Плюшки московские, глава 6


Глава 6. Om Money Padme Whom (Muses, Shows, Morons, Mammas)

Опыт, the Son of Miss Takin’, всегда вносит свои коррективы – ему до всего и до всех есть дело. Вот он добрался и до моей, как её охарактеризовали читатели, «выпечки». Не вникая в аргументы «за» и «против», он вновь и вновь прокручивает перед моим мысленным взором воображаемые сцены того, как я себя буду чувствовать, когда буду знать, что кто-то сейчас читает то сокровенно-личностное или подло-стыдное, что я осмелился бы выложить в яркой суперобложке на прилавок гипотетического книгопродавца.
Опыт с лукавой всеведающей улыбкой вопрошает:
– Тебе это надо?
Я с внутренним содроганием сглатываю и отрицательно верчу тыквой. Картины грядущего стыда уверенно-плавно перевешивают жажду литературного успеха, и тогда я отступаю. Я всё же не Лимонов. Порыв подражания и продолжания уносится ветрами здравого смысла, и я молчу о самом главном. Итак уже много наговорил. Пошалили, и хватит.
Будем отдавать душу бумаге дискретно-помонадно… Этот процесс должен проходить празднично: душа нарезается тонкими ломтиками и сервируется в красивой упаковке, компактно, рождественски-скидочно, а не в постоянной боязливой оглядке на читателя, как бы он тайные сливки ея не выпил…
В этой главе, как видно уже из названия практически любому более или менее современному российскому молодому человеку (сам факт его «более или менее современности» как раз и означает свободное владение «инглишем», в то время как совсем уж современный молодой человек владеет ещё и «чайнизом»), повествуется о девушках, концертах и родителях. Я постараюсь вести речь эклектично, сжато, нервно, «угарно» и правдиво.
С чего начать? Пожалуй, с рассказа о концертах, раз уж медитативность рок-шоу – один из немногочисленных живых элементов моего существования (впрочем, девушки тоже сюда относятся, хотя в последнее время произошла количественная и качественная трансформация, и теперь это – девушка, да и про родителей можно то же самое сказать…), а дальше – как пойдёт.
Впервые я увидел металлистов, трясущих хаерами (они дружно делали это под запись “Moscow Calling” группы “Gorky Park”, звучавшую на дискотеке в одном ДК в Куликове, в летнем «лагере труда и отдыха»), когда мне было двенадцать лет. Отдыхать и трудиться от нашей школы поехали и мы с братаном Саней (тогда он ещё не получил своего знаменитого прозвища «Лысый», данного шутки ради единственному хозяину длинных волос в районной тусе). До ДК в Cool-икове часто видимые мною на стенах надписи наподобие “Iron Maiden”, “Judas Priest” или “Ozzy Osbourne” не вызывали никаких эмоций. В детстве я слушал Высоцкого (благодаря отцу), отчасти Цоя (благодаря Конышеву Кириллу, которого также можно, наряду с Ильёй, знакомым вам как «парень с мячом» из древнейшей «сникерсной» рекламы, поблагодарить за моё видеопросвещение и посвящение, а также отдельно за науку, о которой слишком совестно писать, но не по той причине, о которой вы, засранцы, тут подумали – «поблагодарить» здесь уже в кавычках). Тем же летом чуть ранее я впервые услышал «Скорпионз».
Куликовские образовали круг молодых здоровых тел. Внутри него они совершали таинство: укрощали змей-искусителей, что вились поверх бешено дёргавшихся, не щадя содержимого, черепов, подобных рисункам на часах “Chronotech” – и часовая стрелка перевалила хребет, за которым моя душа, не осознавая сама ещё произошедшей с ней метаморфозы, облачилась в удобную кольчужную стальную броню “Metbrother”, в каковой она пребудет до того момента, как меня, хочется верить, похоронят в балахоне “Manowar” – символически и последовательно… («Мановар» и “Judas priest” – до сих пор лучшие группы для меня; как я ликовал, когда сначала вышел back-to-the-metal-roots альбом от Halford в 2000-м, а потом и сам синий Роб вернулся в «Священника»! как-то раз без меня, как мне поведал брат, в 90-ых отец рылся в моих кассетах и, когда набрёл на «Мановар», проговорил: «“Мановар”… А на х*я мне “Мановар”?», хотя потом похвально отозвался об их гитаристе).
Увиденная картина поражала постмодерничным (я люблю это слово) сочетанием сразу рая и ада; двигаясь, ребята казались пробудившимся от длительного сна в области людского бессознательного и нашедшим второе воплощение во мраке вечернего дома культуры древним единым языческим божеством со множеством конечностей. Порой аватар древнего бога разлагался на металлические детали гениального в своей велосипедной простоте механизма. Эти «провинциалы» выглядели адептами тайного знания, ещё недоступного мне, однако открытого чистому и пытливому уму в душевном созерцании ряби на поверхности воды, пения цикад да кончика птичьего крыла.
Несмотря на этот первый контакт с миром металла и рока, мы с братом стали «в теме» всерьёз только летом 1996-го года в другом трудовом лагере. Подростков из 727-ой разместили где-то на месяц в здании детского садика в Ильичёвске (под Одессой). Ориентиром в грохочущем мире тяжёлого рока и билетом туда стала группа «Ария». В другом месте я уже как-то писал о роли в своей жизни их альбома «Ночь короче дня» (95-ый год), и не хочу здесь повторяться. Всё необходимое для идентификации себя в качестве металлиста (пожалуй, единственный ярлык, чей груз не воспринимается мной в штыки), таким образом, было получено мной в городе Ильичёвске. Однако по возвращении в Москву я впервые столкнулся с новой, в высшей степени неожиданной для меня дилеммой: «Кем быть?»
Дело было так. Манухин (производное от прозвища «Ману», данного за внешнее сходство с героем одноимённого мультика на «ТВ-6», очень знаковом для меня телеканале, так как в программе «Знак качества» в 97-ом я читал стихи про группу “Scorpions”, благодаря чему разжился билетом на их шоу, куда так и не попал) как-то зашёл в гости и захватил с собой две аудиокассеты («Задержите поезд», новый на тот момент сборник группы «Коррозия Металла», и какой-то альбом «Мальчишника»). «Мальчишник» я знал благодаря раскрутке по ТВ их клипа на песню «Секс без перерыва» и по версиям их хитов в исполнении новороссийского кавер-квартета «Четвертак»; не могу сказать, что они меня бесили, ведь я тогда был акустически всеяден. Уходя, он предложил оставить мне на выбор одну кассету (вторая была нужна ему самому, «чтобы было, что вечером послушать»). Остановив выбор на суровых ребятах в кожаных плащах, я, по сути, выбрал кота (борова, паука – нужное подчеркнуть) в мешке. Сначала я, признаться, склонялся в сторону пластмассового прямоугольника с магнитной лентой, где на двух дорожках весело выплясывали апологеты беспрерывного полового удовлетворения через генитальный контакт двух и более индивидуумов, то бишь к ребятам из «Мальчишника». Вероятнее всего, быть бы мне сейчас рэппером, отдай я своё предпочтение им, но мужик с топором то ли в крови, то ли в ржавчине на обложке (как я узнал из мега-красочного буклета, это был сам великий и ужасный Сергей «Паук» Троицкий) и название одной из композиций альбома пионеров трэш-могильного рока – «Рэп это кал (пиздец гопоте)» – определили мой выбор, в результате чего я, слушая на следующий день Боровский рык, стал «заживо погребённым в тяжёлый рок» приверженцем и отчасти проповедником металла и трэша уже как подобия эзотерической идеологии, а не просто лапшы из фольги на ушах, хоть и дьявольски сладкой, которую развешивала своими риффами, соло и текстами повариха-ветеран Ария Векштейновна.
