… и прости нам долги наши…

irina korotkova

15 лет назад



Стас проснулся от назойливого жужжания комара и посмотрел на часы. Зеленый циферблат отсвечивал третий час ночи . Стас приподнялся. Рядом заворочалась Вероника. Теплая ото сна, она потянулась к Стасу и, перекинув на него ногу, прижалась к спине.
— Ника, мне пора,- прошептал Стас, чувствуя, что еще немного, и он опять забудет обо всем и поддастся страсти, которой не мог, да и не хотел сопротивляться вот уже в течение полугода,- она может проснуться, я должен идти.
— Господи! Когда же все это закончится!- проговорила Вероника хриплым от сна голосом.- Стасик, я не хочу, чтоб ты уходил. Ведь у нее есть мать, пусть она и посмотрит за дочерью. Ты молодой мужчина и должен устраивать свою жизнь. А если она проживет еще лет десять, ты так и будешь ходить ко мне на несколько часов? Мне уже двадцать семь лет, я семью хочу, детей. Ну так случилось! Уже ничего не изменишь. Стас, в конце концов пора решить, с кем ты хочешь быть: с парализованной женой или со мной? А ведь я могу родить тебе детей. Ты ведь так мечтаешь о сыне!
— Потерпи, Никочка, я не могу бросить ее в таком состоянии. Ведь это я виноват в том, что случилось, я был за рулем! Потерпи, пожалуйста!
Вероника села на кровати. В желтоватом свете фонаря, горевшего под окном, она казалась фантастически нереальной и красивой. Красивое тело молочного цвета, рыжие, распущенные по плечам волосы и родинка в ложбинке между грудей- все возбуждало в нем страсть, но сейчас он даже не взглянул на нее. Торопливо натянув рубашку, Стас пошел к двери.
— Выбирай быстрее,- услышал он вслед,- я не собираюсь ждать годами. Да в конце концов, ты ведь сам ей уколы делаешь. Есть такое понятие, эфтаназия, она тебе даже благодарна будет. Или просто перестань ее колоть Ты же сам говорил, что без лекарств она долго не протянет!Стас, ты меня слышишь?
Стас остановился.
— Не говори так,- прошептал он, с ужасом глядя на белеющее в полумраке тело,- Вероника, ты сама себя слышишь? Я не смогу! Не по- божески это!
— А прелюбодействовать по- божески? По вечерам бегать к соседке по-божески? Ну так и сиди со своей женой. Нечего ко мне приходить! Что я тебе? Кукла, с которой можно удовлетворять свою похоть? Я не могу больше так, понимаешь, не могу!
Она, зарыдав, упала в подушки.
— Не приходи больше ко мне,- услышал Стас приглушенный голос, прерывающийся судорожными всхлипами,- мне надоела роль любовницы. Мне жизнь свою надо устраивать.
Стас выскочил за дверь. Подъезд, как всегда, был темен. Стас на ощупь, держась за перила, поднимался по лестнице. « Не приходи больше ко мне… есть такое понятие, эфтаназия..»,- звенело в голове и от этого в душе появлялся холодок и заплетались ноги. Стас остановился у двери своей квартиры. Дрожащими руками достал из пачки сигарету и, глубоко затянувшись, опустился на ступеньку.
— Я не смогу.- прошептал он в темноту,- Неужели она не может понять это? Надо подождать, подождать. Должен же быть выход!
