Чёрной точкой на белой стене, словно из ниоткуда, образовалась муха. Муха как муха — неприметная такая, чёрненькая, маленькая, с прозрачными крылышками и косматым брюшком. Ну, муха и муха! Что с ней поделаешь?! Мало ли мух оживают весной после долгих холодов и ничего! Посидят себе чуток на потолке, поползают по выбеленным стенам и по застиранным занавескам да и улетят себе прочь через распахнутое настежь окно…
Я даже не поленился подняться, чтобы занавески раздёрнуть и окошко пошире распахнуть, чтобы только ей, мушке этой, совсем бы труда не составило убраться восвояси! Сделал я своё дело да и завалился, как прежде, на диван свой. Посплю, думаю, часок-другой, покуда время терпит и работа не гонит. Лежу, значит, блаженствую… Мягонький плед по самую шею натянул и посапываю себе в две дырочки, растворяясь всеми своими косточками в приятной дрёме… Вот-вот сновидения сладкого ожидаю…
И когда оно уже, (сладкое-то моё сновидение-то), заволокло меня своею волшебною дымкой так, чтоб наверняка вырвать затуманенный мой разум из заземлённой действительности, мушка-то эта, точечка, возьми да и сядь мне на лоб! И не просто ведь села, окаянная! А чего-то, вдруг, ползать начала по челу моему старческому да хоботком своим стала она, зараза такая, приискивать чего-то между складок моих морщин. Сон мой, конечно же, тут же и упорхнул, словно и не было его вовсе…
Ох и злоба же меня прошибла! Как я вскочил с дивана-то своего! Как я ловко-то мухобойку схватил да и погнался за мушкой-то этой, подлой! Отродясь так не бегал — радикулит всё сковывал… А тут, ну надо же, и он, радикулит-то этот, куда-то исчез…
Схватил я мухобойку да за мушкой-то той гаденькой давай гоняться по всей избе, как умалишённый. А она, скотинка-то такая, на карниз и я за нею… Жужжит, козявка, словно издевается! Я её — хлоп, мухобойкой-то, а ей всё нипочём — улетела, паразитка, словно подхихикивая над стариком жужжанием несносным своим! А уж мне-то карниз на лысину и угодил…
Я пуще прежнего обозлился на мушку-то эту подлёхонькую…
Потёр лысину. Обмотал больную свою голову мокрой тряпицей да и снова за мушкой-то той пакостной начал охотиться…
Замер я как не живой. Прислушался — тишина кругом. Затихла, подлая, где-то в закутке! Осторожненько, тихо-тихо, осмотрелся я вокруг. Гляжу, а она, муха-то, на ноге у меня, на тапке, сидит — не шелохнётся…
Ну я её, конечно же, как шлёпну со всей дури… Да только ей-то ровным счётом ничего! Улетела, змея! А я пальцы себе так отшиб-так отшиб, что взвыл словно зверь какой…
Хромая, с больною головой, стал я и дальше за мухой-то той подлой охотиться. А она чёрною точечкой то на кочергу сядет, жужжа, то на старенький плафон взлетит…
Ох-хо-хох! И я туда же, за мушкой-то! И кочергой битым остался, и плафон стеклянный рассыпался множеством мелких осколков, поранив мне руки…
В общем, чудное весенне утречко, сулившее сладость ясного дня, обернулось для меня, старика, сущим кошмаром…
А мушка-то та, тваринка такая подлая, улетела восвояси! Она-то улетела, а я, весь искалеченный и побитый, долго ещё оставался сидеть на деревянном полу посреди избёнки своей в абсолютном беспорядке и смятении чувств. И что-то грустно мне как-то стало, тоскливо… Обидно стало мне, что маленькая такая мушка, безмозглая козявка, так подло надо мной, стариком, надругалась! Аж слёзы потекли…
Благо Захарыч пришёл да спас меня, бедного! А уж как я ему стал рассказывать про мушку-то подлую ту, так и сам со смеху не мог удержаться! Вот такие подлые мушки просыпаются по весне!
/19.03.2010г., г.Наро-Фоминск, СаЮНи/