- Когда Юрий Петрович вернулся с работы, его поразила тишина в квартире. Обычно из комнаты дочери доносилась негромкая музыка, в общей комнате бубнил телевизор, а на шум открываемой двери выходила жена. Сегодня Юрия Петровича никто не встретил. Сначала он решил, что дома никого нет, но тихие голоса, доносившиеся в прихожую из кухни, насторожили и встревожили его. Рванув на себя кухонную дверь, Юрий Петрович увидел заплаканную дочь и бледное, растерянное лицо жены.
- -Что?- выдохнул Юрий Петрович подходя к табурету и с шумом опускаясь на него,- Что случилось?
Юлька съежилась под взглядом жестких, стального цвета глаз, а жена, вытянувшись в струнку, неловко затопталась на месте, пытаясь загородить дочь от сидевшего в нескольких шагах от нее отца.
— Юрочка,- пробормотала она, виновато глядя на мужа,- у нас неприятности. Вот Юля… она беременна.
Юрий Петрович посмотрел на дочь. Слова жены не сразу дошли до него. Его Юлька, единственная, любимая, подающая надежды- и вдруг какая-то беременность. Это не входило в планы Юрия Петровича, которые он давно уже лелеял в отношении дочери.
— Как беременна? -переспросил он, в недоумении глядя на жену,- Лара, ты с ума сошла? Какая беременность, ей же учиться еще, первый курс только закончила, о чем ты говоришь?
Юрий Петрович с надеждой посмотрел на супругу: может пошутила? Но потухший взгляд Ларисы отмел эту надежду. На лице Юрия Петровича заходили желваки. Он медленно встал, отшвырнув ногой табурет.
— Догулялась! Все на танцульки бегала! Добегалась! И что теперь? Вместо лекций пеленки? А о нас с матерью ты подумала? Чтоб говорили, что моя дочь ребенка нагуляла?! Кто отец? С кем ты шлялась? Потаскуха!
Юля сжалась за столом. По щекам беззвучно потекли слезы. Лариса встала перед мужем.
— Успокойся, Юра. Что ты говоришь дочери?
— А ты? Ты куда смотрела? Говорил я тебе, не разрешай дотемна гулять! «Все гуляют, все ходят на дискотеки!»- это ведь твои слова! И что теперь делать? Кто отец, я спрашиваю? Свадьбы и торжеств не будет. Так и передай! Позориться не собираюсь. Сами втихомолку все решили, так же тихо и расписываться будете!
— Свадьбы и так не будет, Юра. Парень этот женат. Да и случилось все случайно.
— Случайно,- взревел Юрий Петрович, надвигаясь на жену,- ты, дура! Что значит случайно? Ты соображаешь, что говоришь?
Он грубо отодвинул Ларису в сторону и подошел к дочери. Ее полные слез глаза со страхом смотрели прямо в его лицо и это немного отрезвило Юрия Петровича.
— Ладно,- тяжело перевел он дыхание,- вы женщины- сами знаете, что в этом случае делать.
— А сделать ничего уже нельзя,- произнесла жена, механически разливая по тарелкам ароматный борщ,- все сроки прошли. Садись обедать.
Юрий Петрович оторопел. Это известие сразило его наповал. С минуту он стоял, молча глядя округлившимися глазами на жену и дочь.
— Ладно,- наконец повторил он, взяв в руки ложку,-только учтите: в моем доме этого ребенка не будет. Лишнего рта мне не надо.
Юля бросилась в свою комнату, Лариса ушла за ней. Юрий Петрович молча водил ложкой в тарелке, а потом, отбросив ее в сторону, сжал голову руками. « Твоя девочка очень толковая,- вспомнились ему слова Александра Ивановича, декана факультета и бывшего одноклассника,- смотри, Юрка, если так и пойдет, через годик переводи ее на заочный, а я переговорю тут кое с кем, устроится твоя Юлька на хорошую работу. А там и карьера, и деньги неплохие, да и замуж выдадим не за какого-нибудь проходимца бесштанного, а выберем по своему уровню. И будет твоя Юлия еще и тебя с Ларисой кормить. А сам-то, не устал всю жизнь в робе ходить да греметь инструментами? Вот и поживешь по-человечески, потерпи, немного осталось!». И вот теперь все рушилось из-за последствий нелепой встречи. Юрий Петрович почувствовал ненависть к этому еще не родившемуся малышу, который перечеркнул радужные мечты и надежды. А что будет дальше? Неужели Юльке, как и им с Ларисой, не дано выбраться из постоянного безденежья, когда считаешь копейки от зарплаты к зарплате и живешь в долг? Кому она теперь будет нужна , мать-одиночка? От ребенка надо избавиться, если не получается сейчас, значит потом, когда он вдохнет воздух и издаст свой первый крик. Оставляют же в роддомах детей! Не он первый, не он последний! Что делать, если жизнь так тяжела! А Юля поплачет, но поймет, что все это- ради нее, ради ее будущего. Потом еще и спасибо скажет. И все наладится. Надо только убедить Юлию, и в этом ( Юрий Петрович был уверен) ему поможет Лариса.