Сделав последнюю судорожную затяжку, Стас достал из кармана ключи. Стараясь не шуметь, приоткрыл дверь и прислушался: в их однокомнатной квартире было тихо; в комнате, которая когда-то служила одновременно гостиной и спальней, а теперь была похожа на больничную палату, горел тусклый свет ночника. Стас бесшумно прокрался в комнату. Несмотря на открытое окно, его сразу же обволокло тяжелым запахом лекарств и болезни, который давно уже въелся в стены, мебель и казался неотъемлемой частью этого помещения. После просторной комнаты Вероники с ее ароматной свежестью собственная квартира показалась Стасу мрачным склепом, из которого не было выхода. Непроизвольно поморщившись, он подошел к кровати. Худое, обтянутое желтоватой кожей лицо с заострившимся носом и впалыми щеками было похоже на посмертную маску, и только слабое дыхание больной говорило о том, что женщина жива. Стас присел на стул. Как была непохожа эта маска на смуглое с мягким румянцем когда-то любимое лицо, на котором ярко блестели зеленоватые глаза, а яркие губы, не требующие помады, лукаво улыбались, образуя на щеках мягкие ямочки! Их счастье закончилось два года назад,поздним зимним вечером, когда они возвращались домой, после очередной поездки на дачу. На пустынном шоссе, на большой скорости машину занесло. Стас вертел руль, пытаясь съехать на обочину, и ему это почти удалось, но рядом неожиданно возникла махина КАМАЗа. От удара жена вылетела через переднее стекло ( она не любила пристегиваться, считала, что ремни сдавливают, мешают двигаться);Стас почувствовал резкую боль в груди и потерял сознание. Пришел он в себя лишь в больнице. Многочисленные ушибы со временем прошли, переломы заросли. А вот с женой все обстояло хуже. « Чудо, что жива осталось,- говорили врачи, беспомощно разводя руками,- позвоночник- это не шутка, задет спинной мозг да еще и тяжелая травма головы. Такая молодая!Может быть хоть речь восстановится. Вам остается только надеяться и ждать.» И Стас ждал. Но надежды оставалось все меньше. Почти полностью парализованная, жена была в состоянии лишь слабо двигать рукой. И только ее зеленые глаза продолжали жить полноценной жизнью: они все понимали, чувствовали; они продолжали светиться любовью и благодарностью; они радовались и тосковали, сочувствовали и не теряли надежду. Стас разрывался между женой и работой. Помощи ждать было неоткуда. Теща занималась научной работой и не собиралась менять привычный образ жизни.
— Поймите, Станислав,- говорила она густым басом, глядя на зятя через дымчатые стекла очков, и прикладывая тоненький кружевной платочек к сухим щекам,- конечно же, Сонечка моя дочь, и я сделаю все для нее. Но потерпите, на мне вся лаборатория, я не могу бросить работу. Если я уйду- все встанет. А я работала над этим почти десять лет. И вот теперь, когда нас профинансировали, когда нами заинтересовались, вы хотите, чтоб я ушла! В конце концов, это ваша вина! Это из-за вашего лихачества моя дочка стала калекой. Господи! Сонечка, бедная моя девочка!
Теща театрально всхлипывала и заламывала руки, а потом торопилась поскорее распрощаться со Стасом, чмокнуть в лоб дочь и уйти туда, где кипела жизнь, была интересная работа, где слышался веселый смех и где можно было хотя бы на время забыть о свалившемся на семью несчастье. А Стас оставался один. За Соней нужен был постоянный уход. Он научился ставить капельницу, делать по часам уколы. Теперь Стас работал дома: занимался переводами, делал контрольные и писал дипломные работы нерадивым студентам. Сначала ему помогала участковый врач. Она приходила почти каждый день, потом ее посещений стали реже, а потом стала общаться со Стасом лишь по телефону или во время вызовов, когда Соне становилось хуже. Так прошло полтора года. Полгода назад этажом ниже появилась новая соседка. Веселая рыжеволосая красавица стала отдушиной для Стаса. Сначала их знакомство ограничивалось лишь короткими разговорами при встречах во дворе или на лестничной площадке, но вскоре Вероника пригласила Стаса на чай. Соня спала, и Стас воспользовался приглашением. С тех пор его жизнь разделилась надвое: дома он был заботливым и внимательным мужем, отдающим всего себя больной жене, у Вероники- страстным любовником, соскучившимся по женщине и готового забыть обо всем ради обладания ее телом. Каждый вечер, сделав жене укол и подождав, пока она заснет, Стас спешил на верхний этаж, где его ждали. Вероника ничего не требовала, и Стас был почти счастлив тем, как складывается его жизнь. Почти, потому что теперь он не мог смотреть Соне в глаза. Ему казалось, что жена понимает, что происходит. Ее взгляд стал печальнее, на глазах часто блестели слезы,своей слабой рукой она оттирала их, стараясь делать это незаметно для мужа. Стас мучительно искал выхода. Бросить Соню он не мог, но и отказаться от Вероники было выше его сил. И он решил не противиться судьбе, надеясь, что когда-нибудь все разрешиться само собой. Разговор с Вероникой и ее неожиданно жестокое требование рушили уже устоявшуюся, привычную жизнь. Стас был напуган и растерян: он не готов был принять какое-либо решение, тем более не хотел лишать жену жизни. « Это у Ники истерика,- подумал Стас, подымаясь со стула и привычным движением раскрывая кресло-кровать,- ничего. К утру она успокоится и все будет по-прежнему.»
