Болезнь не подкралась ко мне незаметно, и не обрушилась, как снег на голову. Я прекрасно помню ее появление.
Я выходила из автобуса, а она, серая дворняга, сидела на остановке. Мы посмотрели друг на друга, и я упала с последней ступеньки прямо в осеннюю грязь в своем белом пальто. Из выроненного пакета по мокрому асфальту раскатились большие красные яблоки… Это было последнее, что я увидела более-менее ясно, а потом… потом мне показалось, что кто-то меня целует, и я почувствовала себя в безопасности.
Какие-то люди отогнали собаку, лизавшую мне лицо, подняли меня, усадили на лавочку, остановили такси… Кто-то пытался отчистить мой рукав носовым платком.
— Голова кружится?
— Нет. — мне показалось, что я ответила.
— Не слышу! Кружится голова?.. Встать можете?
Я едва могла приоткрыть глаза.
Что-то резкое, неприятное, от чего слезятся даже закрытые глаза… Нашатырь. Надо бы отвернуться, либо отвести руку с пахучим куском ваты, но я сама ватная.
— Вы меня слышите?
— Да. — одними губами произнесла я.
— Вот и хорошо! — обрадовался кто-то. — Живете далеко? Поедете на такси?
Я почти незаметно кивнула, боясь снова провалиться в темноту.
— Адрес какой?
Я побарабанила пальцами по сумке, мол, там паспорт…
Уже сидя в такси, сквозь пелену дождя я увидела грязную остановку, лавочку под навесом, на которой только что сидела, и серую дворнягу. Она в последний раз взглянула на меня, отвернулась, и затрусила к гаражам…
Врачи не долго колебались с диагнозом. Ничего особенного, угрозы жизни нет, но… Но ничего не попишешь. Пришлось увольняться с хорошей работы — поездки в электричках превратились в настоящее испытание, а выйти из метро без посторонней помощи стало невозможным.
Новое же место, как на зло, все не находилось. Выполнять физическую работу я уже не могла, а на не физическую находились свои желающие. Так прошло полгода.
Человек, который долгое время был рядом, и с которым уже собирались назначить день свадьбы, перестал приходить. Просто перестал, пропал. Потом все же пришел и сказал:
— Сейчас даже у здоровых людей рождаются больные дети, а что хочешь ты?..
Лечение требовало денег. Организм требовал еды. Я существовала благодаря комиссионкам, скупкам и ломбардам: все, что у меня было хорошего и красивого, ушло за гроши и без возврата. Я не испытывала жалости, расставаясь с очередной вещью — реальность воспринималась, как сон.
Однажды в булочной удалось стянуть два батона и я мельком отметила, как это просто. Но я больше не ходила воровать еду.
Я пришла на тот завод, когда все нормальные люди уходили оттуда. Зарплату нам платили мизерную, и ту не вовремя… Но зато там терпели мои бесконечные больничные и никого не шокировало, что я одевалась в секонд-хенде и заваривала на обед китайскую лапшу.
Через два года я тоже ушла с этого завода.
Человек, с которым я рассталась, женился на дочери своего начальника, надеюсь, он счастлив. Вылечиться мне так и не удалось — слишком дорого стоит здоровье…
Ах, да — у меня теперь живет серая дворняга.