Если проводить аналогию эволюции моего сознания в мире театрального действа отечественной истории, то переворот, совершённый «Арией», можно уподобить Февральской антимонархической революции, после которой у большинства зрителей и даже актёров ещё оставались сомнения по поводу того, как и куда должен будет двигаться импровизированный сценарий разыгрываемой пьесы, в то время как железная поступь «Коррозии» ворвалась осенней блоковской «музыкой революции», файлы с которой, ещё не свёрнутой и красно-текучей, Александр, конвертируя в MP3, развешивал на просушку на «стенах» зарегистрированных «ВКонтакте» представителей интеллигенции (с трудом их там находя по целому ряду критериев), и максимальное выражение которой любой желающий принимал внутривенно Поэтическими Кубами, или, ежели хотел экзотики, снюхивал как разложенные лесенкой Тромбы тем обсуждений сообщества В.В. Маяковского; эта музыка явилась, словно аватар Бетховена с «Джексоном» в руках (гитарой, а не чёрно-белокожим покойником), на котором алеет оставленная несмываемым маркером надпись: «Пи*дец всему!». Нет, не эволюция, товарищи, а металлическая революция произошла в конце 96-го года в моём сознании.
Подобно октябрьским событиям для России, песни Паука и Борова распределили ценностные ориентиры на мои ближайшие, хотелось бы верить, семьдесят с гаком.
Однако как ни был хорош сингл про «Поезд», «Компьютер-Гитлер» следующего, 97-го года сумел превзойти даже его, причём по всем параметрам. Эта запись навсегда останется моей любимой в их дискографии, ибо больший «угар» лично мне сложно и вообразить.
Фанатизм довёл до того, что зимой 1999-го я поехал на первый для меня концерт «Коррозии», а по совместительству – вообще первый heavy metal-концерт в своей жизни. Мне было плевать, что поёт уже не Боров, тем более что из-за дефолта и смены состава билеты стоили little dough.
Осушив по дороге бутылку «Девятки», неверно рассчитав время, я добрался до «Алмаза» значительно раньше заявленного в билете срока начала мероприятия. В результате имел место казус, благодаря которому я оказался внутри кинотеатра, никому не показав билета – было слишком рано для проверяющих, которым, полагаю, просто не пришло в голову, что кто-то припрётся за несколько часов до официального начала. Датированный шестым февраля, этот билет с неоторванным «контролем», обошедшийся всего в тридцатник, так и пылится по сю пору у меня в столе. Несколько пьяный, я ждал, и, пока ничего интересного не происходило, глядел в окно на проходящий по Шаболовке табор одетых в аляповатые жёлтые и красные юбки трамваев. Вскоре показалась охрана, потом стали появляться первые поклонники металла. Меня самого кто-то принял за охранника, что весьма повеселило. В основном пришли металлисты: скинхедов тогда ещё почти не было. Я, собственно, и перестал-то ходить на шоу Паука по причине того, что львиная доля посетителей «коррозийных» мероприятий променяла длинные волосы на блестящие узловатые поляны, из-под которых так сурово сверкают расовой ненавистью перекачанные то ли пивом, то ли мочой, то ли гантелями, то ли качелями сверлящие чужеземцев (то есть тех, кто стоит рядом без своей поляны на голове) буркалы.
Уже через пару лет кроме нас с братом почти никого из металлистов на шоу «КМ» увидеть было нельзя… По крайней мере, так обстояли дела в первой половине двухтысячных; как сейчас, я просто не знаю.
В 99-ом же ситуация существенно отличалась. Среди пришедших на шоу в «Алмаз» я впервые увидел слепого Тегерана с палочкой (как узнал позднее, его образ появился в комиксах про «Коррозию», напечатанных в «Железном Марше») в неизменном балахоне с символикой альбома “Load” группы “Metallica”. Стоя и смотря на неформалов, проходящих осмотр дотошными охранниками, я не мог предвидеть, что где-то через девять месяцев, в начале первого курса, окажусь свидетелем следующей сцены: перед самым концертом «Коррозии» пришедший с Тегераном парень любя будет стыдить своего друга-инвалида, потому что тот помочится прямо в штаны, постеснявшись сказать, что хочет поссать… Также на том осеннем концерте 99-го года я впервые в жизни увижу настоящее откровение для меня – удар «брык» из арсенала «подола», одного из боевых стилей СГБ А.К. Белова (о существовании оной борьбы узнаю уже в 2000-ом).
Первый и последующие концерты Паука и компании в к/т «Алмаз» занимают особое место в моей памяти. «Фантом» за стенкой во время настройки. Голые дамы на самом шоу. Валера «Блицкриг», разрешающий бить по струнам стоящим в первом ряду, в том числе и мне. Макс, пустивший слезу во время собственного исполнения «Слишком поздно». Паук и Фёдор Волков, поющие дуэтом «С дырками в кармане». Впервые услышанная мной именно на самом первом концерте «Он не любил учителей». Драка пары фанатов. Моя рука, делающая «козу» на фотографии в отчёте о концерте на страницах бесплатной (тогда это казалось мне громадным плюсом, ведь кроме «Экстры М» в почтовом ящике найти что-то бесплатное можно было только в общественном туалете; не ведали ли тогда фирмы про падкость населения на халяву, были ли они чересчур заняты формированием собственных резервов для ведения борьбы, но тогда мало кто юзал алчность клиента в качестве заманухи оного, и лежащие в офисах сладости с logo фирм для посетителей без проблем замещала дизайнерская дохлая крыса в стиле совкового минимализма) экстремистской газеты «Среда обитания». Всё это я помню. Всё это – жизнь, моя жизнь…
Через какое-то время после пары шоу в «Алмазе», на которые я звал одноклассников, однако никто не захотел пойти, хотя «Коррозию» слушали практически все парни, я сломал ногу, играя в футбол, и пропустил следующее мероприятие, на которое, кажется, даже был билет.
Потом концерты временно прекратились, но ближе к концу одиннадцатого класса к нам в школу в очередной раз принесли театральные билеты. Предложенный спектакль был в высшей степени необычен: «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», поставленная Василием Спесивцевым на музыку «Арии». Я и пара одноклассников – Серёга М. и Андрей К. (в первом классе из-за болезни голова Дрона лишилась всей растительности, поэтому скины всегда считали его «своим», что было не совсем верно несмотря на «Коррозию»; не совсем верно, как и именование скинов – «скинами», тогда как они на самом деле – всего лишь «боунхеды») – не смогли устоять перед соблазном.
Кажется, в то время я мог ещё даже добраться от дома до Московского Молодежного Театра под руководством Василия Спесивцева на трамвае. Когда нужный день и час наступил, мы все трое стояли в фойе ММТ. Смерив взглядом мою “heavy metal uniform” (она мало чем отличалась от повседневной одежды в школе – слава Богу, обязательная мерзко-убогая траурная ворсистая синяя форма с горящей книгой по Брэдбери на рукаве и пентаграммой с лысым индюком на сердце осталась в кошмаре начальной школы, как и негласный запрет на уважительное именование Бога – «Богом» с заглавной, а лысого индюка – «лысым индюком» без опасений), Андрей резюмировал:
– Так вот и знал, что Mech что-нибудь трэш-могильное наденет…
«Mech», т.е. на самом деле «Мех», иногда употреблялось как моё прозвище, так как всем было по х*й, что я – Михеев. По этому поводу вспомнил одну очень типичную историю…
Как-то раз, учась в первом или втором классе, мой брат описался в какой-то тетрадке (школьные тетради отец не жаловал: разок попросил меня показать, чтоб проверить домашнее задание, после чего не глядя внутрь порвал и уселся в кресло с довольной ухмылочой, зажигая очередную крепкую сигарету; знал бы я тогда о вреде пассивного курения, а не просто стоически травился, чтобы смотреть телек, то одним графоманом, умершим от ужаса перед неизбежно горьким финалом собственной драмы киностудии жизни, стало бы больше на земле). Саня написал свою фамилию так: «Мехеев». Папаня чуть не помер на добрую дюжину лет раньше отпущенного срока и чуть не убил Александра Сергеевича в порыве праведного гнева: Чмырь ругался, сверкал глазами, орал, грозил и хватал за разные места (не интимного, впрочем, свойства, хотя тут мне вспоминается одна весьма забавная история с батей и мной, которую я расскажу сразу же после этой). В результате Саня не выдержал его издевательств и убежал на улицу, где тусил до вечера.
Внутренний редактор подсказывает мне, что пришло время включить музыкальным фоном к основному блюду лирическое отступление и добавить немного мясного наступления (хотя я уже не ем мяса).
лирическое отступление (начало)
Батя мой был Чмо. Этим триграмматоном мы с братом выразили всё своё отношение к нему, и до сих пор между собой иначе его и не именуем, и вовсе не только по причине того, что бессонными ночами при его жизни тысячи раз клялись сами себе не простить его. Мы заслужили право ненавидеть и не забывать о непоправим вреде, причинённом этим Человеком, Мешающим Обществу, нашей психике. Как он его причинил? Годами пил. Орал. Всю ночь. Не позволял спать, двигаться. Вообще что-либо делать. Ты мог только выслушивать, что ты пидорас (на единственной дошедшей до наших дней записи голоса Чмыря он кричит именно это) и прочее, но не мог полемизировать, закрывать уши, эскапировать в чтение и тем более сон. Никакие бируши не помогали. При разговоре слюни Чмо вылетали на полметра из его рта и летели собеседнику прямо в лицо. Иногда Чмошник бил мать (кинул в голову ей будильник). Выкручивал брату нос до крови (в тот раз мы вызвали милицию); таранил стену моей башкой, стоило лишь мне самому раз его обозвать. Возможно, это какая-то разновидность алкоголического психоза. Вспоминать все тонкости этой садистской натуры не стану и тут, если даже в своей собственной душе бессознательно изживаю подобные «приветы» прошлого. Опыт также показывает, что любой порок, нашедший отражение на бумаге, эстетизируется и кажется заманчивым. В любом случае, обсуждать, почему я так нелестно говорю о своём отце, я не намерен ни с кем, потому что чувствую за собой такое право.
В больницу без его согласия забрать Чмо отказались. Кстати, он был кандидатом физико-математических наук, некогда окончившим физтех.
Краткий список основных лексических единиц, использовавшихся С.А. Михеевым (1950-2004 гг.): «Это бред!» (междометие звучало каждый день, семантика отсутствует по причине отсутствия всякого мыслительного процесса у субъекта коммуникации, произносящего лексему «бред», кроме бреда); «Иди домой!» (=«Сука, не смей выходить из своей комнаты!»); «Бл-лин!!» (заменяло добрую половину словарного запаса среднестатистического человека, поэтому семантика была довольно расплывчатой, и подчас оказывалось весьма проблематично выявить её в ходе дискурса); «пидоры», «суки», [далее – нецензурно] (=«родные дети»).
Дети ли мы Чмыря? Ни в коем разе. Сначала он был другим. Но человек, считающий себя вправе обрекать собственных детей на постоянные многолетние мучения и унижения (заставил, сука, однажды надеть на голову трусы!..), какими бы благими порывами срыва злости за собственное униженное положение в новой системе жизни и желаниями найти жертву, которая будет слушать только его, ничего более не совершая в жизни, он ни руководствовался – это уже всего лишь чмо, а не отец. Таков наш справедливо суровый приговор… Но всё же я благодарен ему за кое-что: суровый антагонизм способствовал зарождению во мне желания быть лучше всех, а лютая исподлобная ненависть привнесла в мою жизнь способность ценить её крылатую антиподку, сестру Веры и Нади. За привитый сыну с детства литературный вкус можно также сказать «спасибо» призраку отца Михеева, который до сих пор разгуливает по закоулкам сознания последнего, чтобы вылететь через ухо или другое отверстие после моего последнего стона… А, ещё спасибо за комнату (в самом широком смысле)… За библиотеку (то же самое)… За первую мобилу, появившуюся именно со смертью отца… За то, что не выкинул меня в окно… Бля*ь! Да до х*я всего, за что я ему благодарен. Смерть его свела всё плохое на нет, остались лишь раны в моей душе. Но, как ни парадоксально, этот колчедуший неврастеник-Мордред и есть тот единственный «я», который только и может ещё что-то написать для вас… Так почему нужно ворошить листы прошлого лишний раз? Не ради сенсации или скандала. Ради объективной картины моего пути и ради указания на то, каким уникальным человеком был отец.
соло, прерывающее ход лирического отступления
В молодости отца всё было тем же самым, что и во времена Достоевского и даже много раньше, а именно: молодёжь, собираясь, пила и играла в карты. Сейчас алкоголь никуда не делся, но вместо карт – компьютер. Лично я склонен видеть в этом большой прогресс… Но если вместо карт играют в приложения «ВКонтакте», то это те же яйца в ракурсе раком.
В Союзе нормальным людям и надо было пить, разрушая дерьмовый строй изнутри. Алкоголический диссидент, отец внёс свой вклад в это доброе дело. А теперь время другое, и ситуация другая. Нужно, с одной стороны, выжить нам всем как народу. Здоровые духовно и физически будут обитать на своей земле. Алкаши пускай решат сами вопросы своей смерти, и чем скорее – тем лучше. Те из противников режима, кто сами ни на что не способны, пусть хнычат, что им не дали петь. А мы, новое поколение, уже сейчас живём. Кроме меня. Вы, люди, живёте. Я, по большей части, читаю – жить тут некогда. Мне на роду было написано стать писателем – я слишком худой, чтобы жить.
лирическое отступление (продолжение)
Как человеку мне есть, за что быть благодарным матери, но уж никак не как автору… С отцом же – всё наоборот: я благодарен ему как человеку лишь постольку поскольку, вопросов и недовольства всё же больше в разы, и в то же самое время понимаю, что он способствовал формированию во мне писательской жилки. Интересно и то, что во всём этом я считаю важным даже генетический аспект: в 21-24 года отец вёл дневник (ошибок там совсем немного, а литературная ценность, мне кажется, имеется), но он всё же был физиком, а не лириком. Физиком-атомщиком, в котором так и не развилось того, что развилось во мне, по ряду причин. Однако выработанное отцом какое-никакое умение не могло просто так пропасть – оно должно было передаться мне, раз уж всему стоящему в самом Сергее Алексеевиче суждено было испариться при его жизни. А я буду лириком-атомщиком…
мясное наступление
Итак, однажды я в очередной раз не спал всю ночь, потому что за дверью орал Чмо. Козлу, в отличие от меня, с утра как всегда никуда не надо было. Деньги на водку зачастую давала его мать. На этот раз Чмо не сошла с рук его проказа: когда я уходил утром вместе с братом в школу (дело было в 97-ом году, я только начал учиться в десятом классе – мне было 15 лет; за месяц до того был сбит машиной наш кот, которого Чмо вопреки увещаниям выгонял на улицу – отец любил насилие над животными, и однажды он выбросил с балкона нашу черепаху; вообще жаловал пьяный debosh, и как-то разбил о колено нашу “Dendy”), чёткого плана, что я буду делать, когда вернусь, в голове не было, но общие очертания моих кулачков, летящих в чужой еб*льник, проступали в воображении с достаточной яркостью – я был настроен на самые решительные действия. Многолетняя ненависть переполнила чашу терпения, должна была пролиться кровь.
Я вернулся домой около трёх часов, переоделся и умылся. Зашёл в комнату Чмыря.
Тот, как обычно, смотрел зомбоящик, но не был ещё пьян, и поэтому трусил.
Я встал перед ним, заслонив экран:
– Ты мне всю ночь не дал спать. В отличие от тебя, мне с утра рано вставать. Извиняйся!
Чмо тупо вылупился.
– Прости…
– Этим ты не отделаешься. На колени!
Отец ох*ел. Пятнадцатилетний пацан на него варежку раскрыл!
Он хотел досмотреть фильм; хотел, чтобы я свалил и он мог бы спокойно выпить и прийти в себя.
Но злой рок в моём лице был неумолим…
Он на колени не встал, но я другого и не ожидал. Это была всего лишь провокация. Слегка ё*нул ему по колену, потом ещё в бедро, и почти попал по х*ю, отчего сам смущённо улыбнулся, а он вскочил и бросился в бой.
Получив шуструю двуху с правой ножки, батя удивился и встал как вкопанный. Я тоже удивился: от равного по силе удара, только выполненного с прыжка, в аналогичной ситуации чуть ранее он упал. Тут же он ломился вперёд. Лишь серия моих боксёрских прямых раскрасила его лик в радующие глаз алые тона. Весь иконостас в крови – загляденье!
Ответный боковой достал меня в затылок – не успел толком пригнуться…
Воспользовавшись паузой, 47-летний мужик всем весом оттеснил меня к оконному стеклу (это только сейчас я семьдесят один килограмм набрал, но никак не двенадцать лет назад), намереваясь выбросить. Этаж у нас третий. Я слегонца очканул, когда окно треснуло, и осколки стекла вонзились мне в спину, но всё же мне удалось вырваться. Мы стали бороться; его кровь инфернальным символическим дождём оросила порождение его же спермы, и состоялся такой вот душевный шекспировский разговорчик:
Чмо (презрительно):
– Ты весь в крови!
Я:
– Это твоя кровь, Чмо!..
Он давил всем весом, я вырывался. Он, ухмыляясь, жадно тянулся оторвать мой х*й (почему мне и вспомнилась эта отвратительная сцена). Потом укусил за палец, прокусив мою плоть на неслабое количество миллиметров (после драки я орал ему: «Может, ты ещё заодно и отсосёшь?..»). В моём рту сразу почему-то выделилось большое количество слюны. Я обильно сплюнул на его постель (именно там мы и боролись, как ни двусмысленно это звучит).
Моя борьба возобновилась с новой силой. Я вспомнил приём, о котором шла речь в книге «Стальная Крыса поёт блюз» из цикла Гарри Гаррисона о Крысе из нержавеющей стали (в 9 классе на экзамене по английскому языку, который я один сдавал из нашего класса, поскольку остальные выбрали другие предметы, я назвал в качестве my favourite book именно “The Stainless Steel Rat”, а сейчас это была бы “1984” на языке оригинала). По сюжету Джим проводит противнику удушающий приём, который хотя не приносит мгновенной победы, но доставляет радость тем фактом, что враг его «прочувствовал». На мгновение я стал Джимом Ди Гризом…
Папа безусловно прочувствовал мой захват. Едва мне казалось, что враг вот-вот выскользнет из сыновних объятий, я предлагал: «Расходимся?..» Как только отец успокаивался, я сразу же вероломно, будто юный Адольфик, возобновлял хватку. Мне удалось повторить эту процедуру три раза, прежде чем он раскусил меня (на этот раз в переносном смысле) и, собравшись с силами, вырвался окончательно.
Тогда я сходил в свою комнату и вернулся с нунчаками.
Пока пятнадцатилетний Гитлер Ди Гриз входит в комнату, держа в правом плечевом хвате то, прототипом чего некогда на Окинаве являлось средство для перемолки риса, мы сделаем паузу и поговорим о предыстории моего странного вооружения.
Нунчаки появились в моей жизни в тринадцать лет: их подарил Валерий Алексеевич, учивший карате в первом классе.
До первого курса я практиковал нунчаку-до непрофессионально (знал лишь несколько базовых движений, показанных тренером). После похода на первом курсе ситуация изменилась в связи с тем, что я купил книгу Комлева, увиденную в палатке на «Автозаводской». В бою мне довелось применить своё оружие лишь однажды.
Мне было пять или шесть лет, когда, сидя на втором этаже двухъярусной кровати, я в шутку отмахивался куклой Стёпой от пристающего ко мне отца. Ботинком из пластмассы, украшавшим ногу Степана, я совершенно случайно заехал папе по виску. У бати вскочила шишка, а я потом извинялся.
Совсем иначе обстояло дело в мои тринадцать. Однажды Чмошник, как всегда бухой, потребовал мою тетрадь с домашкой на проверку. Я всё сделал правильно, в душе он это подозревал – это-то его, собственно, и бесило…
Чмо хотел, чтобы я признал, что я вообще ничего не сделал, и начал делать домашку. Его требования были заведомо невыполнимыми, так как я предъявлял ему в качестве доказательства тетрадь, на которую он ни разу даже не взглянул – и в этом весь Чмо. Диагноз очевиден.
Его преследования продолжались, причём степень их настойчивости росла по экспоненте. На втором этаже двухъярусной кровати я надеялся укрыться от него, словно от кошмарного наваждения; морока, наведённого на мою жизнь злым колдуном. Когда я забрался туда, он цепко схватил меня за руку и стал резко и сильно стаскивать вниз. Я дико о*уел: меня хотят убить!!! Ваш покорный слуга легко мог бы сломать себе позвоночник или свернуть шею, не будь под рукой нунчак! Всего два удара сохранили мне жизнь и здоровье. На день-два я уехал к бабушке от греха подальше, оттуда звонил Вальку и рассказывал о произошедшем… Когда я летом отдыхал в лагере, папаша перерыл квартиру в поисках моих жестоких палочек на верёвочке, но, к счастью, не нашёл их.
Итак, я-пятнадцатилетний вошёл с нунчаками. Я не собирался бить. Просто хотел припугнуть. Чмо уже уселся в кресле и молча наблюдал, как я с нунчак уе*ал по стеклянному окну на внутренней стороне створки двери. Отлично получилось – трещины смотрелись устрашающе! Дальше – больше. Чмырь попытался раскурить сигарету, я вынул её у него изо рта и положил на стол. Прицелившись, метким ударом превратил её в кучу табака. В глазах Чмыря проступил страх.
… Ну и так далее. В дальнейшем повествовании этой главы мы ещё вернёмся к заявленной теме, а сейчас подошло время всем нам вернуться в фойе Московского Молодежного Театра В. Спесивцева.
Кроме меня, в зале было полно нефоров – почти все пришли в той или иной униформе металлиста. То тут, то там в море металла лишь изредка просвечивали острова «цивильной» одежды (как на моих спутниках) – формальный и неформальный стили поменялись местами. В зале, как и на обычных «арийских» концертах, был представлен стандартный металлический сплав из атрибутики. Тут были: собственно «Ария», «Металлика», «Мановар» (слева от меня сидела девушка неземной красоты в балахоне “Triumph of steel”), «Мэйден», и т.д.
Что я вынес из театра, не выветрившееся за десять лет под дуновением будней? Включенную в записи «Ангельскую пыль» и световые вспышки под неё; ряд композиций с альбомов «Кровь за кровь», «Ночь короче дня» и других под соответствующее действо и в гармонии с сюжетом пьесы; реалистично поставленную драку… Да и вообще профессиональную, как мне казалось, игру молодых по преимуществу актёров, с участием которых после представления состоялась пати, и один человек, знавший Петра Самойлова из «Алисы», исполнил на акустической гитаре пару песен этого гениального коллектива. Тогда я ещё, само собой, и не подозревал о той роли, которую двум этим группам, чьи названия начинаются с первой буквы алфавита, предстояло сыграть в моей судьбе.
Окончив школу и хорошо сдав выпускные, я принялся готовиться к поступлению в вуз (тогда он назывался МГОПУ; до того я участвовал в олимпиаде МАИ – победитель поступал в этот институт – но не выиграл её). После экзаменов я, мама и брат примерно на неделю съездили на дачу, а когда вернулись домой, нас ждал сюрприз…
Чмо, с которым мать к тому времени уже развелась, а мы с братом не общались, хотя и проживали все в одной квартире, но в разных комнатах, запустил в квартиру, благо нас не было, двух пацанов-бомжей (когда он прежде поступал аналогичным образом с бомжихами при мне, я орал на них, и они скрывались из квартиры). К нашему приезду они уже покинули дом. Мама с братом не пострадали от бомжей в имущественном плане (комнату мамы мы опечатали перед поездкой, а брату сказочно повезло), однако Чмо отдал им две мои аудиокассеты – «Трэш твою мать!» и «Железный марш», к тому же журнал “Rock City” (он ещё будет фигурировать в ходе дальнейшего повествования), сами же они с молчаливого одобрения или воспользовавшись пьяным сном отца экспроприировали куртку-«бомбер» и, как я тогда думал, кляссер с марками (он был мне ужасно дорог, ведь я собирал их чуть ли не с раннего детства).
Ребята решили не заморачиваться с объяснением мистического исчезновения некоторых моих вещей и исчезли из квартиры сами, оставив для полноты впечатления следующий документ (цитирую):
«Дядя Серёжа!
Огромное спасибо за то, что вы для нас сделали, мы бы пропали ночью. Мы не стали вас будить, т.к. вы сами сказали. Мы выпили по чашке кофе и пошли. Спасибо ещё раз.
До свиданья».
На листке внизу стоит моя приписка:
«Ребята! Спасибо, что украли у меня кляссер с марками, журнал, кассеты и куртку!!!
Алексей».
Ирония этой ситуации заключалась в том, что с отцом же когда-то раньше мы ездили попытаться продать часть марок или хотя бы выяснить стоимость самых старых (сами марки, казалось, утерянные навсегда, не менее мистическим образом нашлись спустя десять лет, thanks to mom. Жаль, что сами эти годы нельзя вернуть столь же изящно и легко… через десять лет марки оказались мне уже не нужны, и я подарил их своей любимой, когда узнал, что она – филателист). Помню, когда мы с отцом вдвоём ехали в метро продавать или оценивать марки, батя разоткровенничался:
– В молодости, когда я ехал на эскалаторе, я всегда смотрел на проносившихся в другую сторону девушек и считал красивых…
Я запомнил это, потому что подобное поведение представляется мне идиотским в высшей степени, а вполне возможно, что и расширяющим окружающую энтропию. Здесь упоминаю просто к слову.
Приведу и другой пример того, как говорящая сама за себя тупость могла захватывать трон могучего, в принципе, мозга (это очень по-русски, кстати) моего батяньки.
Метро. Я, отец и брат. Едем на «Краснопресненскую» за картриджами для приставки (первая половина или середина 90-ых, с отцом ещё общались) в магазин “Dendy”. Гул в вагоне метро мешает разговору, поэтому просто молча сидим.
На переходе на «кольцо» отец притормозил нас:
– А вы обычно что в метро делаете? Когда книги и ничего вроде этого нет…
– Я – думаю, – спокойно говорю я правду, ведь я всегда осуществлял процесс выплавки свежих идей на огне фантазии в горниле душевного мира. Именно поэтому и писателем решил стать.
Батя неожиданно набычивается, рычит:
– Что-что ты делаешь?.. Ду-умаешь?! Да что ты врёшь?! Думаешь, хм…
– Но это ведь правда!..
– Всё, мы никуда не едем! Разворачиваемся, домой!
Я естественным образом напрягаюсь, так как мне хочется новых игр, но от правды не отступаюсь.
– Думает он, видите ли!.. – не унимается отец, но домой мы пока что не идём, и эта неопределённость слегка раздражает – прям как Максим Галкин…
– Саша, – продолжает бородато-очкастый родственник, – ну скажи хоть ты, что в метро обычно делаешь?
– А что?
– Ну как же… Ну по сторонам там смотришь, на рекламу глазеешь… Так ведь?
– Да! – признаёт без энтузиазма брат.
– Ну слава Богу! Всё, поехали в магазин!..
Сейчас это звучит как анекдот, но тогда батя весь остаток дня косился недоверчиво в мою сторону. Может, думал?.. Чего не знаю, того не знаю, а врать – не Будда…
Или пара случаев, значительно более ранних и без метро. Учтите, что это не связано уже с попыткой объяснения, почему родной отец стал для нас с братом в конце концов всего лишь очкастым чмо с бородой; я просто привожу пару курьёзов. Мне – лет пять или чуть больше. Шутки ради повторяю слова за отцом, когда он что-то произносит. Шутка недооценена: получаю чувствительную оплеуху и, в довесок, меня обвиняют в эхолалии (это был не диагноз – это было обвинение).
И наконец – мне лет пять максимум (скорее всего, поменьше). Отец заставляет гулять, не пуская домой. Хочу ссать. Когда я в результате обмочился в штаны, то крепко получил по шапке…
Однако для контраста есть и хорошие воспоминания. Как ездили на Митинский рынок за компом, и купили видеоплеер. Как отдыхали на Азовском море. И как батя дал мне денег за очень неординарное действие… Об этом случае хочется написать поподробнее. События такой давности порой смешиваются со снами, но критический и трезвый взгляд в состоянии предохранить действительно имевший место опыт от позолоты драгоценного обрамления фантазии. Тут надо думать, как материал лучше подать, а фантазии и в других произведениях навалом – могу поделиться за мелкий прайс.
Итак, зима. Замёрзшая Лихоборка (она тогда в районе Головинских прудов была не грязной канавой, а маленькой речкой) около водопада возле нашего дома. Какая-то интересная нам с братом (наш возраст – ориентировочно 8-10 лет) деревяшка. Предлагаю брату её достать, и он с готовностью прокладывает себе путь по опасному льду, пока не… Падает, проваливается сквозь треснувшую непрочную опору. Сразу же идёт под лёд, я успеваю подбежать и протянуть руку. Вижу страшный испуг в глазах, уже уходящих вниз, но успеваю крепко схватить и помочь выбраться. Всё, в подъезд – греться… Адреналин, бл*!
При чём тут батя? Услышав про эту историю, он выделил мне немного лаве на карманные расходы. Как бы поддержать спасателя.
Однако оставим до поры до времени эти воспоминания и вернёмся в далёкий 99-ый. Отец, выслушав наше дружное «фи» и поняв, как он накосячил, даже не стал ни на кого орать. Только выяснил примерную стоимость похищенного и вернул, поторговавшись, цену кассет и журнала.
Таким неожиданным образом я оказался с баблом накануне концерта «Алисы» (день Первый) и «Арии» (день Второй).
Подходя к «Меридиану», я был остановлен группой питерских алисаманов. Сначала ничего экстраординарного не произошло – спросили мелочь. Но потом меня таки обули на один из билетов (я взял и на «Арию», и на «Алису») – то есть, если посмотреть на фабулу, я был тогда лохом.
Взамен забранного тикета пообещали вписать на «Алису». Я не проверял, вписали ли бы меня на самом деле. Но отчётливо помню, что когда пришёл на «Арию», парня передо мной пропустили просто по студенческому. На «Алисе» я всё же побывал 17 июня 2000-го года (билет под номером 26066) на первом фестивале «Крылья», и «дико там угорел, например!».
Речь даже не о том, чтобы в августе 99-го я как-то испугался подраться за своё имущество – нет, этого у меня не было (когда один из ленинградцев, проследовавших за мной в метро, чтобы отобрать заветный кусок бумаги (они ещё не знали, какой именно, а их аргументацией было: «Тебе два – много!»), демонстративно вправлял костяшки в вагоне, я делал то же самое), а просто я лицемерно уговорил себя, что они меня и правда «впишут», в глубине души понимая, что приехать, чтобы проверить свою теорию, мне будет лень. Неприятное и стыдное воспоминание, но зато я предельно честен. Если ведёшь себя как лох, то будь добр хотя бы иметь мужество это признать.
Когда в тот же день мы с братом Саньком и с Валентином поехали кататься на надувной лодке, я рассказал о своих дурацких похождениях, и брат успокоил меня, заметив совершенно справедливо, что теперь, имея такой опыт за плечами, я никому не позволю поступать с собой столь беспардонно.
Перед описанием непосредственно концерта «Арии» расскажу заодно немного и о том, как мы тем летом катались на лодке.
Эта лодка не была собственно нашей – нам одолжил её мамин друг (коричневый пояс) – тот самый, который учил меня карате в 89-ом и подарил нунчаки в 95-ом.
Мы катались на лодке по Академическому пруду. Перед тем, как сесть в лодку и поплыть, мы как-то стояли вместе: я, Филя (ныне и тогда качок), брат (ныне музыкант), Валёк (ныне бизнесмен). Таков был наш обычный состав.
Отношение к Филе остальных было неровным и менялось с годами, пока Валя и Саня совсем с ним не рассорились. Мне он тоже не всегда был симпатичен (не люблю, когда меня бьют и убегают), и я также теперь с ним не общаюсь. А в период относительной дружбы с ним мы с братом «расслышали» припев композиции “Fear of the dark” как «Филя – м*дак!» (особенно весело смотрелся концертный клип с орущей многотысячной толпой фэнов), а на сам мотив песни к тому же отлично ложились слова « и он боится темноты!»
Сама ФЕ про Филю была взята нами из характеристики, данной качку Чмырём. Однажды мы стояли в коридоре, вдруг из комнаты вышел батя и впечатал в наши мозги с оттягом, будто подвыпивший казак угостил эсера нагайкой:
– Филя… ты – м*д-д-д-дак!
Сказал он это не по поводу, а лишь следуя своей сумасшедшей логике. Филя тогда даже не нашёл, что ответить, настолько нелогичен был Чмо в своём делириуме.
Филипп после одного случая, когда он срубил меня у лифта и ломанулся трусливо вниз по лестнице, долгое время считался одним из моих трёх самых злейших врагов (наряду с покойным Чмо и бывшим парнем предмета бывшей любви – х*чиком), потом едва ли не настоящим другом. Сейчас никем не является, только рябью на телеэкране памяти.
Вернёмся к лодке.
Погода тогда стояла хорошая. В синем небе зачинался золотом закат, а рядом с нашей стоявшей на берегу лодкой мужик делал гимнастику – что-то вроде формального комплекса тайцзицюань.
Между мужиком и лодкой стояла «черепаха» (соответствующего внешнего вида сооружение) для детей – чтобы ребятам было, по чему полазить. Вообще, ежели кому интересно, то одно из самых «культовых» сооружений в нашем городе для этой цели – «Древо сказок» в зоопарке… Раньше было им точно.
Филя решил в очередной раз показать всем, какой он крутой качок. Подняв несколько раз над головой импровизированный нелёгкий металлический снаряд-«пресмыкающееся», парень бросил железяку на землю, где оставил «панцирем» вниз размышлять о своём статическом витке самсары.
Мужик (довольно худощавый и невысокого роста) прервал своё «соло на тай чи» и потребовал, чтобы Филя немедленно вернул тварь в исходное пространственное положение. Возможно, он заодно был буддистом и не мог смотреть на страдания своего феррумоголового брата. Поломавшись для вида, гигант проделал требуемое под наш весёлый смех.
В другой или в тот же раз, точнее не помню, мы все опрокинулись вместе с лодкой в одежде у самого берега (пострадали часы и деньги – было, напомню, лето 99-го, и мобил или КПК наш круг тогда не носил).
И ещё один забавный случай, связанный с лодкой.
Валентин, пока остальные, кажется, были заняты с тарзанкой, проявил как те качества, которые позволили ему в дальнейшем стать преуспевающим бизнесменом (его «успех» в данном случае я понимаю как материальное благополучие, хотя бы в сравнении с автором этих строк), так и другие, от которых у него впоследствии было много проблем (в отличие от автора этих строк). Итак, что же там произошло?.. Имело место буквально следующее: увидев Валька с нашей лодкой, влюблённая пара попросила его перевезти их на остров, стоящий посреди пруда, за какое-то там бабло. Сделка подразумевала, что Валентин останется их ждать и не будет далеко отплывать, пока они не освободятся.
Валя забрал деньги, когда подвёз их к берегу, но, едва лишь парень с девушкой ушли вглубь зарослей, – шустро отплыл подальше от острова, чтобы поскорее забрать нас и позволить тайком понаблюдать со стороны за минетом. Мы понаблюдали… Отчасти, потому что нам почти сразу показалось, будто нас «запалили», и мы по-быстрому добежали до лодки и исчезли.
Вернёмся к концерту в центре культуры и искусства «Меридиан». Кажется, 27 августа 1999-го года я, хлебнув по дороге пива, снова подъехал к «Калужской».
Возле ЦКИ уже давно кишели бухие и не очень бухие «арийцы» широкого возрастного разброса, кажется, от трёх до пятидесяти лет. В основном, конечно, подростки и молодёжь: ребята в кожаных куртках с заклёпками, в банданах, были обвешаны значками, цепями; руки многих украшали напульсники как с шипами, так и без. Имелись волосы разной длины (преобладали длинные и очень длинные). Девушки одевались как парни, только с большим количеством бирюлек и мармушек, или в таком стиле, который позволял по поводу и без повода показывать благодарным музыкантам голые розово-белые прелести. Под «косухи» и джинсовки надевалось всё возможное с символикой как самой легенды отечественного хэви, так и коллег оной по тяжёлому цеху.
Я пробился сквозь очередь и оказался где-то в центре толпы. Народ всё прибывал за спиной, пока я с открытым ртом взирал на магическое действо.
Интернета в то время у меня не было и в помине, «арийского» видео я не видел, поэтому я был приятно поражён высоким уровнем зрелищности шоу. Кипелов носился по сцене и пытался отмахаться от метафизического противника. Если исходить из тематики «арийских» песен, то в роли противника выступал обобщённый образ Волонтёра, Чудища-Зверя, Хозяина, «Чёрных Крестов», никак не желающего таять образа Жанны, Магистра, Волков, Зомби, Антихриста, Бесов, Хитрой Дряни, и прочих обитателей Пушкинской и отчасти Елинской фантазии (М. Пушкина – поэтесса, основной автор текстов песен «Арии»; А. Елин – поэт и автор текстов «Арии» – А.М.).
Я без труда узнавал хиты, давно и прочно завоевавшие место в душе, пока не услышал аккорды песни, явно написанной не только не тандемом Дубинина и Холстинина, но даже и не Гленном Типтоном или Стивом Харрисом, что было совсем уж удивительно… В то время я слушал не очень много групп – только то, что удавалось достать в кассетном формате в «Железном марше» неподалёку от дома, или же в ларьке у метро. При этом все исполнители переплавлялись в моём мозгу в ходе бесконечных аудиокругов в железные обручи сложного химического состава. По этой причине поначалу услышанная мной на «Арии» композиция показалась мне «Моторокером» «Коррозии Металла» (что было бы в высшей степени абсурдно, окажись реальностью) – смутила меня не столько знакомая мелодия, сколько русский язык, на котором исполнялся кавер. Но это была не «Коррозия», как я, разобравшись, сумел понять, а просто кавер-версия переведённой Ритой Пушкиной “Return of the Warlord” от группы “Manowar”. Однако со временем абсурд ситуации отчасти проложил себе клещом чесоточный ход в реальность, и уже «Коррозия» перепела «мановаровскую» “Wheels of fire”, тоже с переведённым на русский текстом, а точнее – с заново написанным. Да ещё как перепела!..
Но не будем о грустном.
На концерте я, как водится, продвигался вперёд, и добрую половину шоу стоял практически у сцены. Было весело наблюдать, как на «Пробил час» Кипелов выдал «Мы здесь, чтоб дать пинка врагам под зад!..», заставив Дуба согнуться от смеха пополам…
На «Короле дороги» я стал свидетелем реминисценции из собственного прошлого: снова парни в кругу и волосы водопадом.
На пути от «Меридиана» шедший в толпе передо мной парень, по виду – бухой, неожиданно накинулся на кого-то, шедшего справа, так как в речи того что-то крамольное ему послышалось:
– Кто тут на «Арию» наезжает? ты?! – за сим последовал достаточно крепкий толчок в плечо.
– Нет, нет, я – ничего!.. – испугалась случайная жертва, а я впервые осознал всю условность разделения молодёжи нашей страны на семейные кланы “Neforoff” und “Gopoff”.
Второй раз кавер на «Мановар» я услышал в программе «Кузница» на радио «Сто один». О ней узнал на первом курсе от Лёхи Юркова. Самого Лёху «Дикого» отчислили в ходе первой зимней сессии, и контакт с ним я наладил только сейчас благодаря «ВКонтакте». Эти 10 лет, однако, я порою вспоминал его, ибо персонаж, безусловно, интересный и по-хорошему сумасшедший.
Если не вдаваться в детали, Лёха запомнился мне классическим «рокером» прежде всего своим поведением по жизни (вероятно, нонконформизм послужил дополнительным толчком к его отчислению из МГОПУ). О характерном «рокерском» поведении он, очевидно, получал представления не только благодаря книгам о всяческих Моррисонах и Кобейнах, но и из ресурсов собственной «дикой» души. Рассказать вам, что сразу же возникает пред мысленным взором Алексея Сергеевича Михеева при упоминании Лёхи Юркова? Многое. Незабываемый отдых на даче последнего, когда все жутко нажрались, ваш покорный слуга лез к чужой девушке и общался с Надей о Летове (тогда ещё живом); когда все были ещё едва знакомы друг с другом, ещё не получили студенческие билеты, однако дружно про*бали сколько-то-там пар… Дикий, играющий всю пару с увечной ниндзя-черепашкой, найденной на улице за пять минут до того – брошенное умирать игрушечное животное нашло вторую жизнь в умелых руках отменного гитариста (его соло в версии “Sweet child o’mine” вузовского бэнда на «Фил-fuckin’-шоу» я не забуду никогда).
Отчего-то образ страдающей черепахи зазвучал странным лейтмотивом. Словно три панцирные струны, терзаемые пальцами некоторых встреченных мной на жизненном Пути, или же анонимных в случае с ниндзя, людей (треснувший при ударе об асфальт панцирь жертвы пьяного Чмо; перевёрнутая Филей малышка; колченогая ниндзя с переломанными со смещением руками, смиренно лежащая на столе аудитории бывшего сумасшедшего дома, перекрашенного в вуз), пресмыкающиеся создали очень мрачный – в контексте ожидания 2012-го года и индейских и европейских космогонических представлений – аккорд. Но не будем, повторюсь, о грустном.
Весёлый нрав и извечный юмор – остаётся только сожалеть, что Дикий не проучился у нас больше семестра. Видимо, он был бельмом на глазу одетого в блеклые тона и такого же внутри начальства. Знал он не меньше многих из числа тех, кто протянул в МГОПУ на пару-тройку лет дольше, да и учился не хуже, насколько я помню.
На первом курсе я несколько раз побывал на «Коррозии», благо цены билетов на шоу от КТР тогда варьировались между пятнадцатью и сорока рублями.
Шоу в ПКиО «Бабушкинский» 11-го сентября 1999-го года, двадцать пять рублей за билет (если брать в день концерта, то сорок). Помимо случаев с «самоорошением» Тегерана и с «брыком» (с исполнителем последнего я впоследствии один день занимался СГБ на «Тайнинской» – также как один товарищ, встреченный на «Коррозии» уже на третьем курсе, объяснит мне позже, где заниматься вольным боем в Москве), мероприятие запомнилось: 1) обдолбанным в хлам панком у входа, «стрелявшим» покурить, и очень обрадовавшимся, когда ему сказали, что у него самого за ухом сигарета; 2) автографом Паука, данным мне сразу после финального «Люцифера», на котором Сергей разрешил тридцати желающим подняться на сцену и подпевать.
Ещё концерт, на этот раз в к/т «Ташкент» (именно в нём нам вручали студенческие), 15 рублей в предпродаже, 16 октября 1999-го года. После «Коррозии» и «Коловрата» администрацию ждал сюрприз в виде нескольких вырванных стульев. А перед шоу встреченный нашей тусовкой парень обронил, не зная о судьбе Жана Сагадеева через десяток лет:
– Тут много групп. А вчера вот меня на «Э.С.Т.» звали. На х*я мне один «Э.С.Т.»?
Чьи-то пятьдесят рублей валяются на танцполе. Парень в «коррозийной» майке незаметно наступил. Его одёрнули скины. Протянул деньги, но деньги им не нужны – отдали обратно.
Один скинхед только вернулся из тюрьмы – и тут же оказался втянутым в драку с быковатым типом из своих же (короткий базар, удар головы быка в лицо Буса, ответный Буса с кулака; продолжения на улице я не видел, вернулись оба).
С другим скином жёстко слэмился я сам, уже когда играла «Коррозия»; в результате слэма скин упал. Упал и Паук в финале выступления – на безвестную звезду секс-шоу…
VHS «Садизм-тур», купленная в фойе после шоу, сейчас где-то валяется.
В майке «Коррозии» на первом курсе я сдавал экзамен по фонетике, сдал на «пять».
Второй курс. Концерты в к/т «Марс»… Что я помню о них? Наши драки в шутку перед ними (ходили уже без Валька: я, брат Саня и Виталий – студент филфака с курса на год старше).
До шоу самой «Коррозии» я подошёл к Пауку с вопросом, почему на их альбоме «1966» (альбом имени года рождения С. Троицкого) в трек-листе указаны две песни («Super» и «1966»), которых нет на самой записи (у меня было целых две кассеты с альбомом – на обеих ситуация была одинаково плачевной…).
Паук прогнал, что «это, например, специально», и что «они потом выйдут на отдельном сингле».
Очередной апрельский концерт «на Марсе» совпал с д.р. Гитлера, и боны лютовали. Подарок перепал и мне. Я стоял в первом ряду. Прямо передо мной извивалась змеёй какая-то секс-звезда. Я робко протянул руку и дотронулся, сначала просто до коленки. Никто не выразил протеста, что меня сразу же приободрило и побудило перейти от завязки к развитию действия. Она сама произвела некое телодвижение, и оказалось, что я уже трогал сквозь трусики её приятные гениталии. Наступила кульминация. Для 18-летнего девственника это был новый, очень приятный опыт.
Тут подоспела развязка в виде подбежавшего бритоголового охранника, который прям не сходя со сцены уе*ал мне боковым ногой в правый бок два раза (так как от первого я сумел прикрыться). Подержался за пи*ду? Получи пи*ды! Бытие рассудило как-то так. За всё в нашем мире нужно платить.
У борта сцены справа развалился скиняра-охранник. На нём попрыгала его подружка (оба были одеты). Фашист кончил. Через год после шоу в «Марсе» на остановке будет похожая сцена, но с одним отличием – там половой акт будет осуществляться полноценно.
После шоу скины вылавливали металлистов по одному или малыми группами, и дико их пи*дили, например. Меня и моих друзей это, к счастью, не коснулось.
Думаю, про «Коррозию» пока что хватит. Могу лишь добавить, что последний раз был на их шоу в сентябре прошлого года на День города. В отчёте о том концерте в «коррозийном» ЖЖ можно найти на фото и меня.
Время шло, постепенно второй курс близился к концу. После моего девятнадцатилетия, а именно – 5 мая 2001-го года, мы с Вальком направились по инициативе последнего в парк у метро «Речной вокзал», чтобы знакомиться с девушками. Сначала нам не очень везло, но в конце концов, уже в темноте, мы засели с двумя подругами-панкершами и парой баклажек «Мочакова» под деревьями. Как звали ту даму, что досталась мне, история умалчивает, однако моя память, хоть мы и виделись всего раз, сохранила её ник-нейм – «Лама» (дан самой себе по части названия какого-то альбома певицы Линды, которую она раньше слушала). Определённо, есть что-то в имени Лама джефф-линновское… Жаль, что она потом так и не позвонила.
С этой Ламой я впервые в жизни целовался, как говорится, «взасос». А вот за грудь я трогал, когда мы лежали на траве, её не первую – тоже спасибо «Коррозии»! Мои попытки перейти к более интимным ласкам были пресечены резонным:
— Не слишком ли рано?..
«Рано», согласился я внутри. «Не рано» стало в квартире Валька, позже на пару лет и с другой. Ту звали Оксана, и про неё я твёрдо решил здесь ничего не писать.
Через двадцать один день после пати с Ламой и её подружкой, 26-го мая, состоялся концерт “Guano Apes”. Билет туда стоил всего 100 рублей (на обратном пути встретили человека, который сказал, что просто перелез через ограждение без какого-либо билета). Играли Линда (к моему удивлению), «Ленинград», «8 Марта», “Da Boogy Crew”, «Ночные Снайперы». Это происходило на аэродроме Тушино. Привозила немцев “JSA”; радио “Ultra” помогало с рекламой. На выступлении Линды многие показывали FUCK, чем бесили меня – как-никак, это группа, которая нравилась девушке, которая нравилась мне… Менты были драчливыми. Один милиционер не только избил нефора, но и провёл удушающий приём ногами, удерживая несчастную жертву за длинный хаер. В середине шоу самих “Guano Apes” Сандра воскликнула, увидев ясную радугу, проявившуюся в небе:
– Rainbow!..
Если честно, концертов было так много, что подробный отчёт рискует превратить моё всё же скорее художественное произведение в бесконечный сериал, чего мне не хотелось бы ни в коем случае. Вспомню лишь о парочке – и хватит. 21 декабря 2006-го года состоялся концерт «Слота» в клубе “Tabula Rasa” (это где смешные символические рисунки на дверях мужского и женского туалетов). То был не просто концерт, а самый первый “Slotfest”. Запомнился Кэш, прыгающий в толпу фанов. Кэш выделил меня в первом ряду, заметив, что я шевелю губами в такой манере, что становится видно: знаю тексты не хуже него. Кэш озвучил, что ему нравится «этот молодой человек в “Мановаре”», который, он видит, «читает то же, что и я!..» (в смысле, пою). Из этого Кэш сделал вывод, что музыка «Слота» объединяет приверженцев разных музыкальных стилей.
Барабанную палочку «Слота», которую поймал, я обменял желающему на сорванный им «слотовский» же плакат.
Много концертов совершенно разных групп за последние годы я посетил в клубе «Релакс», сейчас на время закрытом. «Идол», «Лир», «Dark secret love» и прочие группы с братом; «Слот» и “Onkel Tom”; «Белый медведь» Паука и финны «Fragile Hollow», которых я учил «russian bad words» (по их просьбе), и т.д.
Сильнее всех прочих мероприятий в этом клубе мне запомнилось одно, о котором расскажу поподробнее.
Новогодняя ночь-2008… Выступает брат с «Лиром» и «Идолом» (acoustic). Я пришёл с Алиной («Алитта» на Прозе.ру). Выпили с ней самбуку, меня хорошо накрыло (до того у меня дома пили шампанское, а по пути я прикупил пару пива).
Стоим на танцполе, тихо-мирно пляшем. Голова кружится. Вдруг сзади какой-то пидорас (в переносном смысле) хватает как раз за тянущиеся из этой головы бедные мои уже тогда адски длинные волосы. Не больно, но – обидно! Хватаю в ответ. Я не выгляжу особенно страшно, поэтому-то порой такие вот пидоры наезжают, но всегда впоследствии жалеют. В общем, был махач. Оставим в стороне техническую сторону процесса, но я пробил неприятельские голени и дико отпинал башку. А, нет, вру! Башку лежащего врага я попинал слабо, на от*ебись, ведь: а) я был не в состоянии после самбуки; б) уже завалил козла, так чего же боле?.. Оказалось, это был мой громадный промах. Надо было потоптать огород качественнее. Пока мои друзья гуляли чёрт знает где, подоспели дружки противника. Мне пришлось уйти в защиту. «Чистой» победы не вышло. Будучи пьяным, я вряд ли смог бы отмахаться от пятерых матёрых педрил. Нас, к счастью, разняли.
…Согласно первоначальному плану, далее следовало подробное описание моих отношений с самыми значимыми для меня девушками. Однако по ряду причин я решил заменить полномасштабное изложение всех основных событий и перипетий простым цитированием первоначального плана и ряда набросков, что, конечно же, не дало бы сколько-нибудь целостной картины, зато открыло бы простор для всевозможных домыслов и спекуляций. Но и это не могло меня полностью удовлетворить, и я решил в конце концов ограничиться тем, чтобы аккумулировать энергию всех своих, как писал мой отец в своем дневнике, «любовей», воскресив их в своей памяти, после чего выплеснуть полученный заряд в монитор в виде импровизированных восьми строк «на тему».
Одна лишь манила, играя.
Вторая могла только брать.
Тщетной мечтою о рае
Третья мешала мне спать.
Впрочем, и с ней что-то было –
Будто бы в прошлом столетье.
Может, четвёртою милой
Бог пожелает ответить
За неудачный свой опыт.
Кроликом быть – не по нраву!
Время уняло злой ропот…
Дайте сюда мою Нарву!

Автор: Алексей Михеев

Я пишу, сколько себя помню, предпочитаю жанр фантастикопостмодернизма (авторский термин). Есть у автора и одна непростительная слабость — считать себя писателем. Сильнее всего на меня повлияли: ПЛЕБС (Пелевин, Лукьяненко, Ерофеев Венедикт, Булычёв, Стругацкие)... Автор — многократный участник теологических экспедиций.

Плюшки московские, глава 6: 14 комментариев

  1. Душа, нарезанная ломтиками, и представленная нервно и угарно — что может быть интереснее…

  2. Ага. ничего. Только нервно и угарно ведётся повествование, а душа сервируется празднично, а так всё верно.

  3. Алексей, твое произведение надо читать медленно и вдумчиво, чтобы почувствовать всю его глубину. А папаша у тебя настоящий деспот. Хотя я тебя, прекрасно, понимаю, ибо самой приходилось пройти через многое, увидеть и пережить. Например, зимой перелезть через балкон, чтобы попасть домой и открыть маме дверь. Ладно, не буду вдаваться в подробности. Больше всего мне понравилось расшифровка ЧМО (Человек Мешающий Обществу). Очень точное и емкое определение. Хочу сказать, что не каждый человек способен так откровенно написать о себе. Но у тебя получается.
    С Рождеством , смелый человек! От меня пятерка.

  4. Поддерживаю.
    Завсегда.:)
    Пятёрочку.

  5. Камрад, по-моему, интерес к роману как-то незаслуженно угас, в последнее время. А зря! Это одна из немногих вещей, которые чего-то стоят на этом сайте…
    Друзья, советую всем читать «Плюшки Московские…» – образец действительно отличной современной прозы!

  6. Жесткая глава получилась, ничего не скажешь.. ) Особенно там, где нунчаки и предваряющая их сцена.

Добавить комментарий для Рамантег

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Я не робот (кликните в поле слева до появления галочки)