Но следующий день не принес ничего утешительного. Стас метался от жены в кухню, где постоянно набирал номер Никиного телефона. Трубка молчала. Он уже не думал ни о работе, ни о Соне. Все мысли были о Вероники: где она? с кем? почему отключила телефон? Стас еле дождался времени, когда Ника возвращалась с работы. Покормив жену, он выскочил в подъезд и слетел по лестнице. За знакомой дверью слышалась музыка. Стас долго нажимал на звонок. Наконец дверь распахнулась. В легком коротком халатике, с полотенцем на мокрых волосах перед ним стояла Ника. Она была ослепительно хороша: покрасневшая после ванной, с каплями на рыжей челке, такая вся мягкая, теплая, что Стас застонал.
— Я звонил весь день,- проговорил он , тяжело дыша,- почему ты отключила телефон?
— Стасик, мы ведь обо всем уже переговорили. Разве ты не понял? Меня не устраивает роль любовницы! Решай или решать буду я!
Она стянула полотенце с головы и ее рыжие волосы густой копной упали на плечи. Мокрые, они были темнее обычного и это будоражило Стаса еще больше.
— Дай мне время,- пробормотал он, — Никочка, ты ведь знаешь, что я люблю тебя. Но я не могу, пойми. Давай еще подождем. Я позвоню теще, мы что-нибудь придумаем!
— Думай быстрее, мне надоело ждать! В конце-концов я не обязана зависеть от твоих проблем.
Она чуть оттолкнула Стаса и потянула за ручку двери.
-Подожди,- Стас попытался обнять ее,- я так по тебе соскучился!
— Нет, хватит! Или одно, или другое. Отпусти , сейчас на шум соседи сбегутся!
Она захлопнула дверь, и Стас услышал, как щелкнул замок. Он постоял еще немного в надежде, что Вероника одумается и впустит его, но за дверью было тихо, даже музыка перестала звучать. Стас медленно поплелся вверх по лестнице. Надежда сменилась отчаянием, отчаяние-злостью. Войдя к себе, он посмотрел на Соню. Она лежала вытянувшись и хрипло дышала. « Укол,- вспомнил Стас,- я забыл про укол!». Он побежал на кухню. Там вытащил из кухонного шкафчика шприц и вернулся обратно.
— Извини, совсем закрутился- пробормотал он, привычным движением набирая из ампулы желтоватую жидкость,- потерпи, сейчас легче станет.
Сонины глаза с благодарностью смотрели на него. Она чуть шевельнула рукой и Стал положил ладонь на ее холодную кисть, больше похожую на костистую птичью лапку. Странно, он вдруг ощутил чувство омерзения, вместо обычной жалости. От холодной желтоватой кожи несло смертью, и Стас судорожно отдернул руку.
— Мне позвонить надо ,- пробормотал он, схватив телефон и уходя на кухню,- я на минутку,а потом посижу с тобой.
Теща долго не отвечала. Наконец в трубке раздался раздраженный голос:
— Я же просила не звонить! Мы работаем, у нас тут запарка, а Вы отрываете меня от дел. Что еще случилось? Соне хуже?
