Леший
– В такую ночь и черта в лес не загонишь, а то… тоже празднует с чертихой своей, черт ее побери… – пробубнил про себя леший, обходя свои лесные владения и любимые места – коряги, вывернутые деревья, глухие чащи и вырытые ямы.
Сегодня нужно было всю местную живность загнать по норам: Новый год – семейный праздник, и все должны праздновать его дома.
По случаю праздника он надел медный колпак и белый балахон – все это сливало его в одно целое с зимним лесом.
Он почесал свою косматую белую бороду и про себя загадал желание – чтобы его повысили до уровня лесовика, это ведь больше власти в лесу, больше зон влияния, и потом, боровики и моховики все как один пригнутся перед ним, а там недолго и до должности Честного леса, самого главного. Мусаил нынче совсем слаб стал, и кто-то должен будет прийти ему на замену.
– Ах! – злобно воскликнул леший, увидев, что одна из его любимых елей отсутствует. – Будь ты проклят, человечишка! Уж попадись ты мне на пути, собью с дороги, заведу в чащу глухую, заморочу голову, утомлю жаждой, сведу с ума ужасом лесным! Елочку сгубил мою любимую! Не будет тебе счастья в Новом году! Ладно, отомщу, мое время впереди… так… все звери по норам… тьфу ты! Забыл, зачем еще вышел.
А вышел он за подарком лешихе своей.
Это место мог знать только леший – в зимнем лесу, где ветки трещат от мороза, где сковывает льдом ручьи, имелось удивительное место, которое леший хранил с самого лета, – зеленый луг. Леший сорвал с него ромашек и поспешил к своей супруге, та от скуки ожидания вышла из дома и теперь раскачивалась на ветке старого дуба.
– Маринка, гони в дом! – сказал леший. – На вот тебе подарок на Новый год! С новым счастьем, лешушечка моя ненаглядная!
Маринка спрыгнула с ветки, улыбнулась, взяла ромашки и вплела их себе в распущенные рыжие волосы.
Это была их лучшая ночь, а на рассвете Маринка ушла спать под землю. Леший занялся своей обычной работой – первого января нужно было проверить всю живность на предмет наличия новогодних дебошей и пожаров в норах, ну и, конечно же, облегчить белкам, зайцам, медведям и другим существам всю тяжесть похмелья…
Водяной
Из незамерзающего зимой водоема высунулась голова старика. У него была белая борода, покрытая водорослями и тиной. На голове у него красовался колпак, и свисали длинные седые волосы. Вид у него был, как у утопленника: все лицо синее и белые-белые зрачки.
Высунувшись наполовину из воды, он стал шлепать по ней руками, хохотать, ржать и блеять овцой. Так он радовался наступающему празднику.
– Ты чего вылез из дому? – высунулась из воды его супруга-водяниха, женщина с огромной грудью. Вся зеленая и покрытая красноватыми бородавками. На лице росли усики, а шею обвивали водяные змеи.
– Так праздник же ведь, праздник! – еще сильнее зашлепал по воде руками водяной.
Вскоре над водой, хихикая, появились дети-водяненки. И если папа их успел себе брюхо отрастить за несколько сот лет, то они были худы, имели коровий хвост и гусиные лапки с перепонками.
– Дети, в дом! – зло выкрикнула мать. – А ты бы лучше утопленника какого заманил!
— Не боись, мать, заманим!
— Заманим, как же! Опять мне все делать. Иди за стол! Утопленник прошлогодний стынет.
– Кря! Кря! – ощетинился водяной и, обернувшись уткой, стал тыкаться супруге в грудь.
Та оскалила свой сгнивший рот и от наслаждения захрюкала…
Домовой
«Главное ведь, чтобы порядок был в доме на Новый год. Чтобы собрался узкий семейный круг, ну и я уж, сяду рядышком и чарку приму за год уходящий. Хороший был год, много чего было и хорошего и плохого. В этом году я пришел в этот дом. Скиталась душа моя – в землю тело ушло, а душу небо не брало, вот и причалил в квартирку. Благо свободная оказалась, без хозяина. Нынче я тут хозяин. И печку забытую отключу, и свет, и полы подмету, а то как же!.. Семья хорошая. Бабуля прямо во все верит. И в меня! Люблю я эту старуху, то кастрюлю ей на голову уроню, то рассыплю чего. А она не обижается, хохочет. Шалуном называет. Главу семейства задавил бы, не люблю я его. Потому что неаккуратный, а жена Любонька – очень даже ничего. Детишек нет пока, это горе, мог бы – помог…»
– Ну вот и Новый год наступил… – задумчиво произнесла Люба.
– С Новым годом! – разливая шампанское, сказал муж.
– Домовенку налейте! – потребовала Зинаида Андреевна.
– Ну, мам! – вспыхнула Люба. – Не начинай, а?!
– Придумаете тоже! – ухмыльнулся зятек.
«Ах, так! – подумал домовой. – Я, значит, здесь никто?! Ну, я вам покажу!»
Не успели все и пригубить из бокалов, как на кухне что-то загремело и задребезжало.
Зять побледнел:
– По-моему, там что-то грохнулось. Наверное, сквозняк.
Внезапно занавески заходили ходуном, повеяло жутким холодом и полы подозрительно заскрипели.
– Говорю же, налейте домовенку! Налейте, говорю! – запаниковала бабуля. – Он вам что, чужой что ли или посторонний?! Не злите батьку! Не злите, говорю, изверги! Сколько он для вас сделал, сколько уберег! Не гневите! Вот крест истинный вам, нельзя гневить хозяина!
– Блин… наливать неизвестно кому… шампанское нынче не дешевое! – с укоризной заметил зять, но шампанское налил. – Пусть подавится! – добавил он и, хлебнув из своего бокала, поперхнулся сам.
– Вот-вот, – заметила Зинаида Андреевна, – то-то же! – и, рассмеявшись, отнесла на кухню кружку с шампанским и конфеты.
– Кушай дорогой, кушай и счастья нашему дому принеси… Ты уж прости нас неразумных! Не знаем, чего творим и во что верим.
По спине Зинаиды Андреевны прокатилась волна тепла.
Больше в новогоднюю ночь домовой не шалил – от бокала шампанского его развезло, и он уснул на электрической плите…
Упырь
– Новогодняя ночь, и я должен сидеть голодным! – нервно отряхивал себя вылезший из могилы упырь. – Все жрут сейчас, наедаются, целуются, хмелеют от вина. Чем я хуже? У меня что, не может быть праздника?
Упырь взвыл на луну и устало опустил хвост. Красные его глаза горели злобным огнем, изо рта он вытащил острый язык и облизал им черные как смоль губы. Одернув пиджак, в котором его еще 4 месяца назад похоронили, он вновь пошел к своей вдовушке.
Жена его праздновала Новый год одна. Прошло всего четыре месяца со смерти мужа, и скорбь ее не прошла, а он продолжал навещать супругу при каждом полнолунии. А сегодня в новогоднюю ночь была именно полная луна. Это значило, что он опять будет сосать из нее кровь. Не до конца, чтобы прийти вновь. Силы вдовы были истощены. Ее самым большим желанием было, чтобы это закончилось. Ее желание на Новый год.
Напившись как следует, жена решила прогнать покойника навсегда. Надела самое лучшее платье, накрасилась и собралась уходить из дома. Вдруг, откуда ни возьмись, является покойный муж:
– Куда это ты?
– К брату, он женится на матери своей.
– Это как? Как это брат на матери? Так не бывает! Да еще и в новогоднюю ночь! Обманываешь меня? Я пришел к тебе. Подставляй шею. Угощай кровью. Кутить хочу.
Вдова буквально рассвирепела и, как в старые добрые времена, заорала на супруга и схватила сковороду:
– А бывает такое, чтобы покойный муж к живой жене своей приставал? А? Я тебя спрашиваю?! Где такое видано? У всех вдов мужья под землей спят, придавленные землей. Не тревожат они жен своих. Кровь их не пьют.
– А то и правда! Не бывает такого! – задумался упырь. – Раз ты так, то живи, не буду я больше кровь твою пить, мне теперь и смотреть на тебя противно. Вот так ты с мужем поступила? Теперь – прощай!
Новогоднее желание вдовы сбылось – больше он ей не докучал.
Упырь же со слезами побрел по городу, наткнулся на упавшего в снег пьяного мужика.
– Твоя беда – мой праздник! Что пришло к тебе, ушло ко мне! – обрадовался упырь и, припав в шее своей жертвы, высосал всю кровь.
И еще долго до самого рассвета можно было слышать его пьяные песни…
Русалки
У русалок на Новый год русальная неделя наступает. Выходят лускатухи на берег и давай песни петь да плясать. Косы распущены, сами в сорочках белых, а рукава цветами расшиты, волосы зеленые, лица бледные.
Русалки веселятся, и все вокруг шумит и гремит, и синий туман рассеивается над водной гладью.
Даже Мавка сегодня со дна поднялась – самая старая русалка. Грудь у Мавки обвисла, сама косматая, шерстью заросшая, с огромным животом и грязными ногтями по двадцать сантиметров. В руке кочерга – с ней она никогда не расстается, ей убивает людей, а потом в омут тащит. Правда, силы у нее уже не те, а раньше и без кочерги – защекочет, защиплет хлопца, пока тот от смеха в обморок не упадет. А иной раз косой замотает и тащит в жилище свое.
Села Мавка на камень, да приговаривает:
– Год от году хуже, год от году хуже… пищите девки, пищите! Радуйтесь! Год новый пришел, хлопцы новые идут к вам сами в сети. Тащите их, тащите! Тащите их на потеху!
А потом и сама в пляс пускается и запевает с девками:
Изумруды и рубины осыпаются дождем.
Соглашайся быть богатым,
Соглашайся быть счастливым,
Оставайся, мальчик, с нами –
Будешь нашим королем,
Будешь нашим королем…
– Ох, холодно у вас, девки, чай не апрель! Айда, девки, на дно! Там пошабашим! – разошлась старуха. И русалки с писком и визгом кинулись в озеро, до самой весны…