Жил да был на свете медный Таз. Жил он в тесной, но весьма уютной комнатушке, которая звалась ванной комнатой. Сам Таз висел на выложенной голубою плиткой стене на изогнутом гвоздочке с большой шляпкой по соседству со старым продолговатым Зеркалом. И было, что Таз этот медный был весьма завистлив, а потому часто ворчал сам в себе и никогда не разговаривал со своим соседом, хотя тот, едва дверь ванной комнаты затворялась и жёлтая лампочка засыпала, много раз пытался заговорить со старым медным Тазом про скромное их житие, про мечты и про то, между прочим, как, наверное, здорово быть медным Тазиком! Однако Таз, словно сворачиваясь ещё глубже внутрь себя, делал вид, что не видит Зеркало и не слышит его. Так поступал Таз всякий раз, когда зеркальный лик старинного Зеркала, висевшего напротив, оборачивался к нему и посылал к его пухленьким медным бокам тоненькие зеркальные лучики, в которых читался тихий зеркальный шёпот. ..
Тазик же, почувствовав на себе эти тонкие зеркальные блики, лишь сильнее прижимался к голубым плиткам влажной стены и, дребезжа, угрюмо прятался внутрь. Поступал же он так единственно потому, что до жути завидовал старому Зеркалу. Завидовал медный Таз тому, что каждый Божий день все, входящие в ванную комнату, первым делом представали пред этим самым Зеркалом и подолгу, как он думал, любовались серебристым его овальным ликом, не замечая даже светлого глаза Лампочки, жёлтой своей головкой освещающей тесное их жилище. А что он, бедный медный Тазик? Его лишь изредка снимали с его кривого гвоздочка и, наполнив до самых краёв прозрачною водою, что-то всё время в нём стирали, полоскали да бултыхали…
-Да разве ж это жизнь? — думал сам в себе Таз, косо поглядывая на соседа, не в силах сдерживать на него своё негодование, — А я ведь, между прочим, — осматривая свои медные бока, думал Таз, — совсем не хуже этого Зеркала-старика! У меня, вон, какие гладкие и ровные бока! Так что и я мог бы блистать зеркальными бликами, если бы только меня кто-нибудь подвесил на гвоздик Зеркала под самый сноп лампочкиных лучей! — и он снова завистливо задребезжал, плотнее прижавшись к влажной стене.
Как-то раз, после трудного дня, (В этот день в медном Тазу целый день купали пузатеньких малышей, которые, задорно хохоча, пухленькими своими ручонками хватали большой медный Тазик за края и маленькими пальчиками так его щекотали, что он сам весь содрогался от смеха, то и дело выплёскивая из себя пенистую водицу), Тазик сладко задремал, напрочь позабыв о своей зависти. Прикосновение детских рук и задорный смех ребятишек словно согрели холодную его душу и он, вдруг, вспомнил себя совсем молодым.
В тонком сне, словно наяву, медный Тазик видел себя на прилавке магазина в свете ярких ламп. Много людей толпилось тогда у прилавка и некоторые из них подолгу стояли около него, разглядывая медные его бока. Кто-то корчил ему рожицы, по-доброму смеясь, а кто-то брал его в руки и тщательно разглядывал со всех сторон. И привиделось медному Тазику во сне этом, что напротив прилавка, где он жил в юности своей, было много зеркал. Однако зеркала те были печальны и тогда молоденький Тазик, не ведавший ещё грусти, спросил одно из зеркал, почему так печален его лик?
-Мне немного грустно, — сказало то зеркало медному Тазику, — что я всего лишь зеркало, которое ничего не имеет своего и в котором всё — лишь отражение других…
-А разве это плохо? — удивился Тазик, вспомнив о том, что каждый Божий день он завидует старинному Зеркалу, которое одиноко живёт на старом гвоздике на противоположной стене.
-Это одиноко, — отвечало зеркалу медному Тазику, — быть всего лишь отражением… Но какой же ты счастливый, Тазик! — улыбнулось, вдруг, зеркало, отобразив в зеркальном своём лике медные бока Тазика, — Тебя ждёт настоящая жизнь! В тебе, как в настоящем озере, будет плескаться вода. К тебе будут прикасаться заботливые руки живых людей и ты будешь тем, кто по-настоящему необходим… Ведь, — заключило зеркало, — Именно тот, кто необходим, по-настоящему живёт и по-настоящему чувствует!..
И вдруг сон медного Тазика прервался. Ему, вдруг, стало так стыдно за то, что он, позабыв дни юности своей, стал таким неблагодарным, замкнутым, ворчливым и завистливым…
-А ведь и в самом деле, — повернулся Тазик пухленьким своим пузиком к старинному Зеркалу, — я, когда меня внесли в эту уютную комнату, очень долго был счастлив… Мне нравилось, как по спинке моей стучат капельки воды. Я был счастлив, когда во мне плескались тёплые руки, но потом я всё забыл и стал завидовать этому бедному Зеркалу, зеркального лица которого вот уже много лет не касалась тёплая хозяйская рука!.. — и медный Тазик так дзынькнул, что спящей под потолком Лампочке спросонок показалось, будто где-то совсем рядом зазвонил колокол.
Впервые за долгие годы недовольного ворчания, медный Таз сам обратился к Зеркалу и они долго-долго болтали меж собой. Каждый из них делился воспоминаниями юности и настоящими чувствами, но главное, с этих пор старинному Зеркалу не было грустно, потому что у него появился настоящий друг. А медный Таз, вспомнив из далёкого когда-то, (когда он был молод и жил на прилавке магазина) грустное существо зеркал, оставил свою зависть и вернулся к прежней радости — быть полезным медным Тазиком и быть счастливым от того, что ты кому-то необходим именно как Тазик, потому что был Тазиком медным рождён!..
/05.05.2010г., г.Наро-Фоминск, СаЮНи/