— Здравствуйте. Нам надо поговорить,- голос Стаса дрожал от отчаяния и безысходности.- Вы можете хоть на несколько минут забыть о работе? Нам надо поговорить о Вашей дочери!
— Сонечке хуже?- переспросила теща , и Стас уловил в ее голосе нотки страха.
Это придало надежду.
— Да,- солгал Стас,- ей немного хуже, Вы бы приехали! Ведь это Ваша дочь! Неужели Вы не можете понять, что Вы в первую очередь мать, а потом уже все остальное! Вы должны быть с ней! Поймите, я устал! У меня уже нет сил! Мне надо хоть немного отдохнуть, отвлечься!
— Успокойтесь, у Вас истерика,- в голосе тещи снова зазвучали металлические нотки.- Я не могу вот так, сейчас, все бросить и сломя голову нестись к вам! Потерпите еще немного! Возьмите себя в руки! Вы же мужчина!- в трубке послышался шум, и голос тещи стал отдаляться. Теперь он был обращен не к Стасу, а к кому-то в глубине лаборатории, кто требовал ее срочного вмешательства в научный процесс. Стас терпеливо ждал. Наконец трубка снова ожила.
— У меня сейчас нет времени. Я позвоню Вам позже! Поцелуйте за меня Сонечку. И успокойтесь! Выпейте, в конце — концов, это расслабляет!
Еще несколько минут Стас сидел на табурете, сжимая в руке замолчавшую трубку. Отчаяния уже не было. Душа наливалась злобой. Он швырнул телефон в угол и зашел в комнату. Его взгляд столкнулся с Сониными глазами и от этого на душе стало еще муторнее.
— Ну что ты смотришь! Надоело! Все надоело! Никому ты не нужна, даже собственной матери! А я не могу больше так, понимаешь, не могу! Я тоже человек! Я привязан к тебе, я забыл о нормальной работе,о друзьях! Я весь пропах твоими лекарствами! Я не хочу сидеть всю жизнь у твоей постели со шприцем в руках! Я устал от всего этого! Ну так произошло… Но ведь это твоя судьба, а не моя! Сама виновата! Ведь сколько раз говорил- пристегивайся! Ты ведь не слушалась! А я теперь всю жизнь должен за это отвечать?
Стас заходил по комнате, стараясь не смотреть на жену. Он пнул стоящий у постели журнальный столик, который с грохотом полетел на пол, и остановился у окна. Шум падающей мебели отрезвил, но в душе все продолжало кипеть. Стас оглянулся на Соню. Ее глаза, наполненные слезами, смотрели в потолок, пальцы чуть двигались по одеялу,бескровные губы беззвучно шевелились. Стас подошел к жене.
— А знаешь, что?- сказал он, тяжело дыша,- Твоя мамаша посоветовала мне выпить, чтоб успокоиться. Вот это я сейчас и сделаю! Пойду и напьюсь! И пропадите вы все пропадом, и ты, и Ника, и твоя чертова мать!
Стас выскочил на лестничную площадку. Нервно сбежал по лестнице, остановился у знакомой двери и нажал на звонок. Ему не открыли, и Стас выбежал на улицу. Он вздохнул полной грудью свежий вечерний воздух и зашагал к автобусной остановке…
Дача, где он не был уже почти два года, встретила его тишиной. Долго провозившись с замком, который все никак не хотел открываться, Стас, чертыхаясь, распахнул настежь дверь. Вид забытого жилища наводил тоску. Стас выложил на стол продукты и бутылку водки.
— Я буду отдыхать,- проговорил он в пустоту, как будто пытался убедить кого-то в этом своем желании.
Потом достал из шкафчика стакан и налил доверху. В душе была пустота. За первым стаканом пошел второй, потом третий. Стас закусывал нарезанной колбасой и прямо из банки вытягивал сочные темно-зеленого цвета огурцы с пупырчатой кожицей. Когда водка закончилась, он встал и, пошатываясь, направился в небольшой магазинчик, притулившийся у дороги… Два дня прошли, как в угаре. Стас проснулся от голосов. Яркое солнце било в глаза. Ветерок шевелил пожелтевшие занавески на окнах. Где-то заливались птицы и слышалось урчание машины.
