок, постучался в ближайший слева дом. Открыли не сразу – хозяева долго шептались. Наконец-то дверь приоткрылась, выглянул мужик. Посмотрел на плохо одетого, грязного, обросшего подростка и посторонился, я сразу проскочил в дверной проем. В веранде было относительно тепло, по крайней мере, после улицы. В углу стояла раскладушка.
— Здесь тебя устроит? – спросил мужик.
— Конечно.
Хозяева зашли в избу. Через пару минут дверь приоткрылась.
— Мальчик возьми шубу.
В семь часов утра проснулся. Хозяева уже на ногах, встал, поблагодарил их и направился к своей стоянке.
— Ну что, молодой человек, будем знакомиться, меня зовут Иван, моя жена Нина и сын Валера, — глава семьи протянул мне руку.
— Меня тоже зовут Иван.
— Как спалось, ночь-то холодная была?
— До четырех просидел у костра, а потом пошел в поселок. А вы в отпуске, наверно?
— Да, из шахтерского города Стомбол. Работаю на шахте взрывником. А ты как сюда попал?
— Из дома убежал.
— Наверное, с родителями не лады?
— Нет, родители у меня прекрасные. Хочу горы и тайгу посмотреть.
— Все ясно, — засмеялся шахтер, — пойдем дров напилим, а то лежащие все сырые.
Днем наколотили кедровых шишек. Хотя и рано еще, но сваренные и жареные щелкать можно вполне. Понял, что здесь проживу на шишках, а дальше то как? Денег-то нет совсем.
Вечером подошли двое пацанов:
— Ты с родителями? – спросили они, глядя на костер-нодью.
— Нет, я сам по себе, я на велосипеде приехал.
— Ну, мы с тобой, не против? – сказал один из них и бросил к дереву спальник.
— Иван.
— Валера.
— Сергей.
Как выяснилось, оба из Бийска. Валера после восьмого, а Сергей после седьмого классов. До Турочака приплыли на теплоходе «Заря», а до Артыбаша приехали на автобусе.
Стало темно и холодно, с реки шел туман и дул ветер.
— Ты где спать будешь? – спросил меня Сергей.
— Под деревом и греться у костра.
— Держи вкладыш от спальника, может теплее будет.
— Давай.
Во вкладыше теплее, по крайней мере, мне так казалось. Уснул я под мелкий стук зубов. Проснулись рано. Подошли к костру, а шахтерская семья уже собирается в дорогу.
— Ну что, Иван, держи кастрюлю, шишки варить, — протянув посудину и улыбаясь, сказала Нина.
Подошел шахтер Иван.
— Возьми остатки продуктов, немного, но для тебя уже кое-что.
— Не, не надо. На шишках проживем.
— Не с собой же обратно их везти? – Иван протянул две булки хлеба, восемь брикетов каш и супов и дал один рубль.
— Спасибо большое!
— Ну, счастливой тебе дороги! До свидания ребята!
Мы пожали друг другу руки, и семья ушла на остановку.
Вдоль берега ходила компания сопляков лет пяти-десяти. Они были в шортиках, босиком и все замазаны в смоле. Промышляли они сбором и продажей шишек. Мы втроем тоже решили попусту времени не терять, собрали тридцать четыре кедровые шишки и продали за рубль. Подошел дядька лет под пятьдесят.
— Шишки продаете?
— Продаем, — ответил я.
— Почем?
— По десять копеек штука, — сказал я, а сам испугался, вдруг откажется, пойдет и купит у сопляков подешевле.
Но толстяк, у которого не застегивалась куртка на животе, вытащил из кармана четыре рубля и отдал Сергею. Мужику взамен вручили сорок шишек. Торговля состоялась к удовольствию для обеих сторон. Мужик ушел.
— Ну, ты даешь, ха, по десять копеек загнали, вот это да! – смеясь, выкрикнул Валерка, ударив дружески меня по плечу.
Рисовались радужные перспективы по поводу добывания денег на обратную дорогу.
Стемнело, сели у костра. Из темноты стали появляться местные пацаны. Познакомились. Первым делом местные поинтересовались кто мы и откуда. Возглавлял компанию парень лет семнадцати, остальные семеро были знакомы, они днем продавали шишки, им было лет по десять-пятнадцать. Вынырнул из-за дерева Кешка, пятилетний развитой малый. С завидной ловкостью и бесстрашием он забирался днем на кедры и сбивал шишки.
— Ха, Кешка, а ты че домой не идешь?
— Что я там забыл?
— Смотри, отец всыпит! – все переключились на малого, он стал центром внимания.
— Кешка, а ты че сегодня у скалы крался, не за Машкой следил, а?
— Дураки, ни за кем я не следил, больно надо, — Кешка стукнул по голове одного из подростков, все засмеялись.
— Ну, ладно, пацаны, до завтра, – старший компании встал и все пошли.
Мы сидели у костра и мечтали. Оказывается, по Телецкому озеру делает круиз для туристов судно, с одной ночевкой, с посещением водопада «Корбу», высота которого составляет около пятнадцати метров.
— Вот здорово было бы прокатиться посмотреть! Говорят, билет стоит три рубля, но проверяют на обратном пути, так что можно прокатиться бесплатно, ну подумаешь, дадут пинка. Это же Телецкое! Ради этого можно и рискнуть! – рассуждал я тогда, — …ну а если с шишками повезет можно и билеты взять.
Решили, что обязательно нужно прокатиться. Далее обсуждали местных пацанов, ведь не зря же они пришли вечером, да и еще с более взрослым парнем. Ясно, это была разведка с их стороны. Что они могут придумать? Так пацаны вроде ничего, но что у них на уме?
Днем они уже косились, когда мы продавали шишки. Ясно, им все это не нравится. Но в любом случае пока все складывается удачно.
Весь день варили, жарили шишки, щелкали ядрышки. Ночью началось расстройство желудка.
Утром пришли местные подростки с шишками, Валерка пошел с ними продавать. В Турочаке Николай дал мне новую камеру. Моя постоянно спускала, я проверил ее и решил поменять на новую. Занялся ремонтом. Разобрал задний мост и бруском начал стачивать канавки, чтобы не было прокрутки.
