Евгений Иванович был мрачней тучи. Вот уже более двадцати лет он работал режиссером в местном театре драмы и комедии, но такого унижения и ощущения «связанных рук» припомнить не мог. Был канун Нового Года, Евгений Иванович работал над своей любимой постановкой, пьесой по роману М.Булгакова — «Мастер и Маргарита». На январь была назначена премьера с последующим бенефисом и почётными проводами на пенсию. И надо же было такому случиться…
Исполнителя главной роли, замечательного актера и любимца публики, пригласили работать в столичный театр. Что ж, это замечательно — но тут же, вежливо, и не менее настойчиво, поступила рекомендация из местного управления культуры, подкрепленная звонком из министерства, об утверждении на роль Мастера — молодого начинающего актера, сына одного из функционеров этого самого управления.
Закончилась очередная репетиция и Евгений Иванович находился в состоянии тихого ужаса. Мало того, что этот деятель искусств был полным нулем на сцене, так он еще и таскал за собой гурьбу малолетних поклонниц, которые улюлюкали чуть ли ни при каждом возгласе своего кумира. Разговор с главным режиссером не принес никакого результата. Была обещана значительная прибавка к пенсии и двойные премиальные за премьеру — и на этом все! Упоминание о престиже театра, и так теряющего своего зрителя, уперлось в рассуждения о финансовых трудностях и мировом кризисе. Пришлось отказать одному очень перспективному и талантливому молодому актеру, который уже начал было готовиться к роли…
Евгений Иванович сидел за своим рабочим столом, обхватив голову руками, когда противно зазвонил старый телефон. Это был главный режиссер.
— Иваныч, с Наступающим! Как дела? — голос был загадочно-приторный и не предвещал ничего доброго.
— И тебя, Андрей Андреич! А дела — как сажа бела…
— Ну что за настроение? Праздник на носу — а ты бубнишь!
— Да уж, подпортил ты мне его, на старости лет-то…
— Ладно тебе, ты и не таких вытягивал.
— Таких не было, поверь!
— Ну все… не начинай снова. Я вот чего звоню-то, — голос главного снизился до заговорнического шепота, — тут такое дело… Дед Мороз нужен. У прокурора утренник частный намечается для внука его, на 31 число. Так вот, там будут детишки всех влиятельных людей нашего города, ну и… родители их, соответственно. Понимаешь? В общем нужен кто-то из опытных.
— Будет вам! — впервые за день у Евгений Иванович улыбнулся.
***
С самого утра у Глеба было приподнятое, по-настоящему праздничное настроение. Он, как в детстве был в предвкушении новогоднего чуда — приятные флюиды радости растекались по всему телу, наполняя его изнутри. Словно художник, совершающий последние мазки в готовой уже картине, Глеб поправлял разноцветные игрушки, гирлянды и прочую мишуру, украшавшую пушистую средних размеров ёлку. Затем он подошел к старому шкафу, на дверце которого висел нарядный красно-белый костюм и, бережно разглаживая бархатную поверхность рукавов, в очередной раз улыбнулся. Вот уже второй год подряд Глеб подрабатывал Дедом Морозом по вызову на дом. За последние дни он успел трижды устроить детишкам праздник на дому, а сегодня, в последний день уходящего года, он получил сразу четыре приглашения. Парень старался больше не думать о внезапно утерянной перспективе получить большую роль в театре, о которой мог только мечтать. Что поделать? Зато у него появилась возможность неплохо подзаработать. К тому же все разъехались по домам и комната в общаге осталась в полном его распоряжении. А вечером придет Ленка, чтобы наедине с ним встретить Новый Год…
***
Стас с детства получал все что хотел. Уже в пять лет он точно знал — Деда Мороза не существует, потому его всегда угнетал приход ряженого идиота, заставляющего рассказывать ненавистные стишки, чтобы получить свой подарок о котором он знал заранее. Поэтому Стас ненавидел Новый Год всем своим нутром. И вот теперь, волей чёртова режиссера-самодура, он должен рядиться белобородым дедом и развлекать каких-то маленьких ублюдков. Резкими движениями Стас натянул на себя костюм, напялил усы и бороду и, поправляя на голове красный, подбитый белым пухом колпак, подошел к большому круглому зеркалу в прихожей своей квартиры. Отражение привело парня в еще большее бешенство.