— Эй, дома кто есть? Соседи, ау! Открывайте!
Толком ничего не соображая, Стас подошел к двери и повернул замок. На пороге, улыбаясь, стоял сосед по даче.
— Ну наконец-то! Столько не появлялись! Какие новости? А жена-то где? Слышали, в аварию попали? Ну, слава Богу, живы! А то пропали совсем, мы уж черти что думали!
Стас всматривался в маячившее перед ним лицо. С соседями они почти не знались, здоровались при встречах- вот и все знакомство. Поэтому он даже не мог вспомнить имя стоящего перед ним человека. Стас посмотрел вокруг.
— Какой сегодня день?- спросил он, заметив несколько машин у соседних домов.
— Так воскресенье же! Ты что ж, в дом не пригласишь?
— Как воскресенье? Разве не пятница?
— Ну, брат, ты, видно, хорошо отдыхаешь, если дням счет потерял! Один приехал, что ли?
Сосед засмеялся. Его смех болью отозвался в сердце Стаса.
— Извини, мне ехать надо,- пробормотал он, прикрывая дверь,- извини, мне правда пора!
Он оглядел комнату: на столе валялись пустые бутылки, банка из-под огурцов, остатки колбасы и хлебные крошки. Стас почувствовал страх.
— Господи,- прошептал он тоскливо,- а как же Соня там одна? Что ж я наделал, Господи!..
У двери своей квартиры он долго пытался вставить ключ в замочную скважину. Руки дрожали, не слушались.
— Сейчас, Сонечка, сейчас,- бормотал Стас, пытаясь взять себя в руки, потерпи минутку, я сейчас. Накормлю тебя, укол поставлю. Ты прости меня.
Наконец дверь распахнулась. Квартира встретила Стаса тишиной, от которой у него мороз пробежал по коже. Здесь всегда было тихо, но на этот раз тишина казалась зловещей. Стас на цыпочках прошел в комнату. Соня, вытянувшись, лежала на кровати и улыбалась. Ее застывшее лицо было спокойным и умиротворенным. А еще оно было свободным. Свободным от боли, тоски и от вечного выражение вины и благодарности. Стас опустился на пол около кровати.
— Соня,- прошептал он, касаясь лбом ее уже холодеющей руки,- Сонечка, это я!.. Соня, прости! Прости!..
Оставив распахнутой настежь дверь, он медленно спускался по лестнице к знакомой квартире Дверь здесь была приоткрыта, как будто его ждали. Вероника насмешливо взглянула на его осунувшееся лицо и пустые глаза.
— Зачем ты пришел?- спросила кокетливо улыбаясь,- Или наконец-то решился уйти от жены?
— Соня умерла,- ответил Стас, присаживаясь на краешек дивана,- дай мне телефон, мой куда-то делся, не могу найти.
— Умерла?- шепотом переспросила Вероника, и в ее голове завибрировали радостные нотки.- Сама?! Ну не переживай ты так, ведь она, бедненькая так страдала! А теперь успокоилась. Ну, что же делать, к этому все шло. Теперь и тебе станет полегче. Стасик, жизнь-то продолжается!
Стас поморщился.
— Телефон дай,- проговорил он, глядя сквозь Веронику,-мне позвонить надо.
Он долго разглядывал маленький прямоугольник в руке, а потом нажал две знакомые с детства цифры. Услышав равнодушный голос дежурного, назвал адрес.
— Приезжайте…,- мертвенно проговорил в трубку,- я убил…
Стас повторял это еще и еще, как заведенный, покачиваясь из стороны в сторону и не обращая внимания на стоящую рядом Веронику. В душе была пустота, руки и ноги наливались свинцовой тяжестью. А перед глазами стояло Сонино лицо, живое, веселое, с милыми ямочками на щеках.
С улицы послышался звук сирены. Потом захлопали дверцы машины, послышались голоса. Стас встал и медленно направился в подъезд, навстречу приближающимся шагам.