Вернулись довольные торгаши. Каждый хвастался тем, что был самым наглым, дерзким и продал на большую сумму меньше шишек. Сварили из пакетов суп. К сожалению, расстройство желудка не прекратилось. Посадил Кешку на раму, и поехали смотреть турбазу «Медвежонок». Вернулись на стоянку, а никого нет. Увидели в кустах толпу, подъехали.
— Ха, а вот и Иван, объясняю, — грубо заговорил старший, уже знакомый парень семнадцати лет, — у нас традиция, провожающих лупить. Валерка и Серега попарно с нашими дрались, теперь твоя очередь пришла. Раз ты старший у них, а я здесь, значит, нам с тобой и драться.
Толпа освободила круг в метра четыре. Все с интересом смотрели, кто кого. Хотя заранее было ясно, что я явно слабее. Только Валерка с разбитой губой и Серега с разбитым носом вяло пытались остановить явно предполагаемое избиение.
— Пацаны, ну вы че, перестаньте.
— Не ссышь? – спросил парень.
— Нет, — ответил я, хотя это была не правда.
Драка была короткой и не жестокой. Получив по носу я не убегал и не нападал, а насупившись, стоял и лишь при нападении пытался защититься.
— Ну, ладно, пацаны, счастливо, — как будто ничего и не было, сказал старший.
Местные стали с нами прощаться, как близкие друзья. Они проводили нас до костра и ушли. Ясно, от нас они решили избавиться из-за конкуренции.
Мы собрали вещи, вскипятили чай, попили. Разделили деньги – мне досталось три рубля. Что ж, хорошо, всего получается четыре, жизнь продолжается. Я подарил Сергею понравившийся ему складной нож. Он запрыгал от восторга. Пошли на остановку. Приятели остались ждать автобус, а я поехал в обратный путь. Сегодня тринадцатый день моего странствия.
Решил я, что планы, задуманные дома менять не буду — нужно через Бию переправиться и двигаться на круг по Алтаю, держать путь на Тулату в Чарышском районе, а затем домой. В Тулате живет с семьей двоюродная сестра Нина. По информации, полученной на озере, ближайший паром был в Верх-Бийске.
Заехал на переправу, оказалось, что паром сломан. Вернулся на перекресток и поехал в сторону Турочака. Что ж, не плохо будет еще раз встретиться с Николаем. Метров за триста от поселка Кебезень лопнула камера. Пошел по поселку, стал присматриваться к подросткам. За короткое время научился определять, чего ждать от людей. По лицу, манере поведения, разговору сразу было видно, полезет ли человек в драку или отдаст последнее. Прошли навстречу трое. Они показались мне спокойными и простыми. Я окликнул их и сам подошел.
— Ребята, у меня камера лопнула, не выручите?
Они переглянулись.
— Серега, у тебя вроде была?
— Есть.
— Ну, пошли с нами.
Сергей зашел во двор исчез в доме и вынес камеру. Поставили на беседку и руль велосипед, сняли колесо, покрышку. В покрышке была дыра. Через пол часа камера была заменена, поблагодарив, я поехал. Проехал с километр, камера через образовавшуюся в покрышке дыру вздулась большим пузырем. Остановился, спустил камеру и пошел обратно в поселок. Знакомые ребята стояли на улице и улыбались.
— Что, опять лопнула?
— Да нет, камера вздулась, надо чем-то дыру перетянуть.
Нашли тряпки, ими и перетянули. Накачали камеру. Началась прокрутка. Началась она не впервые. Мне велосипед подарили в пятом классе, и прокрутка была уже давно.
Ночь. На дороге часто попадались камни, ехать стало невозможно, поэтому я перешел на шаг. Устал. Казалось, что вот за тем поворотом будет Санькин Аил, ну вон за тем. Ночь выдалась темная, тучи заволокли небо. Снова спустило колесо. Впереди что-то замелькало, послышались голоса. На душе вдруг стало тревожно. Кто были эти люди, разойдемся мы с миром ли? Приближались трое парней лет по двадцать пять, один из них был в белой рубашке, его то я первым и заметил. Они прошли мимо в двух метрах, тогда я их окликнул.
— Ребята.
Парни вернулись, подошли. Поздоровались. Они остановились и закурили.
— Куда идешь, малый?
— Да вот сегодня хотел дойти до Санькино, а вообще иду в Турочак. Который час не скажете?
— Ровно двенадцать, — ответил один из них, посмотрев на часы, — а до поселка километров восемь-десять.
Парни пошли дальше своей дорогой. Как только сказали, что так далеко, я сразу упал духом, не хотелось идти дальше. Вот что значит нервная система, не знал бы, в надежде, что за следующим поворотом будет поселок, пошел бы, наверное. Сам по себе меня этот поселок не интересует, просто я думал до ночи дойти до Николая. Но спать еще рано, иду, поклевывая носом дальше. Впереди где-то вдали появился свет фар, то исчезая, то снова появляясь. Гул все нарастал, машина медленно приближалась.
Свободной от камней была только середина дороги, по краям же все ими усыпано. Иду посередине. Вот до машины оставалось метров тридцать, отошел в сторону. Машина поравнялась со мной, осветила фарами, выпрыгнул водитель и с ходу без разговоров ударил меня в скулу кулаком, я отлетел в сторону и подскочил, ничего не соображая.
— Какого черта по дороге шляешься, отойти не можешь?
— Перестань, ты что делаешь, — закричала девушка, выпрыгнув из машины.
— Кровь течет? – подбежав, спросила она, глядя на разбитую губу.
— Нет, все нормально.
— В милицию его надо сдать. Шляются тут всякие, небось, из дома убежал, тут такие часто встречаются. А, ну-ка, поехали с нами, — парень стал протягивать руку, пытаясь схватить за плечо.
— Я в Турочак еду.
— К кому?
— Колесникову Николаю, на хлебозаводе работает.
— А, к Кольке, моему другу, ну ладно, иди, а я ему скажу, чтобы всыпал. Ну, ладно, не обижайся. Едешь ночью, а тут дорогу не уступают, собьешь – потом отвечай. Ну, передавай привет Николаю.