— Тьфу! Я тебе это припомню, старый козёл! — эти слова искривили красивые, чётко очерченные губы. Из зеркала на него смотрел очень недовольный жизнью и злой Дедушка Мороз. Стас отчетливо вспоминал разговор двухдневной давности…
***
— Звали? — Стас заглянул в приоткрытые двери кабинета.
Евгений Иванович жестом пригласил парня, указывая на деревянный стул с резными ножками. Пока молодой человек вальяжно проходил и присаживался, режиссер с интересом разглядывал его красивое молодое, как обычно ухмыляющееся лицо.
— Не буду вокруг да около… Ответь — как, по-твоему, ты готов к роли?
— Вполне… я думаю, — ухмылка трансформировалось в подобие добродушной улыбки.
— Почему? — режиссер понимал, что разговор не сдвинется с глухого тупика, в котором завяз изначально, но остановиться уже не мог, — Откуда в тебе такая уверенность?
— Но ведь я выучил роль! Я ни разу не запнулся и… Ну вы же сами все видели. Я прочувствовал Мастера, я пропустил его через себя… Скажите — эта роль моя?
Евгений Иванович опустил глаза и выдавил из себя, отчеканивая каждое слово и превозмогая нарастающее раздражение:
— Послушай меня внимательно. Чтобы придти к этой роли, иногда и целой жизни не хватает. Тебя, уважаемый, я не вижу и в близком приближении на этом пути… Но я сейчас не об этом. Роль будет твоя, но, — Евгений Иванович открыл ящик стола и достал оттуда тощую стопку отпечатанных листов формата А4 и протянул опешившему от услышанного парню, — вот, учи.
— Это что?
— Это твоя роль. Сценарий. Ты будешь Дедом Морозом на детском празднике. У тебя три дня, чтобы подготовиться.
— Что вы себе позволяете?! — с горящими глазами Стас вскочил с места, отбросив сценарий в сторону, словно он был пропитан ядовитой жидкостью, — Вы что, забыли кто меня сюда назначил?
— Да нет, я помню, — режиссер спокойно собрал разбросанные по столу листы, снова складывая их в аккуратную стопку, — вот только роль Мастера ты получишь лишь после Нового Года… если справишься, конечно. Так что старайся.
— Я отцу пожалуюсь.
— Жалуйся. Только это моё условие. Или так, или, ты будешь выступать на частных капустниках перед своими девочками. А может, в рекламе зубной пасты снимешься.
— Почему пасты? — вид у Стаса был растерянным.
— Зубы у тебя красивые…
***
Загримировавшись так, что и мать родная не узнает, Стас удовлетворенно рассматривал себя в зеркале.
«Ничего. Никто и не узнает. Час позора, а потом в клуб на всю ночь. А главное — роль моя!»
Он взял мешок с приготовленными заранее подарками для детей и, подкинув в руке ключи от своего BMW, прицепил к лицу привычную ухмылку и вышел из квартиры…
***
Уставший, но все равно счастливый Глеб вышел из квартиры, где он устроил праздник последнему на сегодня ребенку. Молодой человек так вжился в роль, что временами ощущал себя настоящим Дедушкой Морозом. Заготовленные конкурсы и шутки, в сочетании с удачной импровизацией, приносили море радости не только детишкам, но и их родителям. Последнее мини-шоу закончилось шумными аплодисментами и россыпью благодарностей от расчувствовавшихся молодых родителей мальчика Славы, поэтому Дед Мороз позволил себе немного выпить с ними (иначе, они попросту не отпускали) за наступающий.
Пушистый снег обильно,как по заказу, выпавший в последний день уходящего года, весело хрустел под нарядными валенками Глеба. Крупные снежинки суетились, танцуя и вспыхивая от фонаря к фонарю. Глеб шел, будучи слегка навеселе, поздравляя прохожих и, думая о том, что он заработал сегодня не меньше ста долларов. Очень даже неплохо для нескольких часов работы, которая, к тому же, доставляла ему удовольствие. Теперь он сможет отблагодарить своих стариков, которые умудрялись время от времени слать ему деньги из деревни, жертвуя последним…
***
Стас окончательно растерялся, когда понял, что дети абсолютно не слушают его. Напускным басом он пытался собрать их в кучу, чтобы провести какой-то там конкурс, но все было тщетно. Разыгравшаяся детвора галдела, дергая деда за рукава и требуя выдачи подарков. Стас отчетливо припомнил, как лет в девять, он сорвал ватную бородёнку с Деда Мороза — и потребовал машинку на дистанционном управлении, закатив при этом истерику. В доме прокурора Стас успел заметить кое-кого из знакомых его отца, бывающих у них дома, потому, опасаясь разоблачения, неловкими движениями придерживал свою бороду. Дети почувствовали неуверенность его действий и стали кричать:
— Ты не настоящий! Отдавай наши подарки и уходи! Ты плохой!
— Дети, я самый настоящий! — фальшиво басил Стас, — Я приехал к вам из Лапландии…
В этот момент он получил по затылку чем-то увесистым, и, не будь на нем надета шапка — это могло закончится плачевно. Схватившись за голову и развернувшись, Стас увидел у своих ног фарфорового медвежонка довольно внушительного размера. Маленький сорванец в костюме зайчонка тут же ринулся за нарядно разодетую и, горящую разноцветными огнями ёлку. В три прыжка Дед Мороз настиг своего обидчика, хватая его за воротник и срывая ушастую маску. И тут он опешил… Это был его семилетний племянник Дениска.
— Отпусти, дурак! — противным голосом заверещал тот, пытаясь вырваться. Другие дети в этот момент стали развязывать мешок, неосторожно брошенный Морозом посреди зала. В этот момент в комнату вошел хозяин дома и, едва скрывая давивший его смех, произнес громко:
— Давай-ка дедуля отдадим детям их подарочки! Ведь тебя уже заждались другие детишки, не так ли?
Под радостный гам Стас суетливо раздал подарки и, увлекаемый за рукав прокурором, был выведен в коридор.
— Пойдемте за мной.
Они вошли в большую комнату, где за праздничным столом восседали взрослые гости. Комната взорвалась хмельным хохотом и никто не заметил, как побагровело под гримом красивое лицо молодого человека. На стене Стас увидел огромный плоскоэкранный телевизор, на экране которого резвились его недавние подопечные, хвастаясь друг другу подарками.
— И где вас таких берут только, актеришек? Что вы там сможете играть, в театре вашем? — Стас обомлел. Голос принадлежал ни кому иному, как его собственному отцу, — Передайте своему главному режиссеру, что я весьма недоволен вашей работой! Надеюсь, вы знаете — кто я?
— Ладно тебе, Никита, праздник же! Гляди как дедуля засмущался… — эти слова произнесла его мать, — С наступающим вас!
Все снова загоготали, а красный от выпитого и непрерывного смеха прокурор протянул, едва стоящему на ногах парню, новую стодолларовую купюру.
— Держи, будем считать, что заслужил.
Стас резко отдернул руку и, не произнеся за все время ни звука, развернулся и направился к выходу. У порога его догнал хозяин дома и грубо развернул к себе лицом. От улыбчивого весельчака не осталось и следа. Дыша перегаром, он прошипел в самое лицо Стасу:
— Обосрался, так еще дергаться тут будешь?! — он сорвал с готового провалиться сквозь пол парня шапку, смачно сплюнул на сотню и тут же ловко прилепил ему на лоб. В следующую секунду шапка вернулась на прежнее место, — А вот теперь, вали. С Новым Годом!
***
Как ошпаренный Стас вылетел на улицу и бегом огибая дом, направился к машине. От унижения и позора у него плыло перед глазами и он не заметил, как врезался в кого-то со всего хода, падая в снег.
— О, коллега, что же вы так неосторожно?! — Глеб уже успел подняться и теперь радушно протягивал руку, — Торопитесь куда-то?
Стас,отчаянно барахтаясь в снегу и путаясь в своем длиннополом наряде, поднялся наконец, самостоятельно, отталкивая в сторону руку помощи. Злоба исказила его лицо. Он начал нервными движениями срывать с себя ненавистный костюм, отрывать усы и бороду, а затем, с остервенением швырнул шапку в лицо ничего непонимающему Глебу.
— Да пошёл ты, козел!
— И тебя тоже с Новым Годом… — произнес озадаченный происходящим Дед Мороз, вслед удаляющемуся «бумеру». В одной руке он держал брошенные странным человеком вещи, в другой — слегка припорошенную снегом стодолларовую купюру, выпавшую из шапки.
» Ну не выкидывать же…» — подумал Глеб, продолжив свой путь…
25.12.2009