«Вершит народ дела свои, пройдохи ищут славы,
пророки врут, поэты пьют, богатство копит знать.
Стоит над миром год Змеи, все злобны как удавы,
и каждый хочет сам в угоду году гадом стать.»
Не знаю почему, но сегодня утром в душе я вспомнил слова этой песни. Ещё подумал: «Вот бы мне так написать. Написать, заслать на прозару, получить высокие оценки, прослушать благожелательные отзывы, возможно даже попасть в рекомендованное…» Потом оделся, вышел на улицу, завёл машину, включил радио. Там играла музыка из фильма «Профессионал» — как-то странно, в неурочное время – на радиостанции, которую я слушаю, в это время обычно музыки не бывает… А потом музыка кончилась и мне рассказали, в чём дело.
«А я в портовом кабаке
сижу, и губы в табаке,
и две монеты в кулаке, а в голове — шансон.
А в нём — мой страх, мой странный край,
туманный путь в желанный рай,
тот путь, который мной пока ещё не обретён.
О, дай мне, Господи, ступить на этот путь
Когда-нибудь, когда-нибудь, когда-нибудь!…»
Сегодня я вдруг подумал, что конец света всё-таки настанет и настанет очень скоро. Может быть в 2012-м, может быть чуть раньше, может быть чуть позже – не имеет значения. И произойдёт это не в результате падения астероида, неизвестных болезней, землетрясений, цунами, смещения полюсов. Всё гораздо проще – мы просто перегрызём друг друга. Зло множится в геометрической прогрессии, оно заглатывает нас целиком. Я уже чувствую, как внутри меня клокочет и пытается вырваться наружу всепоглощающая злоба. Люди становится всё больше похожими на диких зверей, которые живут по законам джунглей, где каждый за себя, а мораль перешла в разряд атавизмов. Вот стая бомбил-стервятников слетается к станции метро, где на рельсы только что упал человек – это сулит лёгкую добычу. В данном случае абсолютно всё равно, остался этот человек жив, или умер; срубить бабла можно будет в любом случае. Вот малолетние волки грабят припозднившегося прохожего, или, как вариант, убивают – если он не то сказал, не туда посмотрел, не тот разрез глаз имеет (нужное подчеркнуть, ненужное вычеркнуть; возможно несколько вариантов ответа, можно добавить свой вариант). Вот шакал вытаскивает кошелёк у подвыпившего гражданина; найденные при этом документы он выкинет на помойку, или продаст по дешёвке нечистым на руку коммерсантам. Говорят, ещё недавно документы подкидывали владельцу в почтовый ящик.
Выхожу на заправке, рядом со мной стоит инкассаторский броневик. На пассажирском сиденье сидит охранник с автоматом, смотрит на меня и ухмыляется. А вдруг ему сейчас придёт в голову меня пристрелить? Откуда я знаю, что у него в голове и не переклинит ли эту голову через минуту? На всякий случай отвожу взгляд. А ведь было время, ещё совсем недавно, когда инкассаторы ездили на УАЗах и были вооружены пистолетом Макарова. И при этом их практически не грабили. Странно, да? Я помню, как в школах на первом этаже сидела не вооружённая охрана, а дежурные старшеклассники, у которых дежурство было всего лишь замечательным поводом не ходить на уроки. И никому в голову не приходило, что кто-то может напасть на школу! Да и как такое тогда могло в голове уложиться? Теперь может. Уже шесть лет, как может. За эти шесть лет мы ещё больше озверели. И продолжаем тихо-мирно скатываться к состоянию злобного животного.
«Я, как и вы, друзья мои, устал глазеть на драки,
и вид оскаленных клыков нервирует меня.
Пройдёт над миром год Змеи, начнётся год Собаки,
и снова цепи, снова лай, и войны, и грызня.»
Мне когда-то казалось, что происходящее меня не касается. Потом случился Норд-Ост. Сам я не ходил на этот мюзикл, но многие мои знакомые и друзья там были, некоторые не один раз. Потом оказалось, что у знакомых моих знакомых якобы кто-то погиб. Или пострадал…
В общем, можно сказать, что пуля пролетела мимо, а жизнь продолжается.
Потом был теракт на фестивале «Крылья в Тушино». Я был на этом фестивале. К чести организаторов, они всё сделали для того, чтобы не допустить паники; о произошедшем мы узнали только после фестиваля, из средств массовой информации.
Примерно как пуля чиркнула по ноге, оставив неглубокую царапину. Жить можно.
Несколько лет назад я был свидетелем того, как толпа скинхедов на станции метро избивала человека. Сначала он прижимался к колонне, потом упал, его били ногами. Не понравились им, скорее всего, его волосы, выкрашенные в кислотно-рыжий цвет. Видимо, искали нерусских, но, не найдя таковых, решили отыграться на нём. Их было человек двадцать, а он один. В метро довольно людно, мужчин на станции возможно даже больше, чем нападавших. И никто не вступился. И я тоже не вступился. Потому что испугался. Потому что если я вступлюсь, то врядли кто-то ещё вступится, а избить, или убить двоих не намного сложнее, чем одного. В довершении один из отморозков прыгнул парню на голову, и вся толпа села в подошедший поезд. О том, что они творили в поезде, можно только догадываться. Менты подоспели вовремя – когда всё уже кончилось. Взяли парня под руки и потащили к эскалатору. Тогда он был ещё жив; жив ли он сейчас – не знаю.
Пуля попала в руку, задела мягкие ткани и прошла насквозь. Потребовалась перевязка. Ничего страшного.
Сегодня погиб человек, работавший со мной в одной фирме, на производстве. Ещё в пятницу утром я с ним разговаривал. Сегодня он, как и я, встал, принял душ, оделся, позавтракал, вышел из дома… Строил планы на день, например так: «Вечером не забыть купить билет в театр, давно мы с женой никуда не ходили. Ещё конфет ребёнку, жене какую-нибудь безделушку» Кому-то позвонить, с кем-то встретиться. Всё как обычно, ведь даже в голову прийти не может, что поездка в метро окажется последней.
На этот раз пуля попала в живот, не задев жизненно-важных органов. Жить всё ещё можно, но потребуется лёгкая операция.
Кто знает, что будет дальше? Эти эпизоды постепенно всплывали из моей памяти, вытягиваясь друг за другом словно по ниточке. Были и другие, менее значительные, но они остались где-то на задворках памяти, заваленные грудой повседневных проблем. Наша память не даёт нам сойти с ума, забывая плохое и подчёркивая хорошее. Надолго ли хватит ей этого свойства?
«Зачем так злобен род людской?
Да это ж просто год такой!.»
Страшно жить, страшно. Страшно не за себя – в конце концов, если что-то произойдёт, испугаться не успеешь. Страшно за друзей и родственников. Страшно растить детей, страшно подумать, что ребёнок вырастет, начнётся так называемый переходный период, и кто знает, к чему он приведёт? Если современные методики превращения человека в зверя уже способны ему внушить, что он должен взорвать себя, утащив на тот свет ещё десяток-другой ни в чём не повинных людей, то кто знает, чего достигнут эти методики ещё лет через десять?
А может быть, это тоже страх за себя? Страх потерять то, к чему привязан, в чём состоит смысл жизни? Страх оказаться в пустоте, страх лишиться всего? Этот мелкий, ничтожный, эгоистический страх? Кто разберёт природу этого страха?
Наше общество больно. Больно неизлечимо, бьётся в агонии. Завтра раны временно зарубцуются, нас одолеют бытовые проблемы, а случившееся отойдёт на второй план, чтобы вскоре повториться опять.
«Затих шансон, певец умолк,
и ты, гарсон, не верь мне в долг.
Уходят все, и мне уйти не лучше ль от беды?
Сквозь плач и вой, галдёж и звон,
по боли войн, по воле волн,
по жизни вдоль, по миру вдаль ведут мои следы.
О, дай мне, Господи, достичь, окончив путь,
чего-нибудь, чего-нибудь, чего-нибудь!..»
Использованы слова песни М. Щербакова «Шансон»
Прослушать песню можно здесь: http://search-n-listen.ru/song/111024-mixail-scherbakov-shanson.html