Рано или поздно с правосудием приходится сталкиваться каждому. И потому важно знать: каков он, российский суд? Правый, скорый или наоборот — придётся мучительно добиваться справедливости и томиться в нескончаемой очереди за правосудием.
Первый раз я поссорился с судьёй двадцать лет назад: в те самые девяностые, которые теперь принято называть лихими (хотя, после нынешних взрывов в метро, после Норд-Оста и Беслана называть девяностые годы «лихими»… это мне представляется непроходимой глупостью). Я тогда был корреспондентом «Московского комсомольца», Советский Союз доживал свой последний год. Некий судебный процесс шёл в Тимирязевском районном суде Москвы и касался меня лично — так случилось, что я оказался третьим лицом по делу.
«Оставьте меня, молодой человек, я не хочу с вами говорить… И не тыкайте пальчиком в свою книгу…». Именно так общалась со мной судья Ольга Карпенко. И это-то в часы приёма населения, при секретаре суда и народном заседателе (тогда они ещё существовали), а та злополучная книга — была из серии «Библиотечка народного судьи».
А уж в ходе слушаний народный судья Ольга Ивановна Карпенко – дама средних лет – и в грош не ставила участников процесса, попросту говоря, хамила. Когда мне надоели её хамские перлы, я ушёл из зала суда, забрался в свою машину и стал писать. В «МК» напечатали три моих материала под сквозным заголовком «В живой очереди за правосудием» — их общий тираж три с половиной миллиона экземпляров.
Потом судья писала грозные письма в разные инстанции, обещала стереть всех нас в порошок. Не знаю, как остальные, но я жив. Да и мой однофамилец — главный редактор «МК» Паша Гусев пока что здравствует и, по слухам, охотится на слонов в Габоне, а также на белых мишек в Канаде. Один мой сослуживец из «МК» даже написал целую повесть про то, как Паша охотился на китов. Но это, по-моему, враньё. Киты Павлу Николаевичу пока что не подвластны.
Однако вернёмся в судебную тематику.
Второй раз я схлестнулся с судьёй два года спустя, когда работал спецкором в «Российской газете». Дело было так.
В одном небольшом городе жили-были молодой писатель и пенсионер. Нет, конечно, в городе было много и других жителей, но мы проследим за этими двумя.
Однажды пенсионер повздорил на почве истории с молодым писателем и подал на него в суд. Пенсионер этот самый утверждал, что писатель обозвал его нехорошими словами и чуть ли не «сталинским палачом». Нет, не в книгах своих, а так — устно. Писатель не соглашался и в свою очередь заявлял, что пенсионер во времена Иосифа Виссарионовича занимался раскулачиванием. Для истории так и осталось невыясненным, помнят ли в окрестностях небольшого города те лихие «подвиги» пенсионера.
Но стали нехорошего писателя судить. «Преступление» квалифицировали по статье о клевете, соединённой с обвинением в совершении государственного или иного тяжкого преступления. И получил писатель 3 (три!) года лишения свободы с обязательным привлечением к труду на стройках народного хозяйства и конфискацией пишущей машинки…
Попробуйте теперь угадать, где произошла эта история. В ответ не заглядывать. Бьюсь об заклад, ни за что не угадаете. Итак, правильный ответ: обвинительный приговор был вынесен судом города Лобни Московской области. Не глубинка какая-то, а столичный регион, до Москвы всего-то час езды.
Когда в те далёкие годы мне рассказали эту историю, случившуюся с писателем Борисом Никитиным, я, честно говоря, решил, что меня разыгрывают. Но приговор — три года несвободы — вовсе не шутка. Да и суд под председательством лобненского судьи А.Крыжановского был не галлюцинацией, а совершено объективной реальностью.
Помнится, тогда я стал размышлять: пусть даже Никитин и выражался нехорошими словами вроде «сталинского палача», но ведь, в конце концов, сталинизм государственным преступлением не признан, а палач — вроде бы как профессия, хотя и малопочтенная. Неприятно, конечно, если тебя так назовут, но при чём здесь суд, приговор, срок? И совершенно непонятно, при чём здесь пишущая машинка, почему её надо конфисковывать и обращать в доход государства? Неужто, по мнению Лобненского суда, государство не выживет без пишущей машинки писателя Никитина? К тому же уголовная статья о клевете ничего подобного не предусматривает!
