В. М. Соколов
Подлая я!
Я зашёл в парк, где стояла техника нашей миномётной батареи, увидел водителя Мартынова, спросил:
– Мартынов, нашли краску?
– Да, товарищ лейтенант. Другую, залёного цвета.
– Где?
– Она там стояла… Я так культурненько взял…
Он улыбался, глядя на меня, ожидая моей реакции. Значит, опять где-то стянул. Я укоризненно покачал головой, махнул рукой и пошёл из парка…
Поужинал в походной столовой и сразу направился в палаточный лагерь. Ещё один день моей службы в Армии заканчивался, хотелось пораньше лечь спать…
По чисто выметенной дорожке, вдоль которой стояли палатки, подошёл к своей. В палатке был командир батареи, лейтенант Вася Ненов. В большой палатке жили мы вдвоём, занимая разные углы. Ненов рассматривал разложенные на постели фотографии своей жены, которая несколько месяцев назад родила, и малыша.
– Вот и прошёл ещё один день, – сказал я, садясь на дощатый настил у своей постели, – и всё нормально.
– А у Ткача сбежал куда-то солдат, – сообщил Ненов. – Раньше слышал, что врач артиллерийских сборов хотел на Ткача составить акт о нанесении телесных повреждений солдату. Оказывается, это он и сбежал…
Молчание.
Ненов собрал фотографии, положил их в тревожный чемодан, а чемодан опустил вниз и ногой задвинул под настил, под свою постель.
– Солдаты говорят о том, что Ткач много кричит и всех запугивает, – заметил я.
– Я бы таких солдатов убивал! – вскричал вдруг Ненов весь в возбуждении. – Генерал, командир дивизии, срочно приехал, вызвал Ткача и спрашивал его: «Почему ничего не предприняли сразу же и не оцепили всей Юрги?» А завтра Викулин, профсоюзник, возвращается в батарею Ткача из командировки, а сам Ткач полетит в Баку, на родину солдата, и проверит, не дома ли он уже. Говорил же Ткачу Пополитов: «Не бей ты его!» Видишь, как получилось…
Я молчал.
Уже стемнело.
Ненов положил подушку на середину кровати, взял в руки транзисторный приёмник, не раздеваясь, лёг на постель, подсунув подушку под голову. Ноги, обутые в яловые сапоги, остались стоять на земле.
Из приёмника раздалось пиканье, затем через некоторое время как будто издалека и пробиваясь сквозь шум и потрескивание зазвучало:
– Двадцать два часа, восемнадцатого июня. Вашингтон. У Белого Дома встречают Леонида Ильича Брежнева… Никсон, его супруга и другие… Звучит артиллерийский салют…
Я стащил с ног сапоги, поставил их под настил, разделся и залез под одеяло.
Радиодиктор продолжал сообщать:
– Оркестр играет гимн Советского Союза… Гимн США… Церемония почётного караула. Брежнев и Никсон направляются к почётному караулу, состоящему из представителей нескольких родов войск. Его встречают тепло, жмут руки… Идут вдоль почётного караула… Такого количества людей во время официальных встреч не было никогда… Брежнев и Никсон поднимаются на трибуну… Проходит оркестр… Выступает Никсон… Он приветствует Брежнева и членов делегации. Четверть века назад он посетил Советский Союз. Прошлый год говорит о том, что устанавливаются контакты между нашими странами. Надежды мира связаны с контактами между нашими странами. Эта встреча – огромный шаг вперёд к миру во всём мире.
Дальше я услышал голос Брежнева.
– Я рад новой встрече и благодарен за тёплые слова нам. Это моя первая поездка в Вашингтон. Нас объединяет цель обеспечить мир. Итоги нашей первой встречи год назад в Москве заложили основу наших встреч. Я и прибывшие товарищ готовы к тому, чтобы переговоры оправдали интересы наших народов.
Затем – голос радиодиктора.
– Церемония встречи подходит к концу. Брежнев и Никсон с супругой входят в Белый Дом, где приступают к переговорам, имеющим большое значение для дела мира.
Зазвучали меланхолические, грустные блюзы в исполнении Джона Дависа… Согревшись, я погружался в сон и вдруг издалека услышал:
– Вася!.. Вась!.. Ты что ли спишь? Ва-ся!
Какой уж тут мне сон… В открытом проёме палатки почти в полной темноте, только лампочка на далеко стоящем от палатки столбе чуть-чуть подсвечивала черноту ночи, появился едва заметный силуэт.
– Вася!.. Вась!.. Выйди сюда…
По голосу я узнал: командир взвода в батарее Ткача Пополитов. Он – кадровый офицер, но какие-то проступки приостановили его продвижение по службе: он не рос ни в звании, ни в должности. Раздался щелчок выключателя приёмника, и хрипловатый голос Дависа замолк. В наступившей тишине слышно было, как Вася зашевелился на дощатом настиле, встал и вышел наружу.
– Вася! Я сегодня был в Юрге… Такую бабу привёз… Она сейчас у нас в палатке… Вася, хочешь её?..
– Веди её сюда!
В ночной тишине слышались быстро удаляющиеся шаги, а через некоторое время приближающиеся шаги и уже у самой палатки женский голос:
– Подлая я! Подлая я!
– Почему? – спросил Пополитов.
– А ты скотина! Ты это сделал со мной потому, что я спала!
– Ах та-а-к! Нет! Я тебе этого не прощу! Разве я тебя обидел? – угрожающе прохрипел Пополитов.
– Подлая я!.. Куда тут можно выйти?
– Сходи за палатку и пописай.
– Негодяй!
Когда женщина отошла от палатки, Вася просительно обратился к Пополитову:
– Ну, ты уходи, я сам скорее.
– Обожди, я её уговорю, а ты посмотришь, как я буду.
Прошло несколько минут, женщина вернулась. Снаружи началась возня. Не было криков или слов, было пыхтение. Я ничего не видел в полной темноте, только слышал. Вот борющиеся уже в палатке. В противоположном углу повалились тела на настил, заскрежетали доски. Затем – тяжёлое дыхание Пополитова, и через некоторое время стон женщины сквозь зубы: «Мгы-ы-ы!» И тишина…
Я лежу под одеялом и чувствую себя идиотом и пустым местом: со мной не посчитались, меня и не постеснялись. