Диалог опыта с юностью,
или геодезия как
философия.
Орава девчонок – одна импозантнее другой – ввалилась в комнату. О, я уже вижу ваши гневные или, по крайней мере, пренебрежительные гримасы! Вот, дескать, извращенец, ловко пользующийся рыночным бардаком нашей страны, где продаётся всё, а особенно, молодость и красота! Давайте, давайте, поругайте меня, поучите благопристойности, а я пока кофе выпью. Всё? Закончили? А теперь позвольте мне продолжить.
Во-первых, на то он и рынок, чтобы продавалось абсолютно всё. Во-вторых, я и сам могу поучить любого не только этой пресловутой благопристойности, но и тому, чем она обычно прикидывается. А, в-третьих, девочки эти, стройные и симпатичные, пришли вовсе не ко мне! Всё это были подружки моей дочери. И всё же, справедливости ради и реализма для, я признаюсь, что не могли эти юные создания не вырисовывать в моём воображении абсолютно никаких заманчивых картинок. Да если честно, я этому не очень и противился.
В доме мгновенно стало тесно и шумно, как на дискотеке в час пик, а воздух наполнился разнообразными парфюмерными ароматами, произведёнными как фирмами известными, так и нашими китайскими товарищами. Обычно такая вакханалия длится недолго и является лишь предварением длительной послеобеденной прогулки, плавно переходящей в ночные посиделки и предутреннее возвращение. Но сегодня подружки почему-то решили поломать привычный график, причём, не только себе, но и мне.
Я сидел перед компом, готовясь нырнуть в струи сюжета своего романа, в котором герои, на смерть заражённые любовью, не ставят ни в грош свои жизни, и никак не могут найти друг друга.
— Пап! Девчонки хотят посмотреть кино!- обвились вокруг моей шеи тонкие горячие руки.
— Смотрите,- пожал я плечами,- или тебе лень самой включить технику?
— Нет, девчонки хотят посмотреть кино про вас!
— Про нас?- не въехал я в тему.
— Ну да, про вас. Про то, как вы по болотам гуляете.
— Гуляем?!
— Ну, не гуляете, не гуляете, успокойся! Все знают, что вы там гниёте!- Маша погладила меня ладошкой по голове.- Вы там пашете, чтобы мы, неблагодарные, наслаждались тут жизнью!
Я лишь вздохнул, но мысленно похвалил себя за то, что очень правильно воспитал ребёнка, ведь говорить правду непринуждённо и с юмором – это почти талант!
Без сожаления закрыв папку с романом, мучившим меня уже не один год, я выудил из недр компа папочку иную, с названием, удачно придуманным юным, но мудрым Шомесом: «Хулимсунтская ссылка». Но я ещё не успел включить показ, как со всех сторон посыпались вопросы:
— А в чём заключается ваша работа?
— А что вы в болотах ищете?
— А сколько вам платят за это?
Я оглядел Машиных подружек, большинство из которых знал почти с пелёнок, и увидел в их глазах любознательность ещё детскую, но уже с примесью любопытства истинно женского. Если вы не понимаете, чем одно отличается от другого, то вы либо плохо знаете женщин, либо навсегда остались наивным романтиком, мирно дремлющим под изящной шпилькой жёнушкиной туфельки! Это, конечно же, относится лишь к читателям мужчинам, а читательницам мне бы хотелось сказать (по страшному секрету!), что любопытство в любом проявлении только украшает женщину!
Итак, я оглядел Машиных подружек и начал отвечать:
— А зарплата у нас хорошая…
Девчонки удовлетворённо переглянулись, но я не упустил случая, чтобы их не обломать:
— Но маленькая и не частая!
Разнокалиберные и разноцветные глазки стали стремительно тускнеть, словно всех действительно огорчило это сообщение.
— Да нет, я пошутил, пошутил,- поспешил я успокоить будущих жён и матерей, сообразив к тому же, что вдруг мои слова каким-нибудь образом дойдут до шефа!- Зарплата у нас вполне приемлемая, даже отличная!
— Отличная от чего?!- неожиданно проявила остроту соображения одна из девочек.
Я посмотрел на неё, как шахид на первомайскую демонстрацию, и ответил:
— Конечно, если сравнивать её с зарплатой Абрамовича, то она будет не очень, но…
— Но если сравнивать с зарплатой бомжа, то она будет очень даже!- подхватила ещё одна остроумница.
— Девочки, неужели это так важно? Давайте я вам лучше расскажу про нашу работу.
— Расскажите. А вы кто? Геологи?
— Нет, мы – геодезисты!- гордо расправил я плечи.- Хотя я, вообще-то – чистый топограф.
— А что, бывают и нечистые?!- хором ужаснулись девчонки.
— Бывают, бывают, особенно, когда живут в балках посреди тундры, а воды рядом нет, или просто мыться неохота.
— Пап, а расскажи им про тундру!- энергично задёргала меня Маша за рукав футболки.- И про Попыжиста!
— Да-да, про Попыжиста!- загалдели девчонки, как стая галок, у которых из-под носа хитрый грачуга утащил ценную добычу.
— Тундра – это прекрасно!- начал я.- Там ничего нет, кроме мхов, болот и безграничного пространства!
Видимо, я не с того начал, потому что девчоночьи глазки на глазах стали блёкнуть, теряя интерес к чудной природной зоне.
— Но в августе, когда тундра увядает, она становится похожей на бесконечную клумбу, разукрашенную всеми мыслимыми расцветками!
— А кто там живёт?- зевнула самая остроумная.
— Я знаю, знаю!- закричала блондинистая в недавнем прошлом, но теперь ставшая жгучей брюнеткой малышка (в смысле роста, конечно).- В тундре живут писцы и чукчи!
— Ну, во-первых, не писцы, а песцы, а, во-вторых, чукчи живут не в тундре, а… Хотя нет, живут-то они в тундре, только не в той.
— А что, есть много-много разных тундр?
Я понял, что начинаю запутываться:
— Да нет, тундра – она, как говорится, и в Африке тундра…
— Ни хрена себе!- ужаснулась блондинка-брюнетка.- И в Африке есть тундра?!
— Ну что вы придуриваетесь! Это же я так, к слову. В общем, так: там, где обычно работаем мы, живут ненцы.- И, предваряя неизбежный подкол, я пояснил:- Ненцы, в середине слова буква «н»!
— А нам подумалось…
— Нет! Ни немцы, ни англичане в тундре не живут! Они там лишь иногда путешествуют или сотрудничают с россиянами в откачке излишних природных ресурсов!
— Но песцы-то точно там есть?- решила окончательно уточнить остроумная.
Но теперь уже мне захотелось поюморить, и я мрачно ухмыльнулся:
— Есть, но только один.
— Один?!
— Ага. И приходит он обычно, когда кончаются еда и желания жить и работать!
— И частенько такое случается?- не унималась остроумная.
— Постоянно. Но мы отвлеклись от темы. Вы, кажется, спрашивали, кто мы?
— Да-да,- энергично закивала блондинка-брюнетка.
— Так вот, детки, есть такая наука – геодезия.
— Между прочим, папа, ты иногда смотришь на моих подружек совсем не как на деток!- язвительно прервала меня Маша.
Подружки моментально оживились и нацепили на свои лица разнокалиберные улыбочки – от мило-радушных до язвительно-издевательских.
— И что в этом такого страшного,- не поддался я растерянности,- я человек свободный, а душою помоложе вас буду!
Девчонки дружно зааплодировали, а самая остроумная вставила:
— Особенно это заметно по внешнему виду!
— Внешность обманчива,- отбазарился я избитой фразой и продолжил:- Итак, геодезия – это наука, изучающая земные формы и методы их измерений.
— Точно,- подтвердила самая тихая и незаметная,- я читала, что наша Земля имеет форму геоида, а отсюда и название.
— Правильно, молодец!- похвалил я тихую.- Только здесь не всё верно логически. Геоид – это и есть земля, так что выходит, что Земля имеет форму земли. Но это не важно.
— Да, папа, это не важно. Расскажи лучше про Попыжиста.
— Даже не знаю, что тебе ещё о нём поведать, ведь, кажется, я о нём выложил даже то, чего не было.
Я задумался на миг, пытаясь что-нибудь сочинить, но неожиданно вспомнил рассказ Евгена (так звали Попыжиста) о том, как он служил в армии.
— Вам повезло, детки,- я намеренно подчеркнул это слово, а «детки» лишь слегка надменно поджали свои пухлые в большинстве губки.- Забрали Попыжиста в армию. И поехал он в Сибирь, но по дороге стал вести себя несколько шумно, и маршрут его был продлён до Дальнего Востока. На Дальнем Востоке не долго радовались свалившемуся на них счастью и постарались спихнуть его подальше. А дальше была только тундра, та, в которой живут именно чукчи. Так и оказался Попыжист на южном побережье ласкового Чукотского моря. Но он и там не растерялся и принялся героически ломать размеренную жизнь воинского гарнизона и большинства местных жителей. Долго терпели его неадекватные поступки, стараясь по мере сил превратить человека своеобразного и цельного в обычного солдафона. И вроде бы появились успехи в этом нелёгком деле, но… Кстати, девочки, вы чаю не хотите?- прервался, было, я.
— Дальше, дальше!- закричали они, а глаза их ярко сияли желанием услышать продолжение.