А потом я узнал некоторые подробности процесса. Когда адвокат писателя заболел и не пришёл на слушания, судья Крыжановский вынес определение о взятии Бориса Никитина под стражу. До тех пор, пока адвокат не явится. И ведь взяли! И посадили в камеру.
Одного из свидетелей со стороны писателя замечательный суд постановил обыскать прямо в зале заседания на глазах у изумлённой публики. Но даже снятые со свидетеля ботинки суду не помогли: ничего недозволенного не нашли. Вот так он и судил, товарищ Крыжановский.
Я тогда почти сразу решил, что об этом безумном судебном процессе стоит написать. Для того я и работал спецкором «Российской газеты», а в те годы «РГ» была нормальным СМИ и совсем не походило на нынешнее сервильное издание. Но оставалась одна непонятная вещь: с какого перепугу или перепоя писателя Бориса Никитина, которого я знал лично и считал вполне адекватным человеком, посадили за решётку? Я стал разбираться в лобненских городских реалиях и довольно быстро нашёл ответ. В Лобне должны были состояться выборы мэра, начиналась регистрация кандидатов, а Борис Никитин выдвинул свою кандидатуру.
В «РГ» материал вышел под заголовком «Последняя жертва Иосифа Виссарионовича». Самоё смешное, что судья Крыжановский прислал нам в редакцию грозное письмо, звонил мне по телефону, требовал опровержений. Лично мне до сих пор непонятно, что именно я должен был опровергнуть. Впрочем, время тогда было — лихие девяностые, разгул демократии, сами знаете. Соответственно судья — защитник нквдэшников — со всеми своими опровержениями был даром никому не нужен. После публикации «Последней жертвы…» он проработал судьёй всего две недели.
Бориса Никитина освободили (Мособлсуд отменил приговор за отсутствием состава преступления), но мэром он так и не стал. Видно не судьба. А по мне так лучше быть писателем, чем мэром или судьёй.
* * *
Во время президентской избирательной кампании 1996-го года в моём авторском канале на одной московской радиостанции был Валерий Зорькин — первый председатель Конституционного суда России. Это был прямой эфир, а сама программа длилась один час двадцать минут. Валерий Дмитриевич сказал тогда, что это его личный рекорд — так долго он не выступал ни на одной радиостанции. Прямой эфир — штука особая, здесь качества человека проявляются очень быстро, и ты понимаешь, кто (какой) на самом деле твой визави. Так вот Зорькин — настоящий судья. По крайней мере, таковым был Валерий Дмитриевич в те далёкие теперь уже годы. В программе с Зорькиным я работал в режиме «Talk show»; вопросов я задал ему массу, был среди них и такой:
— Второй год продолжается «восстановление конституционного порядка» в Чечне. Сегодня по сообщениям информационных агентств были убиты трое российских солдат. Необъявленная война продолжается. В то же время согласно Женевской конвенции бомбардировки по площадям запрещены и расцениваются как преступление против человечности. Вспомним о ковровых бомбардировках в Грозном. Как Вы думаете, Верховный главнокомандующий когда-либо понесёт за это ответственность?
Зорькин ответил уклончиво; впрочем, его можно понять: статус судьи Конституционного суда предполагает определённую осторожность в высказываниях. Ну и Бог с ним…
Но то был Зорькин. Обычные судьи — федеральные и мировые — ведут себя, хрен знает как. Я их наслушался, помотавшись по московским судам уже в путинские годы. Их менталитет следует оценивать, как полёт крокодила. Помните вопрос «А крокодилы летают?» и ответ «Да, летают, но очень низко». В самом деле, подумайте: какие оценки по математике, физике, химии были в аттестате зрелости у этих замечательных особей? Наверно, такие же, как у Путина; то бишь тройки. Если же говорить о поведении российских судей, то тут «удовлетворительно» — это максимальная оценка, очень многие из них и единицы не заслуживают, всё более приближаясь к нулю по Кельвину. Лично я уже давно испытываю зоологическую неприязнь к этому странному сословию в чёрных средневековых мантиях. Нет, я не думаю, что все судьи сплошь плохие. В хохлацком анекдоте по-другому рассказывается:
— Слухай, Миколка, гарный сон сегодня бачил. Сижу на берегу реки и вижу: гробы плывут; много гробов, плывут и плывут, а в них москали.