Машина укатила, сон пропал. Наконец-то дошел до поселка. Не дойдя до ближайшего дома метров двести, зашел в лес. Положил свое транспортное средство под дерево, улегся на него, подложил под голову рюкзак и сразу уснул. Приснился сон, что плыву я по воде, вероятно, по озеру и захлебываюсь. Проснулся. Оказывается, шел ливневый дождь, а я как раз лежал в углублении, где уже набралась вода, и я начал ее глотать во сне. Подскочил, всего трясло от холода. Вышел на дорогу, держа велосипед в руках, и побежал. Пробежал метров двести, согрелся и пошел пешком. Ехать нельзя – спустило колесо. Через некоторое время дождь прекратился. Прошел я еще километров шесть, обогнала меня та же самая машина, остановилась. Из кабины выпрыгнул парень.
— Ну, садись, пару километров подброшу.
Я открыл дверцу машины, девушка, улыбаясь, пододвинулась.
— Ты где ночевал-то?
— Под деревом.
— Не замерз? – она улыбнулась и удивленно покачала головой.
— Да ну, я сибиряк!
Перед Турочаком машина остановилась.
— Ну, счастливо, нам налево.
— Спасибо!
— Давай машинам дорогу уступай, Николаю привет! – напутствовал водитель, подмигнув.
Дом Колесниковых я нашел сразу. Поставил в ограде велосипед и сел на крыльцо. Подумал: «Стучаться или нет? Если выйдет мать Николая, что я скажу – пустите переночевать? Так уже утро, часов семь, наверное. С матерью я не знаком, не будешь же ей все объяснять».
Прислонился щекой к косяку и задремал. Скрипнула дверь, вышла мать Николая.
— Молодой человек, проснитесь. Вы Иван?
— Да, здравствуйте!
— Здравствуй! Мне Коля про тебя рассказывал, проходи к нему наверх. Да пусть долго тебя не задерживает, я сейчас на кухню. Спускайтесь.
Поднялся по лестнице к Николаю, он стал расспрашивать как ехал, где ночевал.
— Слушай, да ты ведь весь насквозь мокрый. Вот держи, переоденься, и пойдем на кухню.
Высушили одежду, поели.
— Ну что, говоришь, камера спустила, пойдем смотреть.
Заклеили восемь дырок, из них всего одна была пробоиной, остальные – проколоты иголкой. Прокололи, скорее всего, пацаны в Артыбаше, когда я смотрел и менял камеры.
— Ну, вот что, сегодня субботник, я скоро вернусь, тогда и продолжим это занятие, а пока иди, спи.
Я поднялся наверх и почти сразу уснул. Перед обедом разбудил Николай. Сказал, что он заклеил еще две дырки. Пришла с работы мать Николая на обед. Пообедали и принялись за ремонт звездочки. Мне набили рюкзак огурцами, хлебом, тепло попрощались, и я поехал на Сайдып.
На перевале стояли автобус и группа людей, все они смотрели ввысь, посмотрел туда и я. Наверху на скале был высечен барельеф В.И. Ленина.
Ночевал я в кустарнике за поселком Озеро-Куреево. Спал и не знал, что сейчас, в эту же ночь, в поселке Озеро-Куреево ночует мой отец. Только он держит путь к Телецкому озеру.

* * *

Володя играл с дружками в двадцать одно. Подошла почтальон, бросила в ящик письмо. Владимир, подбежал, вытащил его, разорвал конверт и прочитал. Вечером пришли с работы родители. У матери все чаще схватывало сердце.
— Мам, письмо от Ваньки пришло.
Мать быстро пробежалась глазами по всему коротенькому письму, а потом стала внимательно прочитывать второй раз. По щекам текли слезы, но на душе стало спокойно – жив. Прочитал письмо отец. Нашли карту.
— Так, из Озеро-Куреево, значит к Телецкому озеру едет.
В этот же день вечером сходил к начальнику отпросился и на следующий день взял билет на Мамонтово. Через день уже был в Турочаке.
— Как же доехать до Телецкого озера? – думал отец.
Подошел к туристическому автобусу, объяснил все водителю и старшему группы.
— Нельзя лишних. Ну, да черт с ним, но ведь мест все равно нет.
— Не надо места, я на ступеньке.
Всю дорогу от Артыбаша отец стоял на ступеньке и пристально всматривался, не проедет ли сын навстречу.

* * *

Утром в поселке Сайдып переправился я на пароме через Бию. Проехал Макарьевское, Усть-Кажу, Красногорское. Проехав еще километра три, в березняке сделал шалаш из листьев лопуха, веток березы и там заночевал.
Раннее утро. Вскипятил чай, попил с хлебом. Из подклада куртки вытащил четыре истертых куска карты и начал изучать маршрут. Программа минимум – Майма (Горно-Алтайск).
Вечером, проезжая по поселку Рыбалка, разминулся с группой велосипедистов. По приближающимся смеху и шелесту шин понял, что группа преследует меня. Один парень, лет семнадцати, поравнялся и в половину силы ударил в плечо ладонью. По инерции меня занесло в сторону через лужу к забору. Подъехали и встали полукругом девять человек.
— Куда едешь? – спросил один из них, вихляясь.
— В Манжерок, — уверенно ответил я.
— Откуда?
— Из Красногорского, — так же уверенно соврал я.
— Вот врет, — вмешался еще один, — нет, вы посмотрите на него, велосипед измят, непонятно откуда его стащил, сам весь в грязи, с рюкзаком. Не, мужики, на отруб голову даю, что щегол врет.
— Вломить ему, в Катунь утопить, — завопил изрядно поддатый хмырь, лет двадцати, и попытался схватить за рукав.
— Ну, и влип, по морде получу как минимум точно, не утопили бы, — думал я про себя.
— А ну-ка сфотай нас, — потребовал парень, лет двадцати двух, самый трезвый из них.
Я поставил диафрагму.
— Вот скоты, пленку на них переводить, она у меня и так почти закончилась.
— Вставайте в ряд.
— Ты не командуй, а то сейчас грохну, — замахнулся один из толпы.
— Заткнись, Кеша, чего зря дергаешься, сам сейчас схлопочешь, — спокойно встрял тот, самый трезвый, что предложил сфотографироваться.
Я сфотографировал их «по просьбе» три раза.
— А как же мы фото получим, кстати, ты на какой улице живешь?
— На улице Карла Маркса, дом шесть, — быстро наобум ответил я.