— Что ж, дальше, так дальше. Однажды Попыжист, прогуливаясь по плацу с метёлкой в руках, заметил совсем недалеко – километрах в двух – симпатичную девчонку, но, скорее всего, он её не увидел, а почувствовал. Метла была тут же забыта, как, впрочем, и присяга, и наш герой иноходью поскакал к чукчанке. На язык Попыжист был так силён, что не каждый дипломат с ним смог бы потягаться. Одним словом, околдовал он чукчаночку в полмгновения и стремительно предложил ей руку, сердце и старую шинель, так как больше у него ничего и не было. А девочка-то, как назло, оказалась внучкой шамана, воспитавшего её в духе местных традиций, из которых следовало, что нельзя сразу же предаваться сексуальным радостям даже с такими доблестными воинами, как Попыжист. Для начала нужно было хотя бы пожениться. Но страсть Попыжиста была так велика, что он согласился на всё. Записав номер яранги шамана, он помахал чукчаночке ручкой и пообещал скоро прибыть свататься.
Слово своё наш герой сдержал уже через пару часов. Шаман поначалу собрался упереться и отказать защитнику Родины, но тот выкатил непреодолимые доводы – пару бутылок водки. Где её раздобыл наш герой, так и осталось тайной. Шаман же, увидев неимоверно вожделенный напиток, мгновенно согласился на брак Попыжиста не только со своей внучкой, но и со всею свой роднёй, включая засушенную мумию девятиюродной тёти, находящуюся в музее города Анадырь.
Водки явно не хватило и в ход пошли маринованные мухоморы, изготовленные шаманом для своих профессиональных нужд. Но их действие оказалось так оригинально, что шаман и Попыжист как бы поменялись умами (если принять за основу, что они у них были изначально). В результате смешения мухоморов с водкой шаман в шинели, украшенными погонами рядового, отправился в часть служить, а Попыжист, напялив на себя шаманскую спецодежду, принялся бегать по стойбищу с бубном, пугая собак и местных жителей, решивших, что это злой демон пришёл возвестить о конце как света, так и разумной жизни! За Попыжистом таскалась пьяная невеста, громко требуя немедленного выполнения супружеских обязанностей и плачущая о том, что погибает старой девой в свои уже полные семнадцать лет!
Встреча тестя с зятем произошла на гауптвахте, которую ни один из участников сватовства не мог избежать никоим образом. Правда, встретившись там, они друг друга не узнали, да и обо всех произошедших событиях им стало известно от весёлого часового, вслух осуждающего Попыжиста, но втайне явно ему завидовавшего.
За все совершённые проступки было решено сослать нашего героя ещё дальше.
— Да куда же дальше?- изумлённо взметнула тонкие выщипанные брови блондинка-брюнетка.- Он же и так на самом краю света был!
Я взглянул на неё снисходительно:
— Послать подальше можно всегда! Было бы желание, а адресок найдётся! Таким образом, оказался Попыжист в таком глухом закутке, где даже белый медведь считался желанным и приятным обществом. Там и прошли последние месяцы его службы, полные однообразия и скуки. Домой он ехал в хорошем настроении, ведь там его ждала невеста, но, как назло, в Москве, через которую лежал его путь, встретилась ему девушка, коварно соблазнившая славного дембеля. Хотя, кажется, это он её соблазнил. Но, как бы там ни было, ещё две недели ждала героя верная подруга, искренне веря в то, что её любимый задержался в части, дабы подготовить достойную смену себе и не оставить Родину без надёжной защиты!
— Да я бы его убила за такое!- сверкнула глазами блондинка-брюнетка.
— А я бы переспала со всеми его друзьями!- вырвалось у тихой, и она сама испугалась этих слов.- Ну, это я так, в общих чертах!
— Вот это ты выдала, подруга!- прошептала Маша.
И только самая остроумная одобрила это высказывание:
— Правильно! Так и надо! Причём, можно начинать прямо сейчас, впрок, а вдруг и с тобой случится то же самое? Представляешь, парень тебе изменяет, а ты ему: «Давай, давай, дружок, отрывайся, разрешаю, ведь я уже тебе за всё отомстила»!
Девчонки ещё немного посудачили об Евгене, и мне было не совсем ясно, осуждают ли они парня или же восхищаются образом жизни и поступками его. Не дожидаясь окончания дискуссии, я щёлкнул по мышке, и на экране монитора появились знакомые лица моих соскитальцев во главе с самым нашим главным инженером.
Сашка на тырчике лихо подкатил к дому, и девчонки завизжали от восторга. Наша техника явно их очаровала. И в подтверждение этих слов Маша меня упрекнула:
— Хоть бы раз привёз тырчик сюда! Обещал же покатать на нём!
— Когда это я обещал?!
— Ну, сам же говорил, если он будет здесь, то покатаемся!
— Но его же здесь не было!
— Какая разница? Взял бы да привёз!
— Ага, в кармане!
Блондинка-брюнетка мечтательно закатила глазки:
— Здорово, наверное, на нём ездить! Как я люблю всякую оригинальную технику!
— Не ты одна её любишь,- согласно кивнул я,- её любят все и везде, а особенно в населённом пункте Нюксеница!
— Где-где?- хором вопросили девчонки.
— Да есть такой посёлок в Вологодской области. Мы туда ещё не успели приехать, а нас уже встречают вопросами: «Ну и где, где ваша чудовездеходная машина?» Мы и рты поразевали: как узнали?! Не отработали мы и двух дней, как прораб строителей газопровода, трассу для которого мы делали, заявляет нам, мол, местное начальство мечтает покататься на экзотическом гусеничном болиде, а за это вам будет громадное мерси! Ну, за мерси, конечно, спасибо, но этого слишком много, решили мы, и ограничились высокооктановым горючим для тырчика. И вот прораб вместе с начальником милиции, прихватив с собой весёлую девушку, которая поначалу мне очень даже понравилась, отправились покататься. А мы потопали на трассу пешком, ожидая, что Саня приедет за нами вечером и отвезёт нас, уставших, к дому. Но, как говорится, человек предполагает, а кто-то где-то сидит и располагает, причём, обязательно так, как более всего невыгодно этому самому человеку! Когда в небе стали неторопливо, но настойчиво проявляться первые звёздочки, сомнения в удачном исходе дела властно переросли в нас в жестокую уверенность. А до дому, вернее, до балков, где мы и проживали, было всего-то километров двенадцать – шесть по трассе да столько же по дороге! И всё это после того, как ноги наши уже изрядно побродили по великолепному лесу, утопая по колени в мокром снегу!
Первую часть пути мы проделали, ни на что не надеясь, но, выйдя на шоссе, тепло укутали себя надеждами на попутный автотранспорт. Как-то незаметно тепло надежд улетучилось, потому что никто не хотел подбирать шестерых угрюмых мужиков с топорами и саблями. И всё же нашёлся лихой человек, гостеприимно пустивший нас в прицеп «Уазика», где удобно устроился снегоход «Буран». Мы пристроились, кто где смог, и помчали. Но мчание очень быстро закончилось, потому что нам нужно было повернуть вправо, а мужик гнал прямо. Пока мы до него доорались, машина проскочила перекрёсток метров на пятьсот, и нам пришлось шлёпать обратно. Но и этого мало. По чьей-то рассеянности одна сабля и один топор остались в прицепе, завалившись за гусеницу снегохода, и благополучно уехали в неизвестном направлении!
Отмахав ещё километра три, полностью обессиленные, мы притащились домой. Не хотелось ничего, даже есть! И всё же мы поняли, как нам повезло, когда поздно ночью приполз обессиленный и измождённый Саня. Он был сверху до пояса мокрый, как сон алкоголика, а ниже пояса заледенелый, как генерал Карбышев! Оказалось, что прогулка, начавшаяся весело и озорно, завершилась полным крахом, проявившимся в утоплении тырчика. Попытки вытащить его привели к полному истощению аккумулятора и, вследствие этого, к пешему возвращению туристов на исходную точку. А были эти туристы в валенках, которые в воде несколько теряют свои теплозащитные свойства, но зато впитывают в себя эту воду с радостью и жадностью. В общем, вначале прораб с начальником милиции несли весёлую девушку, потом она тащила их, полностью выбившихся из сил и превратившихся в тупых зомби. Нет, пересказать это невозможно, нужно испытать!
— А как же та девушка?- полюбопытствовала блондинка-брюнетка.- Она вам потом разонравилась? Почему?
— Ты хочешь, чтобы я вам тут раскрыл все тайны?
— Конечно!
— Хорошо, но при одном условии: объясни, почему ты из блондинки превратилась в брюнетку?
Девушка опешила от неожиданности:
— Ну, просто захотелось и всё.
— Просто так ничего не делается!
— Это моё дело!- решительно заявила она, сделав вид, что полностью потеряла интерес ко всему происходящему.
— Вот и славно,- удовлетворённо кивнул я,- а та девушка – это моё дело. Ну что, дальше смотреть будем?
— Будем, обязательно!
— И всё же мне не очень ясно, чем же вы занимаетесь?- вопросила самая остроумная.- Вы либо куда-то идёте, либо едите, либо спите. Это что, и есть вся работа?
— Правильно предрекал мудрый Шомес,- вздохнул я,- посмотрев наш фильм, любой скажет: вот весёлая житуха! Ешь да спи, да не забывай зарплату потребовать! Ну, а если серьёзно, то мы просто тянем трассу или, как ещё говорится, бьём.
— Да вы просто какие-то садисты!- ужаснулась Маша.
А блондинка-брюнетка посмотрела на меня несколько игриво и подмигнула:
— В каком смысле вы её тянете?
Я без труда понял тонкость намёка:
— Увы, не в том самом, о чём тебе помечталось!
Но та лишь равнодушно пожала плечами, как бы говоря, что ей и самой неведома подоплёка этого замечания.
— И всё-таки, что именно вы делаете?- шмыгнула носиком тихоня.- Мне пока что понятно лишь то, что работа ваша заключается в том, чтобы спилить как можно больше леса, а вместо него посадить колышки с гвоздиками!
— Это называется выносом трассы в натуру и закреплением её на местности,- лекторским тоном произнёс я.
— Видали, они всё в натуре там выносят!- оживилась самая остроумная, взмахнув руками с разведёнными веером пальцами.
— Круто!- поддержала её просто остроумная и спросила:- А что, у вашей трассы несварение, что вы её закрепляете?!
— Да нет, это делается для того, чтобы её никто не спёр,- я понял, что этим красоткам абсолютно до фонаря все наши профессиональные тонкости, и единственная их цель – позубоскалить.
А в это время на экране пошёл эпизод, где мы рассказываем о якобы найденном презервативе лося.
Девчонки мгновенно оживились, и стало ясно, что они увидели вещь, до боли им знакомую.
— Ого! Вот это размерчик!- восхитилась самая остроумная и повернулась ко мне:- Какой это номер?
Я вначале просто оторопел от неожиданности, но мгновенно вспомнил, что рядом со мной находятся вовсе не дети, а прелестные существа, живущие в такое время, когда сексуальный опыт в их семнадцать-восемнадцать лет вдвое превосходит опыт мой, накопленный десятилетиями! И я не стал пуританничать:
— Это самый последний номер.
— Больше не бывает?
— Нет, не в этом смысле. Просто после использования таких размеров могут закончиться не только жизненные удовольствия, но и сама жизнь!
Я был уверен, что спросившая оценит эти слова, но она лишь слегка поморщилась:
— Не знаю, не знаю, пока не попробуешь, не поймёшь!
Нет, как бы я ни был раскрепощён в таких темах, но это рациональное замечание юной леди меня повергло в краску, и, чтобы как-то отвлечься, я попросил Машу:
— Поставь-ка чайник, что-то в горле пересохло!
Через минуту девчонки с наслаждением и жадностью хлебали чаёк, энергично уничтожая всё, что могло подойти как под этот напиток, так и под напиток иной, более горячительный.
Я смотрел на их довольные рожицы и радовался отличному аппетиту подруг. Это заметила блондинка-брюнетка:
— Мы, наверное, похожи на стаю голодных гиен?
— Нет, вы похожи на обыкновенных топиков, отбарабанивших день в лесу. Если б вы знали, как всё вкусно у костра, да ещё после тяжёлой работы!
— Видели, видели, как вы лопаете,- облизывая губки, заявила Маша.- А, кстати, к чему было ввёрнуто смачное словечко?
— Какое ещё словечко?- не понял я смысла слов дочери.
— Ну, то самое, обозначающее…- Маша замялась,- в общем, то самое место, которое…
— Детей производит и мужиков с ума сводит!- без стеснения выпалила тихоня и опять испугалась своих слов.
— Да это так, шутка,- понял я, о чём речь.- Мы просто придуривались.
— А всё же?
— Ну, решили мы пожарить колбасу на костре. Пожарить-то пожарили, а вот съесть всю не смогли, потому что, как всем известно, глаза голодного человека в три с половиной раза больше его желудка.
— Это точно подсчитано?- ехидно озаботилась самая остроумная, но девчонки на неё шикнули, и она замолчала.
— Точно, абсолютно. Итак, съели мы, сколько смогли, а остальное так и осталось лежать. Но, готовясь ко сну, я вспомнил о колбасе и сказал об этом ребятам, но сказал это в форме… свободной. В общем, примерно так: «Мужики, если мы не уберём колбаску, то ночью ей придёт …» Ну, вы понимаете, какое слово я употребил?
Девчонки понимающе закивали.
— Я сказал это так, машинально, но все вдруг почему-то представили это воочию, и начался такой ржач, что очень долго мы не могли успокоиться. Только представьте: ночью из леса выходит… ОНА, во всей своей красе и кучерявости и хватает нашу закопчённую до черноты колбаску своими нежно-розовыми губками! Не причмокивая, всасывает в себя ароматный деликатес и тихо сваливает в лесную чащобу.
Последние мои слова остались без должного внимания, потому что плотный монолит подруг распался на отдельные составные части, одни из которых корчились от смеха на полу, а другие, скрючившись на стульях, давились тем же смехом, но пополам с крошками печенья.
Во мне же картина поглощения колбасы прекрасной гостьей не вызвала даже улыбки – своё я отсмеялся ещё тогда, в лесу.
После громадной порции полуистеричного смеха девчонки цепочкой потянулись к туалету, и я не преминул высказать некоторые мысли по этому поводу:
— Девочки, с вами всё в порядке? Может быть, согреть воду и принести стиральный порошок?
— Не переживайте, трусики наши сухи и ароматны!- бесстыдно отбрила меня блондинка-брюнетка.- Показать?!
— Да что я, женского белья не видел?- парировал я.
Просмотр продолжился. Теперь мы лицезрели на экране внутреннее убранство нашего домика на 122-м километре, в котором нам довелось пожить недели три. Всё шло хорошо, пока инженер второй категории не произнёс несколько слов на языке всем понятном, но не всеми принятом.
— Ужас, уши мои сейчас в трубочки скрутятся!- прошептала тихоня, но все мы посмотрели на неё с некоторым недоверием, памятуя её откровенные высказывания.
— Да, вырывалось иногда, что поделать,- попытался я оправдаться,- как говорится, в тесной мужской компании такое бывает.
Блондинка-брюнетка озорно сверкнула глазами и раскрыла ротик, чтобы сказать то, о чём я и сам уже додумался:
— В тесной мужской компании и не такое ещё бывает, особенно, если она очень тесная!- потом, немного поразмыслив, добавила:- Хотя, в женских компаниях те же заморочки!
«Да, откровенно, чёрт побери! Не дай Бог, попасть в компании таких деток на необитаемый остров – через неделю станешь высохшей мумией!»- почему-то подумалось мне, а вслух я сказал:
— А вот интересно, что вы можете сказать о моих коллегах, исходя лишь из того, что вы увидели?
— Это что, новая игра?- зевнула просто остроумная.
Я не ответил, а самая остроумная оживилась:
— А что, это даже любопытно! Я как раз хочу стать психологом. С кого начнём?
— Давайте начнём с самых главных,- предложила тихоня.- Мне кажется, что этот мужчина очень спокойный и справедливый. И очень умный.
— А ещё он – романтик,- добавила блондинка-брюнетка,- очень уж часто он задумывается, мечтательно глядя в потолок.
— А вот тот рыжий и лохматый, который вечно жрать хочет и матерится, как сто сапожников в перепое, совсем не похож на инженера,- с сомнением покачала головой самая остроумная.
— Это дядя Женя, он хороший!- заступилась за инженера Маша.
— Да я и не спорю, что он хороший, я просто говорю, что не похож он на инженера!
— А что, инженеры должны соответствовать какому-то стандарту?- удивился я.
— Конечно! Они должны быть аккуратны, опрятны и всё время находиться в творческом поиске!
— С такими требованиями, милая, тебе нужно нырнуть лет на сто назад и там поискать идеал. В наше время под этот критерий подходят разве что бандиты.
— Я просто высказала своё мнение.
— А вот этот мужчина наверняка нагло ведёт себя с женщинами,- выпалила тихоня.
— Да, что-то есть в его взгляде такое, что заставляет задуматься об этом!- поддержала её самая остроумная.- Да ещё он и готовит хорошо – это тоже настораживает.
— Если мужчина хорошо готовит, это настораживает?- я просто обалдел от такого расклада.- Наоборот, это же великолепно, а для жены его – истинное счастье!
— Нет, я думаю, что мужчина должен наслаждаться женской работой, а женщина – мужской, а если всё наоборот, то в этом спрятан чей-то интерес.
— И что в этом плохого?- продолжал недопонимать я.
— А то, что интерес в общении полов должен быть только один! А для этого женщина должна быть женщиной, а мужчина – мужчиной!
— Ой, да хватит тебе мозги нам мукой посыпать!- не выдержала Маша.- Вот поступишь на свой психфак, там и практикуйся!
Самая остроумная обиженно замолчала, и обсуждение персонажей закончилось из-за скоропостижной утраты интереса к данному занятию.
— А что дальше?- прервала неловкое молчание блондинка-брюнетка и, видя общее непонимание, прибавила:- Я говорю про геодезические работы.
Я высоко оценил то, что ей удалось правильно выговорить непонятное словцо, и пояснил:
— А дальше, вернее, следом за нами, идут геологи, гидрологи, экологи, археологи… Господи, сколько же всяких «ологов» на шее заказчика сидит! И ведь всем нужно не работы, а денег!
— А что они делают?
— Да ни хрена!- резко махнул я рукой.- Я же говорю, все лишь деньги тянут с заказчика!
— Это понятно, папа, что только вы одни работаете и приносите пользу, но всё же, что делают и другие участники этих…- Маша задумалась, подыскивая нужное слово.
— Изысканий,- подсказал я.- Ты правильно сказала, что одни мы работаем. Ну, посудите сами. Едут на вездеходах экологи и разглядывают окружающую местность. Там тормознутся, водичку понюхают, там землю поковыряют. А потом приедут в свой офис, понапишут чёрт те что и принесут заказчику – вот, мол, всё в порядке, заплатите нам и экологию вы не нарушите, даже если пустите нефть самотёком! Таким же макаром работают и археологи. Тоже гуляют себе по лесам и болотам, якобы выискивая следы древних цивилизаций. А потом скажут: вот, нашли мы такую древность, что и шумеры ей в правнуки не годятся! Но дайте нам денег, и хрен с ней, с древностью!
Я перевёл дыхание, сбитое справедливым гневом ко всяким халявщикам, и продолжил:
— А вот и гидрологи ползут – безо всякой техники, а порою и без еды. Но тоже что-то в ручьях и речках выискивают, определяют, когда был всемирный потоп и хватит ли окружающего леса, чтобы соорудить из него новый ковчег! А ещё налепят корявых реперов, которые нам же потом нужно привязывать!
Девчонки услышали знакомое слово:
— Это такой пенёк, что выпиливал молодой шустрячок?- уточнила блондинка-брюнетка.
— Совершенно верно,- кивнул я,- с одной лишь разницей: Шомес сделал это пилой и аккуратно, а гидрологи свои репера выгрызают, как бобры после посещения самозванного стоматолога! И вот, наконец, прут на своих дребезжащих тягачах буры!
— Кто-кто?- в унисон воскликнули девчонки.
— Буры. Буры – это варвары! В смысле, они, конечно, геологи, но последствия их жизнедеятельности таковы, что и гунны на римских развалинах перед ними сняли бы свои шлемы! С приходом буров исчезает вся живность в пределах полёта ракеты комплекса СС-300, а местное население, если таковое имеется, спивается молниеносно и бесповоротно! Но буры всё-таки выполняют свою работу: они бурят разведочные скважины, правда, в основном, не там, где нужно и на глубины, определённые лишь их желанием.
— Бедные вы, бедные,- «пожалела» меня Маша.- Как же вам, таким интеллигентным и чистым, тяжело приходится!
А самая остроумная не упустила случая блеснуть своими извилинами:
— Итак, из всего нами услышанного можно сделать следующий вывод: любое строительство имеет друзей и врагов. Причём, если врагов у него завались, то друг лишь один – топики. Они, не жалея сил и тел, денно и нощно пыхтят и надрывают пупки для блага оного! За то вам честь, хвала и аминь!
— А дичи вы там, наверно, полопали!- облизнула красивые губки блондинка-брюнетка.
— Нет, мы не убили ни одного животного!- гордо отчеканил я.
— Вы все такие гуманисты?! А вы, случаем, не зелёные?- почти ужаснулась самая остроумная.
— Нет. Мы не только не зелёные, но даже и не голубые. Да и ружей-то у нас не было.
— Так вот почему вы щадили дичь, — стрелять не из чего было!
— Нам и тушёнки хватало.
— Но охота – это же прекрасно!- прошептала тихоня.
— И сколько же ты убила тварей божьих?- поинтересовался я.
— Да никого я не убила, просто так говорят многие.
— Знаю я таких многих! Есть у нас в Усинске один охотник. По совместительству он работает заместителем нашего шефа. Так вот, когда приходит весна, и гуси прут в тундру косяками, как американские самолёты на Багдад, Иваныч просто сходит с ума. Да, вообще-то, и весь Усинск умом трогается. Такое впечатление, что с прилётом гусей отменяется вся жизнь, как рабочая, так и интимная. Сотни человек, вооружённых на уровне небольшой армии, заполняют бескрайние тундровые равнины в надежде настрелять себе пропитания на ближайшие лет десять.
Итак, Иваныч, в компании с друзьями, такими же любителями природы, выезжают на охоту. Они забираются подальше в тундру и несколько суток палят по всему, что пролетает в радиусе километров трёх. Но однажды всё случилось несколько иначе. Мы как раз добивали очередную трассу, когда Иваныч с другом приехали к нам. Их «Уазик» был под завязку забит оружием и едой. Наш вездеходчик отвёз их к месту дислокации, и мы приготовились терпеливо ждать пару дней, чтобы потом вволю обожраться гусятинки. Но что-то в тот год у гусей изменилось – они взяли и не прилетели к положенному сроку. Иваныч с другом два дня нарезали круги и эллипсы по замороженной тундре, тщась надеждой отыскать если не гуся, то хотя бы кого-то похожего. Но кроме нас, пофигистов-топиков, никого не попадалось. Хорошо, что мы летать не умеем, а то охотнички враз бы нас срезали картечью.
Едва огорчённый Иваныч умчал в город, как гуси пошли сплошняком, даже солнце потускнело от их жирных тушек. Но в охотниках тоже недостатка не было. Целыми днями стояла такая пальба, что приходилось орать в рации, чтобы услышать друг друга. Очень странно, что после такой тотальной охоты вообще сохраняется какая-то дичь! Да, интересно было в тот заезд!
— Расскажите, расскажите!- затеребили меня девчонки.
— Да вообще-то, рассказывать и нечего.
— Рассказывать нечего, но было интересно?- не поверила блондинка-брюнетка.
— Ну ладно, кое-что, пожалуй, можно припомнить. Объект почти был закончен, и ребята решили устроить баньку. Банька – штука универсальная. Для кого-то – это способ очиститься от грязи и получить наслаждение, а для кого-то – просто оригинальный повод для получения наслаждения наиполнейшего. Хорошо, что мы жили в двух балках, иначе я бы вам сейчас уже ничего не смог поведать.
Послебанное застолье началось часов в девять. В одиннадцать я, сполна насытившись нетрезвыми заумными беседами, смылся потихоньку в свой балок и лёг спать. Но мне не спалось. Нет, не потому что меня грызла бессонница или давил на совесть тяжело набитый желудок. Просто рядом, в соседнем балке, где отмечался праздник бани, происходило что-то жуткое. У меня создалось такое впечатление, что там либо заколачивает сваи громадный механизм, либо кого-то долго и нудно убивают. Грохот так давил на мозги, что они выбросили из себя все мысли, кроме одной: срочно где-то достать гранатомёт и раздолбать этот милый балок так, чтобы не осталось даже пыли! Часа в три ночи притащился Валера-вездеходчик и, посмотрев на меня с прищуром, рухнул на кровать. Мой вопрос о происхождении шумов он проигнорировал так же молча, как наше правительство жалобы пенсионеров. В шесть часов приплёлся ещё один персонаж – наш любимый студент, который всё время учится, но никто не знает, где и чему. Он был более любезен, нежели Валера, и на мой вопрос ответил милой улыбкой. После этого он пробормотал что-то, типа, опять я ничему за этот день не научился, и тоже отчалил в страну Морфея.
Наконец-то стуки прекратились, и я медленно стал погружаться в сладкую трясину дрёмы. Но именно в тот момент, когда я почти утонул в ней, стенка нашего балка сотряслась от глухого удара. Я подпрыгнул на ложе и выглянул в окно. От балка петляющими скачками отдалялся полковник, в руках которого была сжата огромная кувалда.
— Полковник?- изумилась тихоня.
— Ну, вообще-то, не полковник, а подполковник, причём, в запасе, но для нас он всегда и везде будет полковником, потому что это его суть! Мне надоело ломать голову во всевозможных догадках, и я, быстро одевшись, решительно направился в соседний балок. Едва выйдя на улицу, я обнаружил стоящий на штативе тахеометр, щедро присыпанный выпавшим за ночь снегом. Всё оказалось очень прозаично. Грохот, так мучивший меня, оказался просто топотом ног. Ребята, видите ли, устроили небольшую дискотеку и развлекались танцами. А прибор был установлен ночью, чтобы студент попрактиковался в центрировании его. Только вот, ему не указали, на что центрироваться, и он, промучившись с час, горько разрыдался от бессилия. Его стали успокаивать так, как это показывают в кино — стаканом с водой, но перепутали её с водкой, что, кстати, помогло больше. И последний эпизод с кувалдой тоже оказался прост до неприличия: это заботливый полковник разбудил меня на работу ударом кувалды по балку, опасаясь, что нежных слов я не услышу. Только зачем он это сделал, если работать кроме меня было некому?!
И всё-таки работу мы доделали. В Усинске Иваныч нам уже выдал деньги на дорогу, когда вдруг выяснилось, что весна, по настоятельной просьбе руководства нашей фирмы, отдаляет своё вступление, и, в связи с этим, шеф ненастойчиво просит нас задержаться на денёк-другой-третий… В общем, после девяти дней каторги, когда немыслимый объём работ был всё же выполнен, мы, уставшие, но довольные, отмечали это событие. Теперь мы жили в другом месте и уже в трёх балках. Торжество, под руководством самого Фёдорыча, происходило в балке Валеры. Я, как и обычно, удалился к себе после момента перехода логической речи в алогичные реплики. И опять сон мой был нарушен, но не ударами сваебойки, а громким шёпотом Пиляла. Он стоял надо мной, покачиваясь, словно в балке дул ветер средней силы, и монотонно бубнил: «Серожа, отвези нас на дарогу!» Я сначала не понял, о чём он говорит, но, расспросив горца, в смысл воткнулся. Оказалось, что Фёдорыч, выпив несколько больше обычных двух рюмок, решил восстановить справедливость, нагло попранную работягами: «Мужики!- возопил он.- А какого хрена вы тут сидите и пьёте с нами, инженерами?! Все вон отсюда!» Если разобраться трезво, то инженер-то был всего один, да и тот не Фёдорыч, а Женька. Ну, можно ещё полковника отнести к этой категории. Тем не менее, Пилял с Коляном Сапогом были энергично выгнаны из балка. Они так обиделись на этакую несправедливость (ведь не всё ещё было выпито!), что тут же собрались уезжать. Ну, а единственным трезвым был, сами понимаете, кто. Я выполз на улицу и завёл машину, к которой тут же подрулил Колян. На плечах его висел рюкзак, а рука сжимала верёвку, к другому концу которой была привязана собачка. Эта собачка здесь жила всегда, и её подкармливали все вахтовики, но Колян решил, что ей живётся плохо, и решил забрать животное с собой, чтобы там ему жилось ещё хуже, так как Колян и сам-то не всегда дома был сыт, вследствие своих широких души и глотки. Бедная собачка, правильно оценив своё будущее, жалобно визжала и упиралась всеми лапами и хвостом в замёрзшую грязь. Ах, если б она могла разговаривать, как много нового о себе узнал бы Колян! С огромным трудом я отцепил собачку от заботливого комяка. Пёс смотрел на меня со слезами радости и глубочайшей благодарности.
Вот так и закончилась та поездка.
— Как хорошо, что собачка не уехала с Коляном!- порадовалась Маша.
А тихоня спросила:
— А тот ваш полковник, он настоящий или это прозвище?
— Я же сказал, что это его натура,- повторил я.- Конечно, он настоящий. Да вот, пример тому. Когда мы ехали обратно в поезде, нам достались три места в разных отсеках. Мы с Женькой попали в одно стойло, а Полковник в другое, причём, его место было верхнее. Но, пока у нас нижняя полка была свободна, он решил побыть с нами. Дело было к ночи, и все мы уснули. А заполночь, после Котласа, пришла молодая пассажирка и предъявила законное право на нижнюю полку. И Полковник, ни секунды не раздумывая, послал подальше и её, и всех проводников, так и не стронувшись с налёжанного места, заставив бедную девушку карабкаться на верхнюю полку! И даже утром, когда все мы начали взывать к его благородству, он нисколько не смутился. И всё это потому, что он – настоящий полковник, а настоящие полковники никогда не смущаются и не меняют своих решений!
Фильм подошёл к тому месту, где я тоном уставшего от жизненных сюрпризов скитальца поучаю студента Толика. И, когда прозвучали слова о нашем всюдусущем, всехмогущим и всёобъявшем Фёдорыче, Маша оживилась:
— А я же его видела в вашем офисе! И совсем он не страшный, даже наоборот, очень милый и симпатичный!
— Кто б спорил с этим,- согласился я,- правда, тут есть один нюансик – твой мизерный опыт общения с ним, вернее, отсутствие всякого опыта. А люди другие, частично или сполна вкусившие прелести сосуществования с сильной натурой Фёдорыча, испытали иные ощущения. И они не всегда в пользу нашего самого знаменитого коллеги, хотя нельзя не признать, что наполненность этих ощущений велика до бесконечности! И ещё нельзя отобрать у Фёдорыча умения устраиваться в непростых полевых условиях и дара договариваться о чём-либо.
Однажды мы работали в деревушке Кивер, в Архангельской области. Долго мы мучились, добираясь до работы на машине по дороге, которую таковой можно было назвать только под угрозой четвертования. А трасса наша шла чётко вдоль железной дороги. Как удобно было бы ездить на работу поездом, но, увы, нам сказали, что на тех полустанках, с которых можно добраться до трассы, поезда не останавливаются. И тогда Фёдорыч решил это исправить. Утром мы пришли на станцию и стали тревожно ожидать поезд. Тот скоро подошёл, опоздав всего на полчаса, и Фёдорыч устремился к тепловозу. Он лихо забрался по трапу в кабину к опешившим машинистам и, сунув им в руки литр водки, ласково попросил: «Мужики, тормозните на 53-м километре? Ребятам на работу нужно!» Те в ответ молча кивнули и странно переглянулись. Фёдорыч же, который с нами не ехал, лишь высокомерно бросил нам, проходя мимо: «Учитесь, как нужно договариваться!» Мы влезли в вагон и удобно расселись кто где. Едва поезд тронулся, к нам подошла проводница и попросила купить билеты. «Нам до 53-его,- подмигнул я ей,- машинист обещал тормознуть». Проводница посмотрела на меня так, словно я ей признался в любви: «Ещё бы он там не тормознул!» Всё оказалось проще создания разумной жизни на земле. Поезд этот останавливался на всех полустанках и вообще почти у каждого столба! Интересно, что же подумали машинисты о весёлом и настырном бородаче?!
— Да чего им было думать, обрадовались халявной водке, да и всё!- отрезала остроумная.
— А что ещё с вами произошло в этой гусарской деревне?- проявила эрудицию тихоня.
Я с уважением на неё посмотрел, ведь не каждому слово кивер о чём-то скажет:
— Да, ты права, это истинно гусарская деревня. Когда-то, давным-давно, жил-был гусар, имя которого для истории не сохранилось. И жил он в столице, в Петербурге. Пошёл он как-то на рынок за рассолом – много принял накануне – и повстречал там прекрасную девушку. И влюбился в неё так, что позабыл про всё на свете, даже про рассол! А девушка была крепостная, и её злой и жадный барин отправил торговать солёными огурцами, чтобы денег заработала на его распутства. Барин был не только злой и жадный, но ещё и глупый. Он всё тратил деньги на столичных путанок, совершенно игнорируя своих крепостных, которые были одна краше другой и ночи напролёт только и делали, что мечтали соблазнить своего барина. Гусар наш брякнулся на колени и тут же, не отходя от прилавка, признался девушке в своей неземной любви. Девушка, измученная постоянными отказами своего барина, тоже влюбилась сразу и, плюнув в свои огурцы, кинулась гусару на шею. Да так здорово кинулась, что едва шею-то гусару не поломала. А тот, почувствовав, как в девушке закипела страсть, мгновенно понял, что ему её будет многовато. В этом он ей тут же и признался без утайки, ибо был не просто гусаром-алкоголиком, но ещё и человеком чести! И расплакались они, не зная, как же им теперь быть – и гусару с девушкой не справиться, и ей товар не продать, потому как, кто же будет покупать оплёванные огурчики? И тогда гусара осенило. Он подхватил девушку под руку и потащил её на вокзал. Там они уселись в поезд и покатили прямо в ту деревню, где барин мучил своих крепостных отказами во взаимности. Что сказал гусар барину, не известно, но тот пообещал любить всех своих крепостных девушек, как жён родимых, и никогда им ни в чём не отказывать. А напоследок гусар и барин зело нажрались, и первый, когда уезжал восвояси, позабыл свой головной убор. И тогда от радости, что всё вышло так здорово, удовлетворённые девушки назвали свою деревню Кивером, тем более что названия до того не было никакого.
Я оглядел девушек, и с изумлением понял, что они практически поверили во всю эту ахинею! Тогда я, дабы не марать историю, признался:
— Это всё легенды. Да и поезда-то тогда не ходили.
Зря я это сказал, зря – разочарование ещё никогда никого не украсило!
— Да, папа, весело вам было в этом Кивере!
— Ещё как! Особенно было весело, когда мы возвращались!
— А что с вами приключилось интересного при возвращении?!- потёрла нетерпеливо ладошки блондинка-брюнетка, ожидая новой порции рассказа.
Все девчонки смотрели на меня с такой жаждой, что я не стал их долго мариновать.
— Работа была практически завершена, и часть из нас отправилась домой. На «Голубой мечте» поехали Николаич, Паша и я.- Поймав недоумевающие взгляды, я пояснил.- «Голубая мечта» – это автомобиль такой, «Уазик». Голубой он не потому, что на нём перевозят геев, а просто цвет его таков. Хотя, если посмотреть философски, то с автомобилем этим тоже пришлось очень много по…заниматься любовью! Но это так, к слову. Не успели мы отъехать и десяти километров, как сцепление накрылось пушистой киской. Но, к счастью, сцепление сломалось так, что ехать было можно, правда, переключая скорости без него. Ничего, решили мы, скоро приедем в Котлас, и там-то уж нам в секунду починят наш автомобильчик! По дороге нам удалось закупить всё требуемое для ремонта, и осталось лишь одно: выбрать достойную мастерскую, где бы нам наилучшим образом этот самый ремонт сделали. Какие же мы были придурки, решив, что с совковым мышлением давно покончено, и в нашей стране расцвёл пышным цветом благодатный рынок! Одним словом, Котлас оказался не обычным районным центром, а центром коммунизма! И это так, ведь как иначе объяснить то, что деньги здесь значили так же мало, как правдивые доводы загулявшего мужа для ревнивой супруги? Четыре часа мы колесили по славному городку вначале в поисках мастерских, чтобы там безрезультатно предлагать безумные суммы за пустяковый ремонт, а потом отыскивая пути выезда, чтобы как можно скорее покинуть это логово социализма! Решили ехать без сцепления, сколько сможем, причём, решили единогласно, ибо Паша машину водить не умел, а Николаич, доброжелательно пообещавший мне помочь, уже успел пригубить пару бутылок пива. Я их поблагодарил за оказанное доверие и пообещал их куда-нибудь когда-нибудь привезти, если, конечно, они сами этого захотят. Они захотели, и мы тронулись.
Первым на нашем пути возникла родина Деда Мороза – Великий Устюг. Николаич обрадовался, поскольку, как он заявил, в этом городе он знал всё и всех. Он твёрдо указал, как нужно правильно ехать, и уже через каких-нибудь полтора часа мы всё же смогли выбраться из древнего городка, обласкав его кривые улочки питерскими матами. Николаич почему-то обиделся на то, что мы, им ведомые, заблудились, и забылся тревожным сном. Паша тоже спал крепко на заднем сиденье, доказывая, что обладает наичистейшей совестью.
Ехать было скучно, и я, чтобы не очень страдать от этого, мстительно придумывал убийственный сюжет, в котором и Николаичу, и Паше отводились роли упырей и вурдалаков, беззастенчиво сосущих кровь и жизненные силы у добрых и весёлых людей. Одним из этих людей был, естественно, я. И мне всё так зримо представилось: и острые клыки, вонзающиеся в мою хрупкую шею, и красные глаза, горящие ненасытной жадностью, что я невольно покосился сначала на похрапывающего Николаича, а потом и на Пашу, чему-то ласково улыбающемуся в своём светлом сне. Стало темнеть, и мои спутники проснулись и неестественно оживились, словно подтверждая мои фантазии – вампиры всегда энергичны по ночам!
Вот позади уже и Вологда, и Череповец. Ночь скоро перельётся в бодрое утро, и станет светло и радостно! Но мне сейчас так хреново: глаза слипаются, будто их вымазали мёдом, а веки так тяжелы, словно в них вкатили по литру силикона. Попутчики снова спят, и мне это очень обидно. Я начинаю придумывать какую-нибудь каверзу для их досрочного пробуждения, но каверза уже придумана, только не мной, а для меня. Машина резко клюёт правой стороной, и её властно тянет в кювет. Руки мои напрягаются изо всех сил, пытаясь удержать автомобиль на дороге, а ноги перебирают педали, отрабатывая экстренное торможение. «Голубая мечта» замирает на обочине, и я вылезаю из кабины. На улице такая темень, что не видно собственных ног. Я пытаюсь обойти машину справа и тут же почти ныряю в глубокую канаву – мы остановились на самом краю, как нам повезло! Правда, не повезло в другом: у нас нет ни переноски, ни приличной монтировки, чтобы сменить пробитое колесо. Как и чем я откручивал гайки, до сих пор не могу вспомнить, в памяти осталось лишь одно: доброжелательные взгляды моих спутников и их гигантская моральная подмога!
Когда запасное колесо было поставлено, я решительно заявил: «Всё! Если я не посплю хотя бы полчаса, то умру тут же!» Я залез в кабину и уронил тяжёлую голову на капот. Не знаю, успел ли я заснуть по-настоящему, но выдернул меня из липких лап дрёмы какой-то странный звук: что-то противно пищало у меня под ухом. Я, не поняв, в чём дело, пошарил рукой и нащупал предмет, оказавшийся мобильником. Как выяснилось, это заботливый Паша завёл мне будильник, дабы я не проспал больше заявленных сгоряча тридцати минут. Спасибо тебе, Паша, ты больше, чем просто друг!!!
— А дальше!- воззвала ко мне блондинка-брюнетка, когда молчание моё затянулось.
— А дальше мы ехали без приключений, только вот я не помню как, потому что находился в состоянии анабиоза.- Не знаю, поняли ли девчонки это словечко, но мой ответ их явно устроил.- В общем, мы благополучно добрались до офиса, где нас и встретил радостный шеф.
— Да, хороший дядька, мне понравился,- высказалась Маша.- Вообще, у вас в офисе всё так здорово и все такие классные!
— Это точно, особенно, некоторые,- вздохнул я, и девчонки подозрительно на меня уставились.
— А ну-ка, колитесь, кто там вас так жестоко зацепил?- бесцеремонно влепила в меня вопрос блондинка-брюнетка.
— С чего ты взяла?- как можно равнодушнее попытался сказать я, но голос, зараза, скрипнул, как дверца старого швейцарского сейфа.
— С моим жизненным опытом это не составляет какого-либо труда!
— И где ж ты его набралась в свои юные годы?
— Могу показать места!
— Спасибо, у меня свои найдутся. Давайте я вам лучше ещё что-нибудь расскажу,- попытался я отодвинуться от щекотливой темы.
Но блондинка-брюнетка и думать теперь не желала о чём-то ином:
— Нет, вы только нам скажите: есть там, у вас в офисе, та, что заарканила вас, как ковбой мустанга?
Я посмотрел на неё ласково, отчётливо представляя, как нежно душу её белую шейку:
— Разве я похож на мустанга?
— Я бы сказала, на кого вы похожи, но я же у вас в гостях!- оскалила острые зубки самая остроумная.
— Никогда не сомневался в силе твоего воображения!- кивнул я ей с признательностью, добавляя её шею к шее блондинки-брюнетки.
— И всё же, папа, ты уходишь от ответа!- В Маше, видимо, больше других зажглось желание докопаться до истины.
— Ну что вы ко мне прицепились, как бродячие собаки к интеллигенту! Ни шиша я вам не скажу!
И правда, не мог же я вот просто так выдать все свои тайны, вернее, тайну одну, но главнейшую?! Не узнают этого ни они, да и никто другой на этом свете. Никто!
Но блондинка-брюнетка внезапно успокоилась:
— Вообще-то, не нужно отвечать, и так всё ясно!
— Что тебе ясно?- разозлился я, но вовремя взял себя в руки.- Ладно, коль тебе всё ясно, то и радуйся. Дальше смотреть кино будем? Осталось всего чуток.
— Будем, будем,- как-то подозрительно скромно отозвались умудрённые жизненным опытом детки.
Шомес с экрана оптимистично возвестил о переходе одной стадии работ в другую и временно заткнулся. Блондинка-брюнетка же, уловив знакомое словцо, но, увязав его в свой узелок, удивилась:
— А вы там ещё и снимаетесь?
Я посмотрел на неё высокомерно:
— Снимаются девочки на Мосбане, а мы снимаем!
— Девочек?- влезла без мыла в тему самая остроумная.
— Мальчиков,- огрызнулся я.- Мы делаем съёмку трассы.
— А дальше?- облизнула губки просто остроумная.
— А дальше они её отправляют в Канны!- томно выдохнула блондинка-брюнетка.
— Неужели вам не надоело ёрничать?- устало спросил я.
— Нисколечко!- дружно отозвались девчонки.
На их лицах было такое довольство, что даже завидки брали – что может быть в жизни лучше этой непосредственности и жизнерадостности!?
И всё-таки я попытался объяснить им, что такое съёмка:
— Вы карты когда-нибудь видели?- и, не дав раскрыть никому рта, я прибавил:- Топографические.
— Видели, видели.
— Ну вот, полевые работы по их созданию и называются съёмкой.
— И ничего интересного,- уныло произнесла тихоня.
Мне стало обидно за свою работу, которую я считал самой замечательной на свете, причём, не столько сам производственный процесс, сколько образ жизни, сопровождающий его:
— Ни фига вы не шарите в этом! Если б вы знали, как это здорово – прогнать ход, потом посадить его, потом всё отснять! Да всё это проходит по лесным дебрям или тундровым коврам!
Конечно, восторг мой девчонки оценили, но те специфические слова, что я привёл, навели их на иные ассоциации.
— А куда это вы свой ход прогоняете? Он вам что, так здорово надоедает?- подозрительно прищурилась самая остроумная.
— Да ещё и сажаете его. Интересно, за что?- подпела ей просто остроумная.
— Это так говорится. Чтобы отработать трассу, нужно прогнать теодолитный ход по ней. Для этого вначале отвязываются от исходных пунктов, потом ход гонят, а потом его куда-нибудь привязывают.
Мне показалось, что я всё объяснил настолько доступно, что и в детском саду не возникло бы непонимания. Но я забыл, что мои слушательницы уже давненько закончили это воспитательное учреждение.
— Значит, моя бабушка тоже ваша коллега, правда, папа?- невинно глянула на меня дочка.
Я даже вздрогнул от этого предположения и стал лихорадочно соображать, когда же это моя бывшая тёща зарабатывала себе на жизнь геодезией.
Но Маша не позволила моим мозгам уйти в режим макраме:
— Вспомни, она же сначала свою козу отвязывала, потом долго гнала её, колотя хворостиной по хребту, а потом её привязывала! А вечером, дома, сажала её в закут.
Я только развёл руки в стороны, соглашаясь с ребёнком:
— А ведь действительно, всё так и есть!
И вот настали последние кадры нашей эпопеи, где мы, замёрзшие, голодные и злые до желания убивать всё движущееся сидим на вертолётке. Наконец, показывается винтокрылая тарахтелка, и мы в неё благополучно загружаемся.
— Здорово! Я бы полжизни отдала, чтобы прокатиться на вертолёте!- завопила блондинка-брюнетка.
— И я! И я!- заорали остальные.
— Ничего здоровского в этом и нет,- попытался я остудить их восторги, но, конечно же, изящно кривя душой.
— Да как это нет?!
