ОБЕД. Второе Блюдо
Квартал мясоедов возник, как альтернатива вегетарианцам. Конечно, в первую очередь туда стали селиться охотники. Охотники, как известно охочи до дичи. Дикое мясо, знаете ли, прельщает. Им западло, выражаясь грубым языком мясных кварталов, поедать бедных и тихих домашних животных. Они хотят выследить, (процесс заманчив, не правда ли) затем убить, (они находят оправдание в слишком большом количестве диких животных и птиц) и освежевать (самое гнусное занятие охотника, но необходимое, иначе зачем?). Ходят поверья, что убивая и съедая именно диких животных, охотник обретает их силу и становится настоящим мужиком( если охотница убивает и съедает, то соответственно мужикова…то есть мужественной женщиной).
Места вокруг города Едоков, как уже сказано, были раздольные и привольные. Дичи там водилось всякой: летающая, водоплавающая, рогатая, зубастая, клыкастая и ушастая. Поначалу в кварталах мясоедов были обычные охотничьи домики без всяких затей. Охотники, а впоследствии примкнувшие к ним, рыбаки жарили у домиков дичь и рыбу, варили уху и рассказывали байки под водочку, как водится. Но, постепенно осматриваясь и оглядываясь на своих «врагов» вегетарианцев, на кварталы сыроедов и хлебоедов, они проникали в суть происходящего и говорили себе: а чем мы хуже? Формула жизни то известна.
Первыми откликнулись, если можно так сказать, рыбоеды. Им всё одно рыбу сушить, вот они и стали воздвигать стены домов из сушеной рыбы. В дело шли лещи, тарань, вобла, толстолоб, даже рыбец, который, впрочем, съедался первым, оно и понятно, бабец тоже первая замуж выскакивает. Крыши домов кропотливо собирали из чешуи, приклеивая её, как черепицу с напуском друг на дружку. Долго, но в результате очень красиво, просто блестяще! Украшали рыбные домики сушеными крабами, раковинами, а так же мечами и молотами соответствующих рыб. Светильники делали из панцирей экзотических шар-рыб.
Историческая справка. Город Едоков, о котором идёт речь, с достаточно развитой коммуникацией, так что не составляло большого труда путешествовать в дальние моря и страны, привозя трофеи и перенимая опыт тамошних едоков. Едок едока…, понятно, да.
Удачным дополнением в рыбных домиках служили снасти. В каждом квартале города Едоков были магазины необходимого инвентаря. Рыболовные снасти были, как нельзя более кстати. Допустим заборы из удилищ, шторы из поплавков, гобелены из блёсен и виброхвостиков, карнизы из спиннинговых катушек, гардины из карабинов нанизанных на леску, о поделках из крючков разных размеров и форм просто говорить стыдно, это надо видеть. Кстати, когда в магазин завезли, случаем, гарпуны китобойные, их разобрали в один момент. Какой рыбак не мечтает о большой, о самой большой, о колоссальной рыбище.
Затем по формуле города Едоков стали жить птицееды. У них в отличие от рыбаков и охотников имелось целое подсобное птичье хозяйство: курятники, гусятники, индюшатники, и.т.д. Повсюду развешены клетки с попугаями, канарейками, иволгами, удодами и даже соловьями. Не для прокорма, так для удовольствия. Некоторые держали павлинов, фазанов и даже страусов.
Жилища птицеедов были самые экзотические, украшенные перьями вышеперечисленных птиц. Вы только представьте себе окна, украшенные павлиньими перьями – чудо! Кстати стены из гусиных перьев тоже смотрятся потрясающе. Внутри – исключительно мягкая мебель, сплошные пуховики и перины, диваны, кресла, пуфики. Столом обычно служила огромная пуховая подушка, сшитая из шкурок летучих мышей, и летучих лисиц. На этих столах, возлежа на пуховых креслах, вкушали птицееды рябчиков жареных, вальдшнепов пареных, бекасов под соусом, фаршированных тетеревов и разных прочих перепёлок и куропаток не меряно.
Последними приобщились к формуле охотники. Причина ясна: дичи, чтобы жить на широкую ногу едока-мясоеда, явно не хватало. Да, пришлось завести подсобные хозяйства и выращивать живое мясо на дому: коровки, свинушки, козочки. Согласитесь дело хлопотное. Скот, сами понимаете, тянет за собой жизнь скотскую, грубую, грязную. Поэтому МЯСОмолочный комбинат и предложил свои услуги, от которых нельзя было отказаться. Очень скоро появились первые мясные домики из копченых колбас, карбоната, суджука, бастурмы… Дома предлагались разной вместительности: от небольших, типа собачьих будок, для одного любителя-мясоеда, до мясных коттеджей на семью мясоеда-профи. Спали в мясных домиках на шкурах овечьих, собачьих, верблюжьих, медвежьих, оленьих шкурах, а также шкурках пушных зверей, соболей, песцов, белок, черно-бурых и рыжих лис, и прочей мелочи типа тушканчиков сшитых вместе. Запахи в таких домах стояли соответствующие. Кушали мясоеды в специальной трапезной безо всякой мебели лишь с кипой больших овальных клеёнок посредине. На клеёнку ставили, допустим, серебряное блюдо с пловом.
Мясоеды столовыми приборами не пользовались, за исключением ножей. Ели предпочтительно руками. Ножи целыми коллекциями были развешены по всей трапезной. Ножи всех видов и предназначений, от самого маленького перочинного до огромных тесаков или мачете, которыми до сих пор рубят сахарный тростник на острове свободы.
После первой трапезы остатки еды вместе с клеёнкой уносили и накрывали блюдом для следующей трапезы, допустим, жареный поросёнок. Разрывали на куски и ели. Также и другую лакомую дичь. Предпочитали жареную на вертеле. Туристы пользовались готовыми блюдами: рагу из зайчатины, крольчатины, оленины. Блюда из кусков мяса различной формы и выделки: антрекоты, лангеты, ромштексы, шашлыки на шампурах, аристократические биф-строганы, прочие прозаические шницеля и котлеты. Соответственно под крепкие напитки: традиционную водочку, французский коньяк, английское виски, ямайский ром, испанскую текилу, японскую саке, грузинскую чачу, русскую самогонку, а почему нет. Поев, попив, погуляв и выспавшись, мясоед принимался за свой домик, выедая его изнутри.
Были мясоеды по национальному вопросу, любители сосисок, пива и тирольских песен. Или, допустим, любители сальца, холодной горилки и тёплых хохлушек. А то и любители шашлычка под ящик сухого. Ну и в таком духе…
Мясоеды по своей природе любили очень энергоёмкие игры как-то: поднятие различных тяжестей, причём согласно формуле жизни города это были туши животных: быков, баранов, хряков. Иногда в живом, так сказать виде, но зачастую в замороженном или прокопченном виде, насаженные на колья-штанги. Рыбаки охотно и с большим энтузиазмом соревновались в метании рыбы-молот. Мясоеды с удовольствием боксировали, то есть дубасили друг друга, превращая лица в морды, затем в рожи, затем в хари, а уже потом просто в отбивные.
В квартале мясоедов был ещё один необычный павильон. Во-первых он потрясал своими размерами, дворец спорта в сравнении с ним казался детской песочницей. Представьте себе четыре башни, типа эйфелевых по углам, между ними натянут купол, и вся эта грандиозность называлась — «Павильон эксклюзивного блюда». На мраморном постаменте, заметьте, широкие ступени, ведущие сразу на второй этаж, обрамлены бронзовыми скульптурами представителей фауны. Причём каждая ступень отличалась от другой оттенком мрамора. На первом этаже была кухня, где готовили это самое блюдо и подсобные помещения, а на втором этаже открывалась такая картина. Огромное совершенно пустое помещение, потолок растворялся в туманной выси, по стенам гобелены изображающие сцены охоты работы немецких мастеров, на полу ковровая дорожка из шкур работы французских дизайнеров, по углам муляжи тех самых эксклюзивных блюд. Блюд, собственно, не много. Главное условие не вкусовые качества, хотя это небезынтересно, а – цена! Блюдо готовили одно единственное, но очень дорогое, безумно дорогое. Готовили и подавали крутым посетителям до тех пор, пока не находился наикрутейший заказчик и просил ещё более дорогое блюдо. Границы фантазий требования клиента определял только уголовный кодекс. Первое блюдо придумал будущий хозяин павильона миллионер, впоследствии миллиардер Корейский. Это был зажаренный в собственном соку верблюд, нашпигованный рябчиками и бекасами, которые в свою очередь были набиты заморскими фруктами, название которых миллионер запомнить не смог, поэтому записал их на стодолларовой купюре и подал владельцу ресторана. Тот обалдело присел и, почесав затылок, попросил немного обождать. Пока искали верблюда в местном зоопарке и эти самые заморские фрукты в аристократических кварталах вегетарианцев,
Корейский впоследствии придумал воздвигнуть на месте ресторана павильон очень дорогого блюда для таких, как он хозяев жизни. Он думал, что это предприятие украсит однообразие жизни миллионера, уйдёт тоска. Да, на какое-то время она ушла, и он стал миллиардером, но потом она опять вернулась. С эксклюзивными блюдами вышла такая петрушка: тем, кто мог придумать нечто фантастическое, не хватало денег оплатить, а тем, у кого деньги были, не хватало фантазии. Шутки ради и развлечения для, некий посетитель придумал прятать в какой-нибудь экзотический фрукт бриллиант и запекать с ним бекасов и верблюда. Сие подвигало заказчиков на более тщательное пережевывание пищи.
Это блюдо продержалось довольно продолжительное время пока, наконец, один чудак-птицеед придумал новое блюдо и продал идею богатому туристу. Тот пришел в павильон и с апломбом заказал «рагу из соловьиных язычков с белыми трюфелями и приправленное алмазной икрой из белуги-альбиноса.». На том пока и остановились. Зато птицеловы и рыбаки обеспечили себя на многие лета.
Мясоеды рьяно отстаивали свои кровные интересы в парламенте поголовно вступая в партию Мясоедов. Их лидер Хрящик, брызжа слюной и стуча сапогом по трибуне, требовал увеличить поставки мяса для строительства мясных домиков, а так же увеличением квот на отстрел дичи. На какое то время он зациклился на кормах для скотины. Для этих целей не хватало посевных площадей, так по всей стране метались делопроизводители в поисках лежалых земель, дабы превратить их в незалежные. Иной раз он в сердцах швырял стаканы с соком в вегетарианцев и обливал их газировкой, но это мало помогало по существу.
ОБЕД. Блюдо Третье
Постепенно из всех перечисленных кварталов стали откалываться едоки особой страсти: они любили сладкое. Сладкий творожок в шоколаде, взбитые сливки, пироги, ромовые бабы, коржики, хрустящий хворост, не говоря уже о пирожных и тортах. Они организовали самый изысканный, самый экзотический, самый влекущий квартал города Едоков — сладкий. Надо заметить и самый дорогой, не считая павильона эксклюзивного блюда, разумеется.
Квартал сладкоежек более всего подходил для развлечений, чем для жилья. Собственно именно в него стремились туристы, и число их росло день ото дня. Сладкие кварталы множились, услуги их становились всё эксклюзивней. Фантазия работала на полных оборотах. Кулинарные фирмы обслуживающие эти кварталы носили названия весьма импозантные: «Божий промысел», «Бизешка», «Айсберг», фирма восточных сладостей « Рахат-лукум» и прочие.
Все посетители сладких кварталов могли безбоязненно предаваться сладостным забавам. Допустим, были любители поваляться в жидком шоколаде, покувыркаться, побарахтаться, заодно отведав его. Отчаянная молодежь кувыркалась голяком, устраивала борьбу в центральном бассейне шоколадного зала. Солидные едоки предпочитали постоять под струёй тёплого какао, эдакий какаопад, или под вареньепадом. Едочихи обожали ванны из взбитых сливок, а также из арахиса, фундука, миндаля и кунжутных семечек. Тортовый зал предлагал аттракцион: сладостный лабиринт влюблённых. Это был огромный торт с проходами в виде лабиринта. Любовная парочка заходила в него по очереди, и искали друг друга, иногда нарушая правила и прогрызая в сладкой стене отверстия.
Вся внутренность павильона восточных сладостей была устлана коврами. Везде валялись подушки и стояли чаны с финиками, подносы с халвой, нугой, рахат-лукумом, пахлавой, … тут же стояли кальяны, желающие курили ароматные табаки. Посетителей встречали «танцем живота». Что такое танец живота, можно было бы и не объяснять, ибо кое-что известно понаслышке, но тем не менее.
Город Едоков, в географическом смысле, находится не на востоке, поэтому там, как и во многих других городах и весях запада и севера, танцуют чем угодно, но только не животом. Живот скрывают тряпками, а танцуют ногами, руками, головами и спинами, а также тем, что пониже… Отношение к животу особливое и это для едоков, естественно. Крайняя степень нахальства – не щадя живота своего. Танец – это древний всеобщий язык, не требующий перевода. На нём можно рассказать любую историю. Танец живота рассказывает историю любви и оплодотворения, то есть самое интимное в жизни едока и только в восточном павильоне. Для того чтобы произошел этот рассказ, нужно оголить живот. Обязательно, иначе ничего не выйдет. Тут очень важно не оголяться полностью. Только живот во всей красе и бесстыдной прелести. Иначе будут вмешиваться в разговор груди, ягодицы, плечи. Руки и ноги тоже лучше прикрыть просторными шальварами и накидками, к сожалению, это не всегда соблюдается.
Ведь когда обнажен только живот, все взоры сосредоточены на нём, на его складках, пупочке, чашке, на его тряске и подрагивании. Эта сосредоточенность даёт свои плоды наслаждения. Достойные плоды и если угодно эстетическое развитие смотрящих. Смягчение диких нравов и возбуждение интереса к естеству едока. К продолжению рода, как следствию всего вышеперечисленного. То, что это решает демографическую проблему говорить просто не приходится. Само собой ясно: танец живота хотя бы раз в неделю и проблема зачатия решена. Останется только сохранить плод любви. Тут такая зависимость. Живот не должен быть спортивным, гимнастическим. К сожалению, священное дело зачатия в современном безумном мире часто сводится к спорту, как свели к спорту все танцы. За исключением танца живота. Так вот женский живот танцовщицы не должен быть плоским, как у какого-нибудь мальчишки. Таким животом не станцуешь. И конечно же такой живот не пробуждает никаких желаний. Желание и восторг пробуждает живот перевёрнутой чашей с углублённым пупком, а ещё лучше двумя соединенными чашами. Такой живот не боится родов, они его не портят. Пропагандируя спортивные животы мы рискуем прийти к финишу… в совершенно пустом стадионе.
Танцем живота не ограничиваются забавы восточного павильона. Для пробуждения желаний и безудержных фантазий служат: танец плеч, танец ягодиц, танец грудей, наконец. При этом танцовщицы выходят с оголенными частями тела. Кроме того эти части тела должны быть достаточно развитыми. Что это значит? Допустим ягодицы: если они скошены, стиснуты одна к другой, либо мелкие, чахлые и невзрачные, такими не станцуешь. Плечи тоже не должны торчать костями лопаток и ключиц, они не должны иметь впадин, как у загнанных кобылиц. Плечи должны играть сказку, которую передать словами невозможно. Неповторимую прелесть плавных линий… Танец плеч – это самое высокое в эстетическом плане достижение.
Самое низкое, в смысле приземлённости к земным заботам нашим — это танец грудей. Грудь привлекательна любого размера от первого, до последнего. Такова её особенность: mamma (латынь) говорит сама за себя. Она зовёт и манит, она влечет, и с этим ничего не поделаешь. Хотя в восточном павильоне, когда танцуют грудями, соски заклеивают кружочками с кисточками. Старая уловка, но срабатывает на сто процентов. Сила воздействия танца грудей может сравниться только с танцем живота, а иногда и превзойти его.
Мы касались пока эстетических аспектов жизни города Едоков, возможно с лёгким налётом эротической составляющей. Если все перечисленные танцы соединить в один, постепенно оголяя все части тела, то это зрелище не для восточного павильона и не для сладкого квартала, а для других домов, которые обычно посещают вечерами.
Пока взрослые сладкоежки развлекались, их дети могли порезвиться в секторе для прыжков в сахарный песок с трамплина.
Обычной концовкой посещения сладких кварталов была, конечно же, забава: кидание пирожными и тортами. Все это происходило на специально оборудованной площадке фирмы «Божий промысел». Когда гости заполняли эту круглую просторную площадку со стеклянными витринами всевозможных пирожных и тортов вдоль стены, защитное стекло внезапно опускалось вниз и работник фирмы, маскируясь под туриста, брал увесистый торт и запускал его в физиономию дородной дамы. Её муж, естественно, возмущенный хватал первое попавшееся пирожное и кидал в нахала. Тот быстренько ретировался, пирожное попадало в кого-то другого и пошло поехало. Многие были наслышаны об этой забаве, ну а новички были приятно ошеломлены. После этого всех ждал тёплый душ и сладкий десерт с рюмочкой ликёра или мартини на выбор. Одежду приводили в порядок химической очисткой.
Далее туристов ожидали игорные и увеселительные заведения города Едоков, а также номера гостиниц административного центра или по желанию сырный домик, хлебный или мясной. Как правило, после сладкого квартала большинство туристов желало отдохнуть и переварить съеденное. Для достаточно активных посетителей города Едоков, которым не терпится, имелись Дома нетерпимости. Собственно, зачем терпеть, ведь так можно отвыкнуть совсем.
