глава 9
Томная тишина, временами лопающаяся грязно-зелёными пузырями смрадных болот, тщательно обволакивала мир мёртвых, заглушая даже самый прозрачный намёк на чьё бы то ни было стремление выбиться из воцарившейся тут давно атмосферы унылого прозябания. Даже грязные капли болотистой жижи, утяжелённые крошечными лохмотьями чёрно-бурой водянистой травы, и те, казалось, боялись движения. Медленно, застывая мутным кристалликом на зыбкой болотистой поверхности, они вздымались и, застывая, лопались, выбрасывая из себя зловонные газы, которые застывшими сине-зелёными, слегка мерцающими, капельками неспешно разлетались в разные стороны, пропитывая собою всё, с чем только могли соприкоснуться.
Мох, росший неподалёку от зловонных болот и приспособившийся питаться болотной вонью, сам имел синюшный вид и походил на скопление зловонных этих шариков, дымясь едкими испарениями в виде зеленовато-белёсых ниточек, обжигающих тонкую кожу нежити точно огнём.
Ощущение
Тапити шёл как мог аккуратно, но нужно было спешить и едкие нити болотного мха то и дело вгрызались в костлявые его руки, заставляя бросить снадобье. Поганый мох рос тут повсюду, так что миновать его было не возможно. Выжидая разложения корневищ у ядовитой жижистой пульпы, нежить сильно ослаб и теперь едва плёлся. Руки тряслись, готовые выронить драгоценное снадобье, а ноги то и дело бичевались парами мха, так что ему самому в пору было накладывать на себя зловонную мазь, приготовленную для умирающей. И хотя расстояние от болот до склепа было небольшое, мертвецу понадобилось много усилий и времени, чтобы выбраться к спасительному островку мёртвой земли из плена ядовитых болотных мхов, оплетавших смрадные болота плотной сеткой. Дрожа всем своим тоненьким скелетом, Тапити, словно не замечая собственных ран, спустился в склеп, где лежала юная нежить. Спуск в гробницу показался ему, едва переводившему дух и еле ладившему со своим телом, ещё одним испытанием. Облокотившись на каменный стены усыпальница всем своим правым боком, Тапити стал медленно соскальзывать вниз так, как если бы он сам был жижистой болотной каплей. Колени отказывались сгибаться, точно парализованные изнутри. Приходилось подолгу стоять на каждой ступеньке, заставляя до пота на лбу, свои ноги подчинять команде мозга.
Так, перебарывая собственную природу и даже не вполне понимая для чего, мертвец достиг своей цели. Азоран, почти вся почерневшая, всё ещё испускала стоны, изредка содрогаясь всем своим изломанным телом. Тапити, видя, что нежить всё ещё держится, сам как-то чуть-чуть окреп. Рухнув на пол подле каменного гроба, на каменной плите которого лежала Азоран, мертвец принялся обмазывать всю её зловонной мазью, которая едва не лишила его самого ничтожной жизни.
Закончив с мёртвой, Тапити остатками снадобья замазал свои раны на ногах и, взвыв от боли, рухнул на холодные камни усыпальницы подле Азоран. Его рассудок мутился от сильного жжения в ногах. Казалось, что свет, который есть там, вне мёртвых земель, вошёл в него с этой мазью и теперь пожирает живьём, не позволяя даже пошевельнуться. Всё что было в мертвячьей его жизни до сих пор, казалось неправдой. Тут, спасая умирающую, он постигал боль, которая, как ему казалось, должна мучительно убить всё, что он из себя представлял. Бесчувственное существование перемежающиеся с редкими болезненными ощущениями теперь закончилось для него (а уж про неё он и думать забыл). Всё превратилось в глухую нескончаемую муку, которой он жаждал конца…
Медленно, почти неощутимо, мгновения таяли над двумя мертвецами, чья боль привносила в мёртвые их тела чувственность жизнь. Жар, разъедающий состав мёртвых тканей, потухал, оставляя вязкую свежесть, которая, казалось, заставляла мёртвые ткани жить. Почему-то хотелось пить. Хотелось растирать руки и ноги, обливаясь слезами, а ещё кричать, побеждая слабость…
Тапити, чувствуя всё это, подчинился своим желаниям. Едва только он почувствовал послабление мук, сковывающих его до сих пор, мертвец тут же поднялся и рыдая, принялся щипать свои ноги, шлёпать их костлявыми своими ладонями, шевелить стопами…
Он делал это до тех пор, пока не почувствовал облегчение, а когда смог подняться, быстро (насколько мог) поспешил наружу, на поиски питья, потому что гортань его пересохла и он почти не мог дышать. Мертвец никогда прежде не пил воды, потому что в этом не было нужды, но теперь он чувствовал, что если не утолит жажду, то погибнет. Влачась тонкой тенью прочь от болот, ближе к Могильнику, Тапити ещё не знал где найти влагу. Однако подчиняясь своей природе, он весь сделался обонянием и вгрызся в первые слизистые цветы, которые имели приятный иссиня-розовый оттенок, высасывая из их мясистых стеблей горькую жижу. Утолив жажду, Тапити упал на изломанную землю и раскинул свои руки в сторону. Его тело отчего-то было покрыто прозрачными густыми капельками, но то была не кровь. Никогда прежде у Тапити не выступал пот. Ни у него, ни какого-либо другого мертвеца. Он с интересом разглядывал влажные свои ладошки, принюхивался к ним, лизал их. Мертвец, всегда сухой, чувствовал теперь себя как-то странно в объятьях этих капелек, выступавших из его состава. Было как-то не по себе. Впрочем, в какой-то момент он вспомнил про юную нежить и, собрав цветов, стебли которых утолили его жажду, направился к склепу у зловонных болот. Он понимал, что если она выдержит муку, то с нею будет происходить то же, что происходило с ним, а значит ей нужен будет сок этих растений. Про капельки же своего тела он решил поразмышлять потом, когда опасность для жизни юной нежити минует…