— Когда мы сидели в славном городе Советский и ожидали разрешения на вылет в Хулимсунт, мы тоже так думали. Но вот, как раз накануне полёта, слышим по радио, что разбились сразу две «восьмёрки», причём, одна на Дальнем Востоке, а вторая совсем рядом с нами, под Нефтеюганском! Представьте наше состояние, ведь нас тоже ожидал полёт на «восьмёрочке»! Плюс ко всему, нам нужно было как-то, очень нелегально, перевезти горючее для тырчика, пил и бензогенераторов. А если б всё это жахнуло в воздухе, где бы и кто нашёл хотя бы частицы наши?!
— Вам было очень страшно?- сочувственно произнесла тихоня.
— Какая чушь!- лихо ответил я.- Геодезия и страх – две вещи несовместимые!
В самом деле, не мог же я признаться перед этими очаровашками, что первые мгновения полёта для всех нас были напряжённы и остры, как наши боевые сабли! Особенно, когда вертушка, набрав высоту, завалилась набок, ложась на нужный курс. Я думаю, многим тогда показалось, что мы падаем, и они мысленно прокляли тех, кто их сюда послал, соблазнив разнузданной романтикой и безграничными заработками! Слава Богу, первые мгновения адаптации прошли успешно, и дальше было только наслаждение полётом, тем более что летели все впервые, исключая нашего славного инженера второй категории. Он же нацепил на свою интеллигентную физиономию маску равнодушного созерцания и прерывал скучную дрёму лишь деловитым позёвыванием. Но я уверен, что это было всего-то притворство, этакая показушная пресыщенность романтикой и экстримом. А ведь этого быть не может. Нельзя пресытиться такими деликатесами, если, конечно, старость уже не вгрызлась в душу и члены. Но наш инженер, я уверен, до этого ещё не дорос, да и пусть не дорастёт никогда!
— А что же это за Хулимсунт такой, которым ты нас так рассмешил?- прервала мои размышления Маша.- Мы с девчонками, когда первый раз услышали это название, подумали, что ты просто ругаешься!
— О, Хулимсунт – это нечто! Основная достопримечательность его, да и просто основа – КаэСка.
— Что-что?- наморщились гладкие лобики, в абсолютном непонимании мною сказанного.
— Всё очень просто, КаэСка – это компрессорная станция.
— Офигенно просто!- согласилась самая остроумная.- Там что, компрессы делают?
— Да. На разные части тела, а, особенно, на острые язычки и круглые попки!
Видимо, я сказал не совсем то, потому что девчонки не засмеялись, а лишь недоумённо переглянулись.
— Ладно, ладно, не вздыхайте мрачно! Компрессорная станция – это такое сооружение, с помощью которого наше природное богатство – газ – сжимают максимально, чтобы побольше его толкнуть на запад и заработать на этом кучу денег. Это целое огромное предприятие, на котором работает уйма народу, потому-то оно и является для таких посёлков, как Хулимсунт, основой всего.
— А ещё что там есть интересного?- зевнула тихоня.
— Памятник там стоит.
— Герою газопроизводства, от фамилии которого и произошло название посёлка?- предположила самая остроумная, но тут же взвыла от восторга, доказывая неординарность своего мышления:- Нет, не от фамилии, а от некоторых его интимных телодвижений!
Девчонки, видимо, очень зримо представили эти телодвижения, и поэтому очень развеселились, но, отсмеявшись, всё же поинтересовались:
— А всё же, кому там памятник-то стоит?
— Вездеходу.
— Это что, Казанова местный, который через всех прошёл?- опять выстрелила в десятку самая остроумная, и смех возобновился.
— Дурочки вы, хотя по виду и не скажешь,- отпустил я комплимент, который девчонки явно заслужили.- Вездеход там стоит настоящий, гусеничный. Он там первым прошёл по всем болотам.
— Ну и молодец. И пусть себе стоит.- Девочки явно не хотели снять шляпы перед героями-первопроходцами.
— А ещё там есть река Сосьва, в которой очень много рыбы,- продолжил я,- и наши орлы это даже проверили.
— И кого же они поймали?
— Сами судите. Жили мы в общаге вахтовиков. Это приличное жилище, с душем и кухней. Правда, мыши там тоже себя неплохо чувствовали. Около моей кровати лежало сало, так они его жрали день и ночь, нисколько меня не стесняясь, только нагло подмигивая. Когда же я на них орал, пытаясь прогнать, они лишь гневно сверкали чёрными глазками, но трапезы не прекращали.
— А что, переложить продукты в другое место слабо было?- ехидно оскалилась самая остроумная.
Я не ответил и повёл повествование дальше:
— Короче, узнали наши пацаны, что в Сосьве водится селёдка, и, естественно, запылали желанием её отловить. Нашли где-то лески, крючки и погнали на рыбалку. Не знаю, может быть, их обманули, и селёдка водилась только в магазине с любопытным названием «У Фёдорыча», да и то лишь в засоленном варианте? Как бы там ни было, но поймали они всего несколько пескарей, которых тут же, на берегу, и зажарили, запив, естественно, не водой. В результате, пришли они с рыбалки не все и не сразу, но безо всякой добычи.
— Так все и не вернулись?- тревожно спросила тихоня.
— Да нет, к сожалению, постепенно возвратились все. И всё же хорошо, что были мы в Хулимсунте всего несколько дней, иначе могли возникнуть некие нюансы.
— В смысле неконтролируемой выпивки?- уточнила остроумная.
— Нет, были ещё некоторые местные особенности. Нужно нам было запастись сухарями, ведь в лесу, куда мы надолго уходили, магазинов не было, а без хлеба жить невозможно. Отправился я в пекарню, которая являлась одновременно и магазином, и обнаружил там симпатичную продавщицу. Я заказал ей сухари, а она пожаловалась, что, мол, тяжёлая это работа – нарезать сорок буханок хлеба. Оказалось, что ей одной приходится этим заниматься, да ещё после работы, практически, ночью. Я представил этот адский труд и предложил свою помощь. Но она посмотрела на меня со страхом в глазах, из чего я осознал всю свою непривлекательность. Но дело было совсем не в этом, как узнал я после. Хулимсунт испытывал острый недостаток в женском поле, поэтому каждая из представительниц оного имела точную приписку к конкретному мужику, и не дай Бог кому-нибудь вклиниться без разрешения в этот распорядок!
— И что могло бы быть?- блондинке-брюнетке явно не понравилось такое отношение к прекрасному полу.
— Не знаю, но нам говорили, что убивать за это там – в порядке вещей. Хотя, может, просто врали.
— Какая дикость!- возмутилась самая остроумная.- Да попробовали бы мне приказать, с кем жить! Да я бы весь этот Хулимсунт спалила вместе с его дебильными мужиками!
— Хорошо,- кивнул я,- в следующий раз, когда мы поедем в подобное местечко, возьмём тебя с собой. Ты первая войдёшь во вражеский стан, уничтожишь всех мужиков, а потом уже заявимся мы, на боевом тырчике и полной готовности!
— Ага, только тогда там вас будут распределять по бабам!- громко рассмеялась блондинка-брюнетка.
Фильм закончился, и я вздохнул:
— Не знаю, детки, если вас ничуть не захватило то, чем мы занимаемся, то это очень прискорбно!
— Да это здорово, пап, я бы так хотела хоть разок с тобой съездить!
— И что б ты там делала?
— Что-нибудь!
— А интересно, вам можно лес пилить так вольно или вы это делаете нелегально?- нырнуло в новое русло блондинка-брюнетка.
— Нам можно всё!- отчеканил я.- Даже то, чего нельзя, ведь за всё, что бы мы ни натворили, отвечать будет шеф!
— Очень удобная философия!- вяло похлопала в ладоши остроумная.- Истинно геодезическая!
Но я, не обратив на это внимания, перевёл рассказ из речки реалий в ручеёк фантазии:
— Один раз мне пришла в голову такая дребедень. Просыпается ранним утром Арнольд Шварценеггер на своей вилле. Выходит в халате на крылечко и вдыхает ароматный воздух, наполненный звонким щебетом пичуг. Оглядывает свой богатейший сад-парк, где растут цветы и деревья неописуемой красоты, и душа его наполняется радостью. И вдруг, до слуха его доносятся звуки иные, непонятные и тревожные. Он с ужасом узнаёт в этих звуках жужжанье бензопилы. И вот роскошная пальма падает навзничь, и показывается мужик в энцефалитке. Это Мишка Сапог, но Шварценеггер этого не знает. А Мишка, выставив створную вешку, окольцованную оранжевым скотчем, смачно вгрызается пилой в кривой ствол сандалового дерева. Ошеломлённый Терминатор бежит к Сапогу, размахивая руками и крича: «Ноу! Ноу!» Но откуда Мишке знать эти изощрённые заморские словечки?! Сандал падает, а к Мишке подходит Шомес с колом в руках, и они начинают забивать точку. Арнольд подбегает к парням, но Мишка предостерегающе машет ему рукой: «Уходи, тут опасно, тут трасса пойдёт! Ты бы лучше крылечко отодвинул, а то придётся сквозь него пропиливаться!» А Шварценеггер вдруг начинает понимать русский язык, и орёт, едва не плача от непонимания: «Вы кто такие?» Шомес криво ухмыляется и кивает Мишке на Арнольда, крутя у виска пальцем, явно намекая на неполную умственную зрелость того. Потом, закинув отражатель на плечо, подходит к Терминатору и орёт ему в ухо, пытаясь перекричать рёв пилы, перегрызающей тонкую талию небольшого кипариса: «Мы-то «Геомастер», а вот ты кто такой?» Шварценеггер пытается повторить загадочное слово, но в этот момент рассудок его отключается, и железный Арни падает в обморок! Всё! Занавес!
— Обалдеть!- восторженно вскрикнула блондинка-брюнетка.- Вот бы это снять – Оскар был бы неизбежен!
— Это точно,- согласился я.- Что ж, пожалуй, и всё. Хотя, есть ещё фотки, можно посмотреть.
Все согласились, и я включил слайд-шоу.
Фотографии потекли неспешным потоком равнинной реки. Для девушек они были всего-лишь любопытным зрелищем, для меня же – частью моей жизни, неуклонно идущей к завершению, но, как ни парадоксально, год от года становящейся всё насыщеннее и интереснее.
— А вот кошечка, она мне так нравится!- заулыбалась Маша, когда перед нашими взорами предстало изображение кошки с отмороженными ушами, которая когда-то жила у нас в балке на Возее.
— А что это у неё с ушками?- склонив голову к плечу, спросила тихоня.
— Отморожены ушки у кошки,- доложил я.- Такой она к нам уже и попала. Вообще-то, там мне очень много встречалось животных с такими дефектами. А когда мы жили на забойном пункте, где из живых оленей делают мёртвую оленину, там было штук двадцать собак всяких габаритов. Так у трети собак отсутствовало по одной лапе.
— Что, тоже отморозили?- участливо спросила Маша.
— Да фиг его знает, я и так, и сяк их расспрашивал, — не отвечали, только лаяли какую-то чушь. Какие-то там собаки странные. Вот, посмотрите на эту морду – типичный дебил!
На экране появилась фотка, запечатлевшая собачку средних размеров, по породе смахивавшей то ли на овчарку, то ли на лайку, то ли на коктейль из них.
— Какая хорошая, у-тю-тю!- засюсюкала, как на ребёнка, самая остроумная.
— Папа, это же Рекс, помнишь, ты про него рассказывал?
— Да, это Рекс, собака туповатая, но знаменитая.
— И чем же она знаменита? Спасла кого-нибудь?- выказала желание проникнуть в Рексову тайну блондинка-брюнетка.
— Да нет, это её спасали. Было это в Усинске. Там у фирмы, с которой сотрудничали мы, была база, на которой находились и наши балки. Там и проживал этот Рекс. Вначале он был нормальным псом, но однажды буры подшутили над ним. Они налили ему в миску тормозной жидкости, а он её и выхлебал. И с тех пор сам стал тормозить не хуже их буровой установки. Так вот, однажды, зимой, решили мы покормить Рекса – что-то у нас излишки еды тогда скопились. Зовём, зовём его, а он сидит у ангара и не реагирует. И сидит-то как-то странно: прислонился к воротам головой, чуть задрав морду к небу. Задумчивый такой, тихий. Ну, решили мы, что опять он притормаживает, соображая, как правильнее жить дальше. Но кому-то надоела эта неопределённость, и он отправился к этому полудурку, возомнившему себя Магометом. А через минуту орёт и машет руками, чтобы мы скорее к нему шли. Подходим и видим такую картину: сидит наш милый Рекс у стальных ворот, а язык его припаян к ним намертво. Видимо, лизнул он промёрзший металл из любопытства, а язычок-то к нему и приклеился. И так бедолаге плохо, ведь слышит же, что жрать зовут, а ему даже «Гав» не сказать! Пришлось тащить тёплую воду и отогревать металл вокруг любопытного языка. Зато жрал потом Рекс за десятерых!
— Я тоже как-то в детстве молоток на морозе лизнула,- похвасталась самая остроумная.
— Оно и видно, что язычок у тебя теперь такой остренький,- констатировала просто остроумная.
— А скажите мне, пожалуйста,- почему-то очень вежливо попросила блондинка-брюнетка,- что это за балки такие, о которых вы упомянули?
— Это домики на колёсах. В них тепло и уютно, если, конечно, есть свет и работают печки.
— А что, это не всегда так?
— Всяко бывает. Однажды, когда мы стояли у Харьяги, случился с нами такой инцидентик. Работали мы тогда с Асом.
— Он что, лётчик?- изумилась тихоня.
— Нет, просто работает лихо. А ещё зовут его Александр Смирнов, то есть, Ас. Так вот, приходим мы с работы, вернее, приползаем, потому что работать с Асом – дело каторжное, и видим, что света нет, пропал, хотя никакого Чубайса рядом не было. Весь куст во мраке, а наш балок ещё и заморожен. Куст,- пояснил я, видя непонимание на девичьих лицах,- это место, где находятся нефтяные скважины и средства их обслуживания. Настроение и аппетит резко уходят на ноль, и мы лезем в спальники, дабы не превратиться в замороженные реликты для будущих поколений. Правда, доблестный горец Пилял не сразу сдаётся, пытаясь разжечь костёр. Но на улице уже четвёртый час дня, поэтому стоит полная темень, ведь дело происходит в конце ноября. Наконец, минут через сорок, и Пилял запаковывается в мешок, сопровождая это действие тёплыми словами, типа, да что, блин, мнэ аднаму это нада?! Мы расслабились, обласканные синтепоновым теплом, и начали уже ловить обрывки снов, когда дверь с шумом распахнулась, и уши наши уловили ласковую знакомую речь: «Спите, едрёна вошь? А мы должны сдохнуть?!» Да-да, вы, вероятно, и сами догадались, что это были малоинтеллектуальные джентльмены, буры! Они, видите ли, доездились на своём вонючем и рычащем тягаче до того, что провалились на хрен в ручей. А ведь говорил им мудрый Баланюк: «Только идиот ездит в тундре два раза по одному месту!» Но кто его послушал? И вот теперь стоят они, мокрые и замёрзшие, протащившиеся в таком состоянии километров семь! И что остаётся делать? Покидать уютный мешок и везти этих суровых, но неумных мужей в их серебристый балок?!
— И вы, конечно, отвезли их!- не спросила, а утвердительно кивнула тихоня.
— А разве ты могла подумать иначе?!
— Ни за что!
— К счастью, когда я вернулся, свет уже был, и Пилял варил свой извечный суп с капустой.
— А в этих ваших балках уютно?
— Очень. Но не всегда. Поскольку это домики на колёсах, то их иногда необходимо перевозить с места на место. Мы работали на Возее, и нам приспичило совершить такой переезд. Наш балок прицепили к «Камазу», а мы с Николаичем сели в нашу красную «копейку», приготовившись неторопливо сопровождать свой домик. Но мы наивно забыли, что за рулём «Камаза» сидит Бобос – шофёр высшей квалификации, но низшей ответственности. На шоссе стрелка спидометра нашего автомобильчика весело добралась до цифры «60», и я решил, что Бобос лихачит. Но это оказалось лишь началом! Когда скорость «80» оказалась превзойдённой, Бобос включил левый поворот. Сначала я не понял, почему, но тут же всё прояснилось: «Камаз» шёл на обгон! Боже мой, а ведь максимальная скорость перетаскивания балков – «50»! Когда мы прибыли на место я открыл дверь балка с трепетом, ожидая там увидеть разруху, но то, что предстало перед моим взором, убило во мне не только последние капли оптимизма, но и неистощимый запас пессимизма! В балке было перевёрнуто и поломано всё, что могло перевернуться и разломаться. А пол был густо усыпан мукой, сахарным песком и макаронами, щедро залитыми майонезом, вперемешку с битыми стёклами! Я помчался в соседний балок, где Бобоса кормили вкусной едой, благодаря за переезд. Нет, я позабыл те слова, что хотел ему сказать, и выдавил лишь одно: «Приятного аппетита!» Но, видимо, сказано это было так ёмко, что лихач-перевозчик подавился куском сала и глухо закашлялся!
— Придурок он, этот Бобос!- высказалась блондинка-брюнетка, хотя это и так было ясно.
— Всё, фотки кончились,- весело сказал я, делая попытку закрыть программу, потому что на двух последних фотографиях были запечатлены те, вернее та, которую мне не хотелось показывать девчонкам. Но финт мне не удался.
— А вот это кто?- уставилась самая остроумная на экран.
— Да это так, сотрудницы нашей фирмы,- как можно равнодушнее ответил я, но голос, гад такой, опять заметно дрогнул, и это не пропустила блондинка-брюнетка.
Она пристально поглядела на меня и выдала:
— Так, понятно, значит, одна из них и есть та самая?
— Какая та самая?- попытался отбиться я.
— Такая!- и блондинка-брюнетка сменила строгость в голосе на жалобность:- Ну скажите, которая?!
Сердце моё забухало так страстно, словно ему хотелось выскочить и влепить смачную оплеуху этой любопытной идиотке!
— Всё, девочки, сеанс окончен,- изгнал я из голоса тепло.- До скорых встреч.
Девчонки молча собрались и потопали на вечерний променад, а я остался один, вглядываясь в фотографию, не в силах оторвать взора от той, о ком даже думать себе запрещал.
Наконец, пересилив себя, я выключил комп и вышел на улицу. Было темно, тихо и тепло. Мутноватые звёзды перемигивались озорно, но как-то холодно. На южной же стороне неба медной бляшкой маячил Марс. Он глядел на меня уверенно, немигающее, словно приказывал быть настойчивее и смелее…