Надо сказать, что в городе Едоков медицина была поставлена на пьедестал и с этого пьедестала она видела все болезни, все предболезни и даже намёки на болезнь. Поэтому пройдя процедуру компьютерной диагностики. посетитель получал допуск к эротическим забавам: контактным или бесконтактным. Так что, Дом нетерпимости в городе Едоков был настоящим раем для озабоченных, как сказал бы моралист. А кто не озабочен? Это не про едоков. Едок всегда озабочен и прежде всего едой. Но когда он насыщается любимой пищей, грубо говоря, жратвой, тогда у него, независимо от культурного уровня, возникает естественная озабоченность второго плана, а именно – эротического, грубо говоря – сексуального, а ещё грубее – полового. Так устроен едок, так устроены все едоки. А кто не едок, тот покойник. Успокоился и почил.
«Всё для едока, всё для его блага» — лозунг, начертанный большими буквами у въезда в этот замечательный город. И правильно, а иначе, зачем этот прекраснейший из миров.
И ещё несколько слов перспективного характера.
По мере разрастания города Едоков, его развития и утверждения его статуса появились такие общественные институты, как Академия Еды, общество культуры потребления пищи, спецподразделения охраны кварталов (СПОК), театр одного едока, театр двух едоков, далее по нарастающей. На базе города Едоков организовывались международные симпозиумы посвященные потреблению пищи и её перевариванию, ежегодные конкурсы поварского искусства, ежегодный кинофестиваль «Большая жратва», праздники модной одежд из съестного. Само собой разумеется, что в городе были поставлены множество рекордов занесённых в книгу Гиннесса.
На философском факультете АЕ весьма основательно и всецело создавалась фундаментальная база еды, как таковой и её всемирно-историческое значение. Рассматривался вопрос: что первично? Еда или едок? Ходили споры: Потребление пищи это причина или следствие возникновения еды. В трудах академиков то и дело проскальзывала мысль, что Еда, чтобы там не говорили апологеты Физкультуры и спорта, тем более сексуальные апологеты, а тем паче политические апологеты является основой жизни, то есть всякой жизнедеятельности. Академики АЕ доказывали, что именно инстинкт потребления пищи является тем основным инстинктом, о котором так много говорят и даже снимают фильмы. Ведь тот якобы основной инстинкт зачахнет и замрёт без удовлетворения истинного основополагающего инстинкта, начала всех начал. Эта бодрая апологетика и филиппика, этот пафос Еды с большой буквы вдохновлял и продолжает вдохновлять едоков всех пристрастий и нюансов бытия еды. Более того в последнее время просматривается тенденция понимания еды не только в материальном, биологическом смысле, как поддержание обмена веществ в организме едока, но и как удовлетворение его духовных потребностей, а именно в виде духовной пищи. Под разным соусом эта духовная составляющая стала проникать и распространяться в среде едоков, что не могло не вызвать обеспокоенности в различных кварталах. Возьмём хотя бы мясной духан, который тлетворно влиял на все остальные.
Всех примирил один молодой ученый-философ, кстати, вегетарианец, своим фундаментальным трудом «Едок, как разрешение противоречия между Едой и Духовной пищей». После публикации этой диссертации, ему было присвоено почетное звание академика Еды. Избранные цитаты из этого труда были вырезаны на сырах, колбасах, их можно было складывать из буквенного печенья, цитаты вензелями красовались на тортах, ими татуировали бананы, яблоки и даже гранаты. Таким образом, напряженность сошла на нет. И постепенно в город стали приезжать не только за экзотикой еды, но и за эксклюзивной «духовкой». Едоки с удовольствием и неподдельным интересом слушали лекции академиков на площади «Словесного поноса», как в шутку окрестили это место местные остряки. Кстати они любили поиздеваться друг над другом в Парке Острого Перца. Любители музыки круглосуточно слушали радиостанцию «Едок +». Художники соревновались, если можно так выразиться, в павильоне «Сочного мазка». Очень в ходу был боди-арт цветными кремами. А также цветные икрогравюры, для которых использовалась икра различных рыб четвёртой стадии зрелости, то есть зернистая. Картины лепились на огромных плоских блюдах из нержавейки, фотографировались и тут же съедались под всеобщее ликование.
Святоши тоже пытались наложить свою, пропахшую ладаном, руку на доверчивых едоков. И начали они, естественно, с хлебных кварталов. Хлебоеды чуть было не купились на Христовое чудо. Святоши пообещали накормить их всех пятью хлебами. Правда, потом сказали, что нужно подождать… до второго пришествия. Большинство хлебоедов ждать отказалось, но самые наивные ждут по сей день и молятся на иконы, слепленные из хлебного мякиша.
На этом оптимистическом ожидании разрешите прервать воспоминания о городе Едоков.
й