— Ну ты шо, Петро, не все ж москали гады.
— Так и я то бачил. Хорошие москали в хороших гробах плывут, а плохие в плохих!
Судьи — они как москали для хохлов.
Ничто не вечно под Луной. Лишь мир российского правосудия застыл в своей совковой первозданности. Если что и меняется, то касается это не граждан, а обладателей судейских мантий. Им повысили зарплату: федеральный судья в Москве получает сто тысяч рублей в месяц, для них установили многочисленные льготы. Российские судьи могут носить оружие, во всяком случае федеральный закон о статусе судей это дозволяет. Теперь, когда я бываю в суде, то мысленно представляю, как госпожа-судья бальзаковского возраста прячет под своей чёрной средневековой мантией компактный «узи».
Конечно, наши судьи отличаются от небезызвестного майора Евсюкова. Но лично мне представляется, что отличия эти, в основном, половые. У нас ведь женское правосудие.
Если посмотреть списочный состав судей в районных судах Москвы (а сделать это можно на интернет-сайте Мосгорсуда http://www.mosgorsud.ru), то увидим, что на семьдесят с лишним процентов это представительницы слабого пола. Вас никогда не удивляло, что в России женское правосудие?
Кто-то может сказать, что и по статистике женщин в России больше, чем мужиков. Это точно, только ведь не в три раза.
Ещё можно услышать пространные объяснения о рассудительности женщин, заложенном на подсознательном уровне, о терпении, так необходимом судьям. Только ведь судьи – «товар» штучный, и среди мужчин тоже можно найти вдумчивых, рассудительных и внимательных юристов. Нет, что-то мне подсказывает, что дело в другом. И почему тогда в Западной Европе и США нет такого странного гендерного соотношения среди судей, а про мусульманские страны я вообще не говорю.
А чем собственно плохо «женское» правосудие? – спросит иной читатель. Что ж, отвечу. Тем же самым, чем плохо исключительно женское воспитание в школе, когда из мужиков там лишь директор да учитель физкультуры (и то не всегда). Не буду говорить о точных науках, но когда уроки труда ведёт особа женского пола, то вряд ли она научит вас работать на токарном станке, а если литературу преподаёт учительница, то в лучшем случае вы сподобитесь писать женскую прозу. Вам это нужно?
Но вернёмся к правосудию.
Телефонное право из российской судебной системы никуда не исчезло. Впрочем, замечательные добрые люди звонят не рядовым судьям — давно никто не занимается такими глупостями — звонят председателям судов. Иногда и звонить не нужно: правильный председатель сам догадается, как себя вести, если посмотрит российские метровые телеканалы. Как писал классик: «…не вижу, почему бы одному благородному дону не помочь другому в беде»?!
А теперь скажите, на кого легче повлиять: на мужика, который если что и в лоб дать может, или на женщину, у которой в наличии семья, двое детей и полное незнание приёмов каратэ? Вот это и является последней каплей для председателей российских судов. Им проще работать, когда должность судьи отдана женщине-юристу.
С другой стороны — зарплата: хотя и подняли судьям планку оплаты труда на весьма приличный уровень, адвокаты зарабатывают куда больше. Неудивительно, что среди «дорогих» адвокатов сплошь мужики; представительницам слабого пола остаётся всё остальное. В том числе и подневольная судейская работа.
За последние годы мне довелось видеть в работе немало судей в пяти разных районных судах Москвы. Ещё с десяток судебных дам я встретил в Мосгорсуде. Судья-мужчина мне попался лишь раз. Из судебных дам меня больше всего восхитила госпожа Ольга Новикова из Дорогомиловского районного суда Москвы. Встречи с ней были сродни сказкам.
В сказках есть Баба-Яга, злая мачеха, Иван-дурак, стойкий оловянный солдатик… Есть они и в жизни, просто выглядят иначе, чем в сказках, и важно распознать их под любым обличьем. Представьте себе женщину тридцати лет, весом примерно в центнер, в узких очках и в безразмерной чёрной мантии до полу, именно такие предписано надевать нынешним российским судьям. Это и есть судья Ольга Викторовна Новикова. Впрочем, фамилия и отчество её весьма обманчивы. Она больше напоминает мечту хачиков, так выразился мой адвокат Андрюша, которого я знаю четверть века. Кстати, именно он учил меня исследовать лики российского правосудия. Без Андрюши, Андрея Борисовича, это исследование почти наверняка не состоялось бы, и потому я ему очень благодарен. Но это так к слову. Давайте всё же вернёмся в зал Дорогомиловского суда, где восседает на высоком помосте (таким образом здесь устроен зал) замечательная судья Новикова.
