Как давно это было! Ещё тогда, когда все мы были молодыми и жили в большой Советской стране. Я учился в вечернем институте и работал в одном из НИИ. Во второй половине рабочего дня, после обеда, начальник уехал в управление и в лаборатории, как всегда бывало в таких случаях, установилась необычайно деловая обстановка. Тишина нарушалась лишь шорохом перелистываемых страниц.
Ведущий инженер Леонид Андреевич читал очередной том Бальзака из “Человеческой комедии”. Он собирал книги по искусству и собрания сочинений писателей-классиков. Перед тем, как начинать читать очередной том, он аккуратно его обёртывал. Прочитав один, приносил другой. Я смотрел на него, и у меня складывалась внутренняя уверенность, что он, таким образом, прочитает все двадцать четыре тома.
Рядом с ним сидел старший инженер Владимир Александрович или просто Володя, хилого телосложения, по прозвищу “Хряк”. Именно этим словом он обзывал всех подряд, откуда можно было заключить, что ему очень нравились детективные фильмы про полковника Зорина. Несмотря на своётакое телосложение, Владимир имел уже троих детей и являлся таким образом многодетным отцом, старшему было три года, а двум его братьям – близнецам и того меньше. Эти разбойники расползалисьпо всей только что полученной малогабаритной трёхкомнатной квартире и каждый так и норовил засунуть свой палец в розетку. Это было его постоянной головной болью:
— Представляешь, прихожу домой, они уже весь инструмент растащили по квартире, а один сидит на полу у аквариума и молотком стучит по стеклу!
— Кто, старший?
— Нет, маленький!
Дело в том, что Володя был ещё аквариумистом – любителем, водил нас на все ежегодные выставки аквариумных рыб, дома у него была аквариумная стойка. Он разводил сомиков и продавал их на Птичьем рынке.
В “свободное” от работы время Володя собирал электронный терморегулятор для аквариума и паял схемы электронных сторожей для автомашин всему руководству института.
— Володя, отчёт готов? — спрашивал обычно начальник.
— Нет ещё, надо там немножко дописать… — отвечал Володя, и сам ворчал про себя:
— И чего пристаёт? Неужели он не понимает, что пока я не закончу терморегулятор, я не могу заниматься ничем другим…
Сейчас он затих и что-то считал.
За предпоследним столом сидел Дмитрий Фёдорович, наш ветеран. Он читал толстый журнал.
Женщины тоже что-то читали.
Иван за своим рабочим столом ремонтировал рыболовную снасть.
Я изобретал гальванический элемент на основе растворов солей. Динамик из журнала “Юный техник”, сделанный из пьезоэлемента от звукоснимателя, был уже в прошлом. Самое интересное, что он действительно говорил, что очень удивило Леонида Андреевича. Я насыпал соли и, налив воды в свою конструкцию, стал наблюдать. Стрелка микроамперметра медленно отклонилась, задрожала и через некоторое время возвратилась назад…
Нет, это неверно, что прошедшее время называют теперь застойным. Страна бурлила в едином рабочем порыве, весь народ стоял на трудовой вахте. Шёл ХХIY съезд партии. Делегатов награждали шапками, электрическими самоварами и бесплатными путёвками в санатории…
— Счастливый ты человек, Дмитрий Фёдорович, закончив считать и распрямившись на стуле, задумчиво произнёс Владимир.
— Это почему?
— Наступит XXYII съезд партии и ты пойдёшь на пенсию!
— А я когда? – живо заинтересовался Леонид Андреевич.
— А ты, когда наступит XXYIII съезд партии. Иван пойдёт на пенсию, когда наступит ХХIХ съезд. Будет идти ХХХ съезд партии и я пойду на пенсию!
— Ты для всех сосчитал?
— А мы когда? – закричали женщины.
Про себя я молчал. Страшно было подумать. Мне предстояло напрягаться аж где-то до XXXII съезда КПСС!
— Ехал я сегодня утром в электричке на работу, — сказал вдруг Иван, — и слышал, как между собой школьники разговаривали, как они на доске написали: “Не ходите дети в класс, ваш учитель Фантомас!”, и что после этого было… Да, это не то, что было в наше время. Теперь и с уроков сбежать толком не умеют, не то, что раньше.
— А что раньше?
— А Что раньше было?
— Да, что раньше было, расскажи Иван!
— Да что рассказывать…
— Ну ладно, Вань, расскажи! – стали просить женщины.
— Раз начал, не томи, Иван, рассказывай! – строго сказал Леонид Андреевич.