Теперь в доме всегда царила тишина. Юля, вернувшись с занятий, почти не выходила из своей комнаты, стараясь меньше попадаться отцу на глаза. Музыки, которую так любила дочь, больше не было слышно, лишь приглушенное бормотание телевизора нарушало вечернюю тишину. Лариса ходила, как тень. Надежды Юрия Петровича на ее поддержку не оправдались, правда, жена и не восстала против жестокого решения мужа, но все в ней говорило о ее несогласии с ним. Однажды Юрий Петрович услышал обрывок тихого разговора между женой и дочерью.
— Пойми, доченька, папа один работает, ты же знаешь. Нам еле хватает на еду, да и тебе одеваться надо, молодая ведь. Не могу я пойти против него! Если бы сама работала- другое дело, тогда помогала бы тебе. Но ведь нет работы! Полгода найти не могу! Кому я сейчас нужна со своей специальностью, да и возраст!.. Теперь только молодых и берут!
« Вот-вот,- удовлетворенно подумал Юрий Петрович на цыпочках отходя от двери,- дошло наконец! Молодец Ларка! Ничего, вот так, потихонечку, без нажима и надо. Юля девочка умная, поймет.» Юрия Петровича смущало только одно: Юлия была не похожа сама на себя. И дело тут было не только в ее округлившейся фигуре, а в той подавленности, которая ощущалась во всем ее облике. В ее глазах, казалось, навсегда застыло чувство вины, страха и обреченности. Юрию Петровичу было больно смотреть на дочь; хотелось вновь услышать ее звонкий смех, увидеть порывистость движений, мечтательность на лице. Но этого не было. С лица дочери на Юрия Петровича смотрели потускневшие глаза, полные первобытной тоски. О приближающихся родах и о ребенке не говорили, но Юрий Петрович видел, как Лариса подкладывает дочери на тарелку лучшие куски, а в мусорном ведре часто лежали шкурки апельсинов и бананов, которые обычно покупались по праздникам. Только однажды Юрий Петрович нарушил семейное табу, придя с работы пораньше и увидев жену, перебирающую ворох розово-белых распашонок и чепчиков.
— И как прикажешь это понимать?- он навис над женой, торопливо запихивающей белье в цветастый целлофановый пакет, — я ведь сказал- ребенка не будет! Я вкалываю с утра до вечера, чтоб вас прокормить, сама подумай, куда нам еще один?
— Одна,- сквозь слезы прошептала Лариса,- Юра, это девочка.
— Какая разница, кто это? Зачем, я спрашиваю, вещи покупаешь? Денег девать больше некуда?
— Пусть хоть что-то у девочки от нас будет. Не в больничном же ее в Дом малютки отнесут. Юра, это же наша внученька! Юра!
Юрий Петрович вышел из комнаты со злостью хлопнув дверью.
Через несколько дней после этого разговора, дожидаясь жену и дочь, отправившихся в женскую консультацию, Юрий Петрович достал пакет с детскими вещами. Он вытряхнул на кровать содержимое пакета и долго разглядывал розовые и белые распашонки и чепчики, обшитые мягким кружевом. Вспомнилось, как они с Ларисой, молодые и счастливые, разглядывали точно такие же вещи, собирая приданное для своего первенца. Не зная, кто родиться, Лариса покупала пеленки и распашонки нейтральных цветов: белые, салатовые, желтые. И хотя Юрий Петрович, как и большинство мужчин, тайно мечтал о сыне, рождение дочери стало для него самым счастливым днем в его жизни. Держа в руках маленький сверток, перевязанный розовой ленточкой, он испытывал не сравнимое ни с чем блаженство и с умилением рассматривал маленькое розовое личико, выглядывающее из белого кружевного одеяльца.
Юрий Петрович скомкал вещи и запихал их обратно в пакет. Нет, ради будущего дочери он не должен поддаваться минутному чувству слабости. Юлька выйдет замуж, у нее будут еще дети, пройдет время- оно лечит- и все это будет казаться неприятным сном: чего не случается в жизни?..
Приближался Новый год. Юрий Петрович вместе с Ларисой бегали по магазинам, покупая продукты к столу. Юля безучастно наблюдала за предпраздничной суетой родителей, не делая никаких попыток помочь. Она отяжелела и с трудом натягивала на отекшие ноги сапоги перед уходом в институт. Подходило время родов. С отцом Юля почти не разговаривала, предпочитая обходиться дежурными фразами, и старалась поскорее скрыться у себя в комнате, когда Юрий Петрович возвращался домой.
- -Юленька,- спросил он, как-то перехватив дочь на пороге комнаты,- маме подарок я уже купил от деда Мороза, а что бы тебе хотелось, доча?
— Ничего, я ничего не хочу, можно я пройду к себе? Мне, правда, ничего не хочется.
— Ну, хорошо, хорошо, я сам что-нибудь придумаю,- задумчиво произнес Юрий Петрович и погладил дочь по голове,- тяжело тебе… Ничего скоро все пройдет, потерпи.
На следующий день он пришел домой с большим пакетом. Пользуясь тем, что теперь его никто не встречал в прихожей, он тихо прикрыл за собой дверь и спрятал сверток в кладовку, где лежали старые, но хранившиеся на всякий случай вещи, и уже с шумом стал раздеваться. Из комнаты выглянула Лариса. Она приложила палец к губам и на цыпочках подошла к мужу.
— Не ходи сейчас к Юльке,- произнесла она, шмыгая носом,- оставь ее. Я объяснила ей, как вести себя в роддоме, ну ты понимаешь.., чтоб не кормила, а потом бы написала отказное. Она плачет. Юра, что мы с тобой делаем?
— Так, все! Чтоб я больше не видел ваших слез! Праздник на носу, а тут придешь, как будто на похороны попал! Ей раньше надо было думать, что она делает, а не теперь слезы лить!
Он с шумом распахнул дверь в комнату дочери.
— Юлия! Прекрати слезы! Понимать надо, что к чему, а не реветь целыми днями! Да, что это такое, хоть домой не приходи!
— Я все понимаю, папа,- произнесла дочь глотая слезы и глядя стеклянными глазами в стену,- я понимаю, мне мама все объяснила.
Она легла на свой диванчик и, накрывшись пледом отвернулась к стене.
Новый год Юрий Петрович и Лариса встречали вдвоем. Юля три дня назад родила дочь. Лариса в день по два раза бегала к роддому, отсылала Юле передачи, подолгу стояла у засыпанных снегом скамеечек во дворе, но дочь ни разу не подошла к окну.
— Когда выписывать будут?- спросил Юрий Петрович у жены, молча смотревшей в телевизор.
— Сказали, после праздников,- ответила Лариса и тихо добавила,- а девочка крепенькая, красивая. Меня врач просила зайти, поговорить…
— И о чем был разговор?- поинтересовался Юрий Петрович, разглядывая шампанское в бокале.
— Я не пошла, не смогла.
— Ну, ну… Давай выпьем, что ли за нас всех! Чтоб все плохое осталось в прошлом, а новый год принес удачу!
Юлю выписывали в серый ветреный день. Небо снова заволокло тучами, которые сыпали на землю снег, превращающийся в серое месиво под ногами прохожих и колесами машин. Лариса складывала детские вещи в пакет. Она аккуратно перекладывала их, поглаживала, глотая слезы. Юрий Петрович наблюдал за женой. Несколько раз она вскидывала голову, как будто хотела что-то сказать, но закусив губы, снова склонялась над немногочисленными распашонками и пеленками. Наконец она поднялась и направилась в прихожую. Одевшись, Лариса взяла в руки пакет и пошла к дверям.
— Стой,- произнес Юрий Петрович, подходя к кладовке.
Он достал оттуда сверток и протянул жене.
— Одеяло возьми, не хватало только простудить Настасью!
— Какую Настасью?- пробормотала жена, а в глазах мелькнула искорка надежды.
Ее подбородок мелко задрожал, лицо пошло пятнами.
— Какую Настасью?- повторила она, еще не веря тому, что услышала.
— А какая у нас Настасья?! Была одна- моя мать, царство ей небесное, теперь вот другая будет. Только имя я уж выбрал сам. Анастасия! Так и передай дочери. Хоть это будет по-моему.
Юрий Петрович отвернулся. За его спиной негромко щелкнул дверной замок, и он услышал торопливые шаги жены, сбегающей по лестнице.