Заявляешь госпоже федеральному судье отвод, поскольку предыдущее слушание дела она провела, не известив истца (то есть меня) и третьих лиц о месте и времени судебного заседания. Втолковываешь ей, что есть 113-я статья в Гражданском процессуальном кодексе России, где про необходимость судебных извещений чёрным по белому написано. Указываешь ей на целый букет других нарушений процессуального кодекса, которые она умудрилась совершить… Толку от отвода чуть. Уйдёт эта замечательная особа в свою совещательную комнату, посовещается сама с собой и огласит, что суд не находит оснований для его удовлетворения.
У меня вообще сложилось впечатление, что когда в ВУЗе, где училась госпожа Новикова, преподавали гражданское право, она долго и упорно болела, не ходила на занятия и вот результат: в решении по делу она пишет буквально следующее (цитирую) «…исковые требования удовлетворению не подлежат, как не предусмотренные законом». И значится, что решение это принято именем Российской Федерации.
Что делать Российской Федерации при таких обстоятельствах? И что делать в этом случае нам, гражданам России? Вот ведь сочинила судья эдакое, и дальше спокойно получает свою зарплату — сто тысяч рублей в месяц (столько нынче платят федеральному судье). Смешно!
Думается, что процитированную фразу из решения судьи Новиковой следует выбить на фасаде Дорогомиловского суда Москвы. Золотыми буквами, в назидание потомкам.
Чудны дела твои Господи!
Замечательная судья О.Новикова, наверно, искренне считает, что истцы, ответчики и третьи лица существуют исключительно для неё. Мне же почему-то кажется, что всё должно быть с точностью до наоборот. Понятно, что всякие там участники процесса для подобного судьи — это как назойливые мухи. И чёрт с ними, и плевать на них! Но когда федеральный судья «плюёт» и на Гражданский процессуальный кодекс России, то это становится бесповоротно сказочным.
Так или иначе, тётя Новикова — стокилограммовая московская судья — навсегда останется в истории человечества. Несмотря на её запрет вести фото и видеосъёмку в зале судебного заседания. Забавно и то, что я оставляю её в истории российской публицистики совершенно бесплатно.
* * *
Никто не будет спорить с тем, что качество правосудия влияет на общественное сознание. Людям, что стали жертвами незаконных судебных решений, никакая служба спасения не поможет: нет у нас в стране защиты от кривосудия. И потому надо сражаться. Сражаться ЗА правосудие, ПРОТИВ кривосудия. Кривосудие нельзя победить раз и навсегда. Нужно выигрывать бой за боем, пока не кончатся силы. А потом твоё место должен занять кто-то следующий. Тот, для кого невыносимо, когда торжествует зло.
Существующая ныне судебная система плодит тысячи недовольных. Количество, как известно, рано или поздно переходит в качество. Когда и где появится новый «Потёмкин» с новым лейтенантом Шмидтом, не знает никто. Одно очевидно — система сама напрашивается. Вопрос лишь в одном: «Потёмкин»? или сразу «Аврора»?
А может быть, тут больше подходят практики Вуду, и надо изготовить фигурку российского правосудия, а потом тыкать в неё иголками, произнося сакральные заклинания?! Только непонятно, как изобразить замечательное российское правосудие: оно стоит на коленях или в dog’s position?
…Я не знаю, что случится дальше. Я не знаю, чего больше в сегодняшней ситуации: то ли это закат правосудия, после чего ему наступит окончательный бишкек, то ли это смутное предчувствие позитивных перемен. Сейчас главное не варить суп и не стирать одежду, потому что по мнению российского президента, замечательного юриста Дмитрия Медведева — это законченный состав преступления. Ежели суп для террористов. Дмитрий Анатольевич, а вот если варить террористам суп (или чай) вместе с полонием-210, тогда как?
2010 год.