— Ну ладно, расскажу.
Было это после войны. Тогда ещё было раздельное обучение, в школе учились одни мальчики. И было нас три друга: Колька, Серёга и я. И вот как-то подходит к нам на большой перемене “Англичанка” в конце четверти, в шестом классе учились, и говорит: “Ну, как вы, мальчики? Подготовились? Сегодня я вас спрошу обязательно!”.
А у нас так получалось: если она нас спросит, в четверти двойка выходит, а не спросит – тройка. Ну, что делать? Сбегать!
Кинулись мы убегать, а в дверях внизу дежурные стоят, не пускают. Ну, давай на второй этаж, в туалет, из окна прыгать, со второго этажа не так вроде ещё высоко. Но оттуда нас выгнали, учителя дежурили, чтобы не курили. Что делать? На третьем этаже уборная оказалась закрыта. На четвёртый? Но с четвёртого этажа уже не прыгнешь… Ну что, на урок идти что ли? Нечего больше делать…
И тут я вспомнил: ”Братцы, ведь недавно водосточную трубу чинили, пошли по трубе!” Вбежали в уборную, открыли окно, а труба примерно в метре от окна, по карнизу надо до неё ещё дойти… “Ну, пошли?!” – “Пошли!”. Портфели вниз бросили, они там: “Бух!…”.
Первым пошёл Колька. Спустился и нам кричит: “Давай быстрей, давай!”.
Ну, я полез. Лезу, а труба только: “Трр…”, “Трр…” – трещит, аж мурашки по спине бегают. Лезу, а Колька внизу стоит и кричит: “Быстрей давай, давай быстрей!”.
Ну, смотрю я, значит так: Серёга между четвёртым и третьим этажом лезет, я между третьим и вторым, Колька на земле уже стоит, кричит и нам рукой машет, а сзади него директор стоит и на нас смотрит…
Ну, я так на него уставился и Кольке моргаю… А он не поймёт в чём дело и всё кричит! Но тут его, значит, директор за ухо взял, он обернулся и застыл как вкопанный.
Ну, что делать? Назад лезть уже высоко, не залезешь, сил не хватит, и ещё по карнизу идти… Но тут директор, значит, наши портфели подобрал и говорит: “Давайте, слезайте!”. А сам весь побелел, наверно за нас испугался, ещё бы, с четвёртого этажа…
Ну, нам делать нечего, слезли. И не знаю, как у него рук-то хватило: схватил он нас кого за шиворот, кого за ухо и ещё три портфеля в придачу. Ну, пока вёл в кабинет к себе, кому подзатыльников, кому коленом пинка надовал. Привёл и говорит: “Чтобы завтра родители были!”.
Ну, я после этого неделю или две в школу не ходил, каникулы себе устроил. А то придёшь, “А родители где?”, — спрашивают.
Но зато у всех троих за четверть по английскому тройка была… Вот так!
— Да, чего только не делали! – сказал Дмитрий Фёдорович и задумался: — Помню до войны весь снег, который убирали, не вывозили как сейчас, а собирали во дворах в огромные кучи. Мы в этих сугробах делали пещеры, взрослые гоняли нас оттуда, считали, что мы там курим. Я и вправду первый раз закурил там. На канате прыгали через какую-то яму… Если бы сейчас сказали, ни за что бы не прыгнул. Канат привязывается к какому-нибудь крюку или к дереву и все прыгают. Помню, один прыгнул и подвернул себе ногу, так, по моему, инвалидом на всю жизнь и остался… Все ровесники в основном погибли в войну… Под Москвой, в ополчении. Редко кого после встречал, рассказывали… Выпуск был перед войной. Необученные… Пойдём, покурим?
— Пойдём, покурим…
Дни нашей жизни так коротки,
Пусть ярко окрашены будут они.
Казалось нам – будет всегда весна,
А на пороге уже зима.
Прошедшего лета чувства – цветы
Так дивно горят на фоне листвы,
Так ярко пылает костёр страстей –
Багряный букет на закате дней.
И мы понимаем всем сердцем тогда,
Как дорог нам мир, где живут друзья,
Последних надежд, расставаний пора –
Как сильно мы любим в эти года !
Наступит осень и листья дней,
Осыпавших землю, закружит метель,
Сольётся время в один сюжет
На переломе Великих лет.
Уходят души людей куда ?
Когда нас снова сведёт судьба ?
Где та граница минувших дней ?!
И где родятся они теперь…