— Пятро, есть там такая?
— Кажется, есть.
— А к кому ты, или сам там живешь, так я тебя там ни разу не видел?
— К Сидоровым, они там два месяца живут.
— Ну и врет, ну и скотина, нет, мужики, топите его, я же говорю, нет тут у него никого, никто не узнает, топите, — заголосил снова самый пьяный.
— Ну, давай парень, кати себе дальше, а то точно сейчас грохнем, — без злобы и сочувствия сказал самый трезвый.
Я сел на велосипед, толпа расступилась, и я поехал. Рано я обрадовался. В поселке было много свидетелей, и они решили устроить спектакль с погоней.
Покрышка, перевязанная тряпкой, еще вчера протерлась и отвалилась, ехал на ободе. Попытался ускорить движение, и, отъехав от деревенских подальше («еще одумаются»), приналег на педали, и сразу началась прокрутка, слетела вдобавок цепь. Поправил цепь, проехал, но не далеко. Метров триста проехал и оглянулся. Позади, метрах в ста мчался парень, а из поселка, не торопясь, со смехом повалила и остальная свита. Закрутил я педалями, пытаясь удрать, и сразу началась прокрутка. Поехал спокойно. Догнал меня парень, развернулся.
— За тобой погоня, удирай, ха-ха, — крикнул он и поехал обратно к своим. По-видимому, его заслали ради того, чтобы устроить потеху, чтобы догнать убегающего.
Я встал и стал ждать, все равно не убежать.
Толпа подкатила, один сразу врезал по губе, побежала кровь. Внешне я был спокоен, то, что разбили губу, меня не беспокоило, но что от них ждать дальше? Они на все были способны. Толпа зашевелилась, появился азарт, потянулись руки.
— Ну, хватит, обрадовались, — прикрикнул на остальных самый трезвый. Толпа заметно притихла.
— Ты пленку давай, — сказал мне этот же самый трезвый.
— У меня на ней много сфотано.
— Плевать. Смотри, а то сам заберу.
— Попадет в руки фотоаппарат, потом не вернешь, – подумал я.
— Ну, давай кати, а то сейчас эти парни отбивную из тебя сделают.
Я сел на велосипед и медленно, чтобы не началась прокрутка и чтобы не провоцировать хищника, поехал. Неужели пронесло? Ехал, а все не верилось, оглянулся – нет, никто не догонял.
В одиннадцать вечера проехал за Манжерок метров на триста, зашел в лес метров на сорок от дороги, наломал веток. Сидел, комаров много стало. Костра не разведешь. Хотелось кушать, я, ведь, только рано утром пил чай с хлебом, днем, же, поесть так и не удалось. Достал хлеб, съел полбулки, запил водой из бутылки. Вода закончилась. Бутылка у меня стеклянная была с бумажной пробкой, вот за день практически вся вода и просачивалась. Лег спать.
Утром проехал Усть-Сему. В Черге купил буханку хлеба. Теперь я опытный — деньги не расходовал на печенье, конфеты, консервы. Хоть я их и покупал, двигаясь к озеру, один раз и совсем немного — они дорого стоили, и деньги сразу растворялись.
Остановился. Достал, соединил четыре куска карты. Было два пути: один — на Шебалино; другой – более короткий, через Ильинку. Решил ехать коротким путем. Съел булку хлеба, запил водой и направился дальше.
Выехал из дома я одиннадцатого июля, а, начиная с четырнадцатого числа, почти каждый день в пути попадал под дождь, иногда даже несколько раз в день. Часто приходилось ночевать мне под деревьями. Это хорошо, если под хвойными — под крону дерева дождь не попадал. Ну, а если встречалась береза, было совсем наоборот. Тогда сиди и мокни, накинув рюкзак на голову вместо зонтика. Обычно ехал я, пока не выбивался из сил, до двенадцати, двух-трех часов ночи, падал и спал часа два-шесть в зависимости от температуры окружающей среды и влажности. Но, не смотря на короткий сон, обычно высыпался и уже привык к этому режиму – впроголодь без отдыха. Но вот плохо то, что все чаще приходилось идти пешком, останавливаться ремонтировать велосипед – то прокрутка подряд появлялась, да еще и шины не было на переднем колесе.
В Ильинке в первом доме в двенадцать часов меня впустили переночевать, накормили.
— Скажите, как проехать дальше к Усть-Кану?
— О-о-о! Молодой человек, — закачала головой женщина, — это очень далеко, наверное, дня два ехать будешь. А через Ильинку не проедешь, это нужно вернуться в Чергу и ехать на Шебалино.
— Но ведь по карте показана дорога? – не верил я и решил утром расспросить у водителей.
Утром, к моему удивлению и сожалению, один из водителей подтвердил, что дороги прямой нет, и все едут вкруговую. Пришлось ехать и мне. Почти весь день моросило. В два часа ночи въехал в Шебалино, районный центр. Одно уже понял, чем больше и красивее дом, тем недоверчивее, боязливее были хозяева, а чем меньше дом, но не завалюха, тем доброжелательнее. Но подъехал я к огромному дому, он был «весь из стекла». Решил, что может здесь лучше накормят. Прошел, прижимаясь к дому в полуметре от рвущейся собаки, к двери. Постучал. Тихо. Постучал громче. Зажегся свет, в веранду вышла дама лет двадцати.
— Кто там?
— Пустите переночевать, я до Усть-кана не доехал.
— Нет, нет, — сразу забубнила она. Дверь скрипнула, появился, вероятно, ее отец.
— Маша, кто там?
— Да какой-то парень просится переночевать.
— Ну, что ты нет, нет!
Свет потух.
— О черти, поджечь бы вас, и чтобы никто вас не пустил к себе, вот тогда бы узнали, гады!- размышлял я, выходя за пределы ограды.
Подошел к соседнему дому, аккуратному и не очень большому.
— Ну, а если и здесь не пустят, поеду дальше до утра, а там видно будет. Под дождем все равно одни муки, а не сон, да и днем теплее.
Постучал, вышла в сени женщина.
— Пустите переночевать?
— А кто ты?
Я подошел к стеклянной раме, хозяйка увидела меня.
— Меня зовут Иван. Я до Усть-Кана не доехал. Хотел ночевать на улице, но дождь идет, сыро.
Вышел в сени ее муж, пошептались. Дверь слегка приоткрылась, видно хозяева не знали, впускать или нет, возьмет и ограбит, зарежет, а может он и не один…. Но дверь открыли.
— Я сейчас, велосипед в ограду заведу.
Велосипед поставили около крыльца, и я зашел. Мне указали место, где я буду спать. Снял сырую одежду, сложил в кучу у порога и лег спать.
Проснулся в семь утра, но не вставал, а то пришлось бы сразу уходить.
— Все равно будут завтракать, тогда и встану, — размышлял я.
— Ваня, садись с нами завтракать, — послышался голос пожилой хозяйки.
Я встал, женщина уже немного подсушила мою одежду, оделся и сел за стол. Завтрак был не богат. По кружке чая и бутерброд. Я только съел один кусок хлеба с маслом и уже подумывал, а не обнаглеть ли мне и намазать еще один, как тут встал хозяин и проговорил:
— Ну, старуха, накормила, объелся!
Стало не удобно сидеть одному за столом, здесь, видно, берегут каждую копейку и на еде, да и не едят помногу, видимо, от образа жизни и работы.
— Спасибо! – я встал из-за стола, а сам подумал, — черт тебя побери, не мог еще минут пять посидеть, я бы за это время навел на столе порядок!
Сел за велосипед, закрутил педалями, но недолго — вскоре началась прокрутка. Пошел пешком. На сарае одного из дворов заметил покрышку. Из дома вышел парень и пошел с коромыслом за водой. Я преградил ему дорогу.
— Привет! Слышь, парень. Помоги! Покрышка, видишь, отлетела.
Парень рассмеялся.
— Да бери, жалко, что ли.
Я залез на сарай и взял покрышку. Вышел за поселок, спустился с трассы, забортовал покрышку на обод колеса. А то люди смеются, да и привлекаю больно много внимания «плохих» подростков и более взрослых отморозков, коих, оказывается, в большом изобилии водится в родном Алтае.
Разобрал звездочку, стал бруском стачивать канавки. Но это уже не помогло. Ехать, вернее, катиться можно теперь было только под гору, а по ровной местности и в гору – только пешком.
Начался Семинский перевал, самый длинный, в несколько километров. Ночевал я недалеко от дороги, спрятавшись от посторонних глаз, поел хлеба, напился воды из ручья.
Утром встал и вышел в девять утра. Оказывается, я ночевал недалеко от поселка Туэкта, на перекрестке, возле километрового столбика нулевого километра. До этого перекрестка я шел по магистральной трассе, которая вела в Монголию. Теперь я свернул и шагал по дороге с «покрытием» в сторону районного центра Усть-Кан. Весь день шел пешком, изредка под горку, а иногда удавалось и прокатиться. Дорога была очень грязная, я вымазался как черт с ног до головы.
— Неужели сегодня придется ночевать в грязи?
Прошел поселок Теньга, Ело. Рядом с отметкой пятьдесят шестого километра возле дороги располагалось примерно двадцать избушек, в них жили летом пастухи и доярки.
— Не пустите переночевать?
— Да у нас места нет, трое детей и мы вдвоем, комната маленькая.
— Да мне места и не нужно, ночью на полу на телогрейке меня вполне устроит.
— Ну, смотри, если муж не будет возражать.
Меня напоили вдоволь молоком, сметаной, наелся хлеба с маслом. Ночевал я, конечно, не на полу, хоть было и тесно, как говорят «в тесноте, да не в обиде», на нарах место нашлось.
Встал в семь утра, в избушке уже никого не было. Напился молока и принялся за ремонт своего железного спутника. Пришел хозяин – на вид мужчина лет двадцати восьми — внимательно посмотрел на меня и молча ушел. Через минут двадцать он принес кусочек фольги.
— У меня тоже такая ерунда была. Давай прокладку из фольги сделаем, будет тянуть как трактор!
Выбора не было, сделали прокладку.
— Ну, вот порядок, попробуй.
Действительно, велосипед стал снова средством передвижения, а не лишней обузой.
— Ну, вот и хорошо, пойдем завтракать.
Проехал я с километр, и фольга помогать не стала. Прошел Ябоган, в семь часов вечера уже был в Усть-Кане. Сильно захотелось есть, но по ходу движения хлебный магазин был закрыт, я купил два сырка и пачку маргарина. Маячить перед местными и снова нарваться на неприятности из-за хлеба не хотелось, пошел дальше. За поселком сел на обочину, открыл пачку маргарина и без всякого хлеба полностью съел. Сам себе удивился, до похода, когда мать готовила что-нибудь с мясом, даже говядину, если был чуть-чуть жирок – я вообще мясо не мог кушать, подташнивало. Вот что делает с человеком изнурительный труд и некалорийная пища. Стало темно, подъехал на мотоцикле молодой парень. Разговорились.
— Слушай, Иван, — по-дружески сказал он, — значит так, иди по центральной улице Тюдралы, около ограды будет стоять мотоцикл, заходи, а я матери скажу. Ложись на мою кровать, я все равно в кино с подругой иду. Не стесняйся, понял?
— Хорошо, зайду.
Вот, наконец, и Тюдрала. Улицы темные, какая из них была главная, не понятно.
— Ага, вот может эта, вроде широкая, — с надеждой произнес я.
Так прошел я по двум улицам, никого и ничего не было, кроме грязи и темноты. Около последнего дома я остановился, в окне горел свет. Постучал тихонько в окно. Донесся приятный женский голос, слегка испуганный. Я попросил переночевать.
— Молодой человек, я вас боюсь, а мужа дома нет, попроситесь к кому-нибудь другому.
Я уже было пошел из поселка, но услышал:
— Подождите, молодой человек, куда же вы пойдете, ведь глубокая ночь, заходите.
Я зашел в дом.
— Вы кушать хотите?
— Да, не отказался бы.
— Хорошо, сейчас картошку разогрею.
— А муж, наверно, в командировке?
— Нет, с мужиками на гору Белок за золотым корнем поехал.
Девушка поставила на стол картошку, налила чай, нарезала колбасы.
— И далеко ты едешь?
— Честно говоря, я из дома убежал, сегодня уже двадцать первый день моего путешествия.
А вообще у меня недалеко двоюродная сестра живет, скоро до нее доеду.
— И не боишься?
— Иногда бывает. Я думал, что самым опасным будут встречи с дикими зверьми, но еще ни одного не встретил. Но опасными оказались встречи с людьми, но все-таки я понял, что хороших людей больше, вот вы, например.
— Ты наверно устал, ложись, я тебе на полу матрац постелила.
В семь утра на кухне послышались голоса. Встал, вышел. На кухне сидели молодые, лет двадцати пяти, девушки.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте, — ответили они, смерив взглядом. По-видимому, хозяйка рассказала подругам о постояльце.
Девчата ушли, а мы с хозяйкой сели завтракать.
— Спасибо вам большое за приют, вы очень хорошая, — искренне сказал я, и взглянул на часы, было восемь утра.
День на удивление выдался жарким, солнечным. Кругом виднелись красивые горы, красотой которых я любовался. С самого Сайдыпа до Телецкого, простиралась хвойно-лиственная тайга, иногда чередовавшаяся с березовыми рощами. Кругом горы, сопки с отметками от 800 до 2267 метров над уровнем моря, судя по карте. А какие красивые по ходу движения были реки – Бия, Катунь — с большими перекатами, мощными сливами и абсолютно прозрачной водой.
Около полудня промчался мимо Беларусь с прицепом и остановился. Спрыгнули двое парней и направились навстречу.
— Здорово!
— Здорово!
— Куда едешь?
— В Усть-Кумир.
— Ну, садись, подбросим, и мы туда.
Забросили велосипед в прицеп, я запрыгнул туда же. Я стоял и проклинал все на свете. Лучше бы я шел. Дикая тряска отбивала мне колени, невозможно было присесть, а стоять в напряжении я устал. Проехали километра три, остановились около речки.
-Пойдем с нами, пообедаешь.
Разделись.
— Лафа! Давно так не загорал, — подумал я.
Одежду сложил под куст, чтобы не накалялась. Чего тут только не было на берегу Чарыша — огурцы, сметана, хлеб, колбаса, яйцо, сыр…
Парни поинтересовались, откуда и куда я ехал. Я без всяких опасений показал карту, вернее, истертые измятые куски от нее.
— Во дает, а! Ты давай доедай, мы уже наелись.
Уговаривать не пришлось.
— Ты пока отдохни, а мы трактор посмотрим.
Я прилег, улыбнулся и задремал.
— Иван, поехали, — легонько толкнул в плечо парень.
В Усть-Кумире распрощались. За поселком, на берегу Чарыша, я разделся и надумал написать письмо домой. Неожиданно начался дождь. Спрятался под дерево. Почва уже не впитывала влагу, и ручьи бурными потоками стекали в колеи дороги, ложбины, а из них устремлялись в красивую речку.
Дорога, вернее колеи, до того раскисли, было ясно, что кроме трактора ждать здесь нечего. В восемь часов пришел в Коргон. Киржацкое селение, как сказали мне, находилось в этом поселке. Около одного из домов стоял мужик. Поздоровались.
— Выручай, парень, никто не пускает, а ты видишь, что творится — все кругом в воде, а до Сентелека я, все равно, сегодня уже не дойду.
— Да я б с удовольствием, да места нет, — ответил хозяин, разводя руками и показывая на свой огромный дом, — ты вон к соседям зайди.
— Да я уж там был, тоже говорят места нет, — соврал я.
Я отошел от изгороди и хотел уже идти дальше как мужик меня окликнул:
— Пошли со мной, я тебя к теще отведу.
— Здорово, теща, вот друга привел, пусти переночевать, у меня, сама знаешь, негде. Он тебя не ограбит, не бойся, — сказал зятек и затолкнул «друга» так, что старухе пришлось отскочить в сторону.
Я, не оглядываясь, молча прошел к дому и поставил свой транспорт у порога.
— Ты велосипед-то в сарай поставь, да на замок закрой, а то ведь сопрут, — напутствовал «друг», — давай-ка я тебе помогу.
— Теща, ты друга-то накорми, а то он сильно голодный, — советовал зятек.
Бабка стояла, насупившись, и пристально глядела то на зятя, то на его друга.
Велосипед был закрыт под замок, и я с хозяйкой зашли в дом. Зачерпнул ковшом воды, напился. Бабка искоса глядела, но делала вид, будто была равнодушна ко всему и занималась топкой печи. Я сел на стул. Хозяйка подошла к баку, взяла ковш, убрала его и поставила другой.
— У нас пьют из кружек, а ковшом наливают, — недовольно сказала она.
— Извините, не знал, — ответил я, хотя отлично все понимал, мои предки тоже кержаки — староверы и, приезжая к бабушке, всегда пили только из кружки.
Через пол часа хозяйка разогрела суп.
— Садись, поешь, — сказала старушка, — кто Митяй-то тебе будет?
— Да никто, попросился переночевать, а он отвел к вам, — ответил я и исподтишка посмотрел на нее.
А хозяйка переменилась в лице, выскочила в сени и там полушепотом запричитала:
— Ну и зятек, привел неизвестно кого, места нет – как же…
Я улыбнулся, добавил суп, пока хозяйка отлучилась.
— Ну и люди, вот жадные и боязливые. Не зря говорят, что кержаки в Коргоне не то, что переночевать, так даже куска хлеба не дадут.
Зашла хозяйка, уселась на сундук и долго испытывающее она глядела то на меня, то вроде как мимо, и о чем-то думала. Затем встала, подошла к старомодному шкафу, взяла кружку.
— Пить чай то будешь?
— Буду.
Хозяйка вернулась, взяла еще одну кружку, налила кипятка и добавила светло-коричневой жидкости из емкости, вероятно, она туда сливала заварку. Со своей кружкой она вышла в сени. Я выпил залпом теплый чай и вышел на улицу. А на улице господствовала морось, кругом пасмурно и тихо.
— Вот, ночевать бы сейчас под березой, — подумал я, — нет, буду ночевать здесь, никто не выгонит меня, даже если захочет.
Зашел в дом.
— Я тебе постель застелила, — не глядя в глаза, сказала хозяйка и села на сундук.
Я разделся и лег.
— А все-таки мужик ничего, к теще привел, ха-ха, — с улыбкой про себя подумал я и закрыл глаза.
Так рано, часов в девять, еще не приходилось ложиться. В сенях послышался тихий говор:
-..зятек привел парня, бандита какого-то, ограбит еще или прирежет.Теперь всю ночь лежи не спи…. молодежь нынче пошла…
Проснулся. Бабка уже ходила по кухне, что-то варила.
— Ага, еще не сварила, буду ждать, — рассуждал я про себя, — если встану, то придется ехать голодом, а если сварит, то придется ей мне предложить.
Наконец-то вроде бы сварила. Послышался легкий стук ложки о тарелку. Я встал, скрипнула кровать, сразу стало тихо, по-видимому, бабка стала прислушиваться.
— Доброе утро, приятного аппетита! – бодро поприветствовал я.
— Кушать хочешь? – без особого желания выдавила хозяйка.
— Да не прочь бы, дорога дальняя, тяжелая, — сказал я и подошел к рукомойнику.
Хозяйка налила суп. К сожалению, второе и чай мне уже не предложили, ну что ж, спасибо и за это, мог бы вообще ночевать на улице.
Часов в девять вышел я из поселка и пошел на Сентелек. Коргон и Сентелек связывала дорога, но ездили по ней только в сухую погоду. Слева стояла невысокая скала высотой в три-восемь метров, справа бурлил Чарыш. Дорога была очень грязная, местами я завязал по колено. Стал тяжелым велосипед, а колеса от налипшей грязи кое-как крутились.
В девятом часу вошел в Сентелек. Магазины были закрыты. Хотелось есть, но негде было купить даже хоть что-то. Прошел весь поселок. Вот уже стоит последний слева дом. В огороде работали хозяева.
— Здравствуйте, вы не продадите две булки хлеба?
Хозяйка подошла к забору, посмотрела на меня, зашла в избу и вынесла две булки хлеба. Протянула их мне, и я подал деньги. Женщина не взяла, но спросила:
— Ты куда едешь?
— В Тулату, — впервые за много раз на подобный вопрос я ответил без обмана, потому что, действительно, Тулата была относительно рядом.
— Куда же ты на ночь глядя, все равно не доедешь, заходи, заночуешь.
Я подумал несколько секунд, хотелось дойти ночью до Березовки, а там останется только дневной переход до сестры, но опять же, кто ждет меня там в этой Березовке?
Завел своего железного спутника в ограду. Хозяйка пригласила в веранду:
— Ты кушай все, что найдешь здесь, а мы уже покушали, — сказала она и ушла в огород.
Я открыл кастрюлю полную борща. Налил тарелку – съел, налил вторую – съел, третью – кое-как, но съел. Стало тяжело, но приятно. Минуты через три сдавило в области солнечного сплетения. Казалось, что все – это смерть, не выжить, до того мне было тяжело. Какой-то инстинкт повел меня в туалет. Только открыл дверь, и сразу вырвало — мгновенного стало легко до безумия. Вернулся я на веранду, налил тарелку — съел, налил еще одну – съел, хотелось еще, но я пересилил себя.
Через час вернулись хозяева, мы посмотрели телевизор и сели пить чай. Здесь и познакомились. Хозяйка шутя, а может и всерьез, спросила:
— Иван, а ты не бежал случайно?
— А почему вы так подумали?
— Да знаешь, велосипед измят, сам грязный, обросший, одежда измята, видно, что долго плутаешь, идешь куда-то на ночь глядя…
— Ха. Вот именно, обросший, а ведь зэки стриженные, — я заулыбался.
— Ну не знаю. А куда же ты все-таки едешь?
— В Тулату к двоюродной сестре.
— И откуда?
— С Мамонтовского района через Телецкое озеро. В пути двадцать три дня. Хочу посмотреть горы.
— Не сомневаюсь. А может тебя сдать в милицию, родители, наверно, ищут?
— Во-первых, я тогда убегу, а во-вторых, не стоит, я через день все равно к сестре приеду.
— Ну, да ладно Иван, пойдем спать, ложись в этой комнате.
Утром после завтрака хозяйка дала мне две булки хлеба, и я поехал в Тулату. Прямо в поселке Березовка прихватил меня сильный ливень. В одной из оград стоял дед и набирал уголь. Я поздоровался, он махнул рукой – заходи, мол. Выпили пару чайников чая, хозяин рассказал о многочисленных встречах с медведями. Я с удовольствием слушал, а сам подумал: «Однако не много же их, зверей-то, кроме зайца и косули никого не видел».
Прекратился дождь и я двинулся дальше, цель была близка. Перед Тулатой на пути стала преградой небольшая речка с одноименным названием. Само русло было узкое, метра два-три, но с обрывистыми берегами. Течение оказалось быстрым, стремительным. Решил достать дно ногой, ногу снесло сразу. Вырубил шест, вставил его против течения в воду и уперся о дно. Оказалось, глубина чуть больше метра. Резко, сразу обеими ногами сполз в воду, чуть-чуть снесло, и я встал. Схватил велосипед и перебрался на левый берег. Вышел на полевую дорогу, по которой двигался молоковоз. Махнул рукой.
— Слушай, как до Тулаты дойти?
— А до какой тебе надо?
— А их что несколько?
— Да, их две: Тулата и Верхняя Тулата.
— Странно, на карте только одна, а до какой ближе?
— Вот по этой дорожке прямо и попадешь.
Держа в руках велосипед, помчался я по лужам. Цель была близка, но та ли это Тулата?
Вышел из леса, пошел к поселку. Увидел двух девчушек.
— Скажите, это Тулата?
Девчата засмеялись, покрутили пальцем и, ничего не сказав, ушли. На улице увидел людей. Подошел к мужику.
— Скажите, это Тулата?
— Тулата.
— А Карабейниковых не знаете?
— Знаю. Иди вон по той новой улице, там, в конце поселка найдешь.
Улица была грязная, ступни вязли в грязи, колеса кое-как крутились. Подъехал какой-то мужик на лошади.
— К кому?
— К Карабейниковым.
— Давай рюкзак подвезу.
— Да я сам, он пустой.
— Давай, чего уж там.
Забрал мой рюкзак и поскакал.
Через минут десять увидел бегущую навстречу сестру Нину.
— Боже мой, Иван, ты жив, а мы уже тебя считаем погибшим. Родители уже два раза заявляли в милицию и на телевидение в розыск, но им отказали. А на днях по телевидению объявили, что в реке Алей нашли тело подростка лет шестнадцати, никто не опознает, ну, думаем это ты. Паша съездил на Телецкое, не нашел тебя. Возвратился домой, и увидел, что вернулась твоя собака, тут уж совсем не знаем, что и думать. Мать-то твоя чуть жива, с сердцем плохо, — рассказала Нина, пока мы шли до дома.
Подошел к дому. Я приподнял велосипед, чтобы перенести через речку, возле калитки заднее колесо отвалилось. Бросил я кусок грязи в виде велосипеда в ограде и зашел в дом. По дороге я еще мечтал, что отдохну дня три, заменю задний мост, поставлю покрышки и поеду до дома. До дома оставалось, не считая изгибов дорог, по прямой двести километров. Сегодня третье августа. Но как узнал, что с матерью плохо, понял, что мой поход закончился.
— Про тебя тут легенды ходят. У Петра родственников много. Родители твои сюда звонят, они предполагали, что ты можешь объявиться. Ну, ты Ваня кушай, а я побегу за Петром.
Через пол часа сестра пришла с мужем. Поздоровались.
— Вот брат приехал, а ты, черт бы тебя побрал, даже печь не можешь дочистить! Алкаш, ничего не испечешь…
Петр выскочил из избы, видать Нина пилила его по этому поводу не впервой.
— Нашла резину, сама сейчас почищу.
Положила ее в печь, бросила туда бумаги и подожгла. Бабах! Взрыв! Мы остолбенели. Печь вся потрескалась, в спальне вывалились кирпичи. Отчего? Непонятно. Все в дыму.
В дом зашел Петр.
— Поджигай!
— Что? Ты что ли сделал? – догадалась Нина.
— А чего, надоело, не чистишь да не чистишь. Банку бензина в трубу влил, поджигай, говорю!
— Я-а-а, уже-е-е подожгла, ты что наделал, печь разнесло, иди алкаш…
Пришли парни, одного звали Гоша. Посидели, поговорили. Поход парням казался героическим, не забывали правда и о том, что родители не находят себе места.
— Ты смотри, Иван, не убеги от нас, завтра пойдем звонить, — просила сестра.
На следующий день мы катались на лошадях, и ходили в лес за грибами. Перед обедом пошли с Ниной звонить к нам в поселок на межрайбазу, где работали наши матери. Нине удалось дозвониться.
— Иван, возьми трубку, не верят, что ты жив.
— Але.
— Ваня это ты?
— Да, теть Жень, это я.
— Ты живой, здоровый?
— Да конечно.
— Ой, ну побегу звонить твоей матери, она сейчас в Барнауле. Звонила, что находится на телевидении, заявку на вечер приняли, твою фотографию должны вечером показывать, тебя объявить в розыск. Ваня, только ты больше никуда не уезжай. Пообещай, чтобы я матери передала.
— Да, теть Жень, я никуда не уеду.
Следующие дни все время ел. Между едой катались на лошадях, ходили за грибами. Ложился в десять, вставал тоже в десять.
Через два дня после звонка, встал утром, как обычно теперь в десять, вышел на кухню, налил молока, поставил на стол варенье.
— Что-то не идут парни.
В дверь легонько постучали.
— Да, открыто.
Дверь отворилась, и на пороге появился отец. Кусок остался не откушенным, я глянул на отца и свесил голову.
— Ну, здравствуй сын! – неровным дрожащим голосом произнес отец и сел на стул.
— Здравствуй пап, — еле слышно сказал я.
— Ехал лупить тебя, а увидел, и рука не поднялась. Мать сходит с ума, — с дрожью в голосе произнес отец.
— Я, надеюсь, ты больше не убежишь? Мать еле жива, думал, не доживет до твоего возвращения. А я, — отец попытался говорить спокойно, — пришел, гляжу в ограде лежит велосипед, весь покореженный, грязный. Дернул ручку двери – закрыто, пошел к родителям Петра, я же был на свадьбе у Нины, знаю, где они живут. Они сказали, что Иван собирается доехать до дома сам, думаю, пойду, а то без меня уедешь. Ну ладно, ешь, поправляйся.
Отец сидел, задумавшись, и смотрел на меня, а я не ел, аппетит пропал.
Вечером собрались за столом у родителей Карабейниковых. Все расспрашивали меня, как ехал, что ел, где спал. Но рассказывать было неудобно при отце и стыдно.
Нина с Петром уговорили отца съездить за кедровыми шишками. Запрягли лошадь и вчетвером отправились в путь, это заняло три дня. Набили семь мешков. Я залазил на дерево, когда лез, к поясу был привязан тонкий шест, если до шишки я не дотягивался руками, то бил их шестом. Остальные собирали шишки внизу. Затем шелушили. Технология такая: на расколотом вдоль бревне делались затесы, вторая половина инструмента была полной копией первого с той лишь разницей, что была значительно меньше в размерах. Первая, тяжелая часть, устанавливалась на земле, на нее складывали шишки, и второй частью этого незатейливого самодельного оборудования, которую держали в руках, делали движение вперед-назад, и шишка при растирании разрушалась. Затем растягивалась ткань и с высоты полутора метров растертая шишка высыпалась, а ветер уже сам сортировал: ядрышки падали вертикально, а шелуху сносило в сторону.
— Ну, что, сын, пора ехать домой, мать заждалась.
Взяли с собой ведро ядрышек и рюкзак целых шишек.
Утром одиннадцатого августа распрощались с тулатинцами. На попутках, автобусах за один день доехали до дома.
В двенадцать ночи постучали в дверь. Двери открыла бабушка Каптелина.
— Вернулся, Иван, заходите, Паша.
— Ваня, сынок, — заплакала мама и обняла.
— Вот обнимаешь, убежит опять, — уже улыбаясь, сказал отец.
— Не убежит, а то в могилу меня загонит, — сказала мать и посмотрела мне в глаза.
— Не убегу, твердо сказал я, выберу такую профессию, чтобы была связана с горами.

С первичного дневника переписано в 1978 году на первом курсе геолого-разведочного техникума.

Напечатано в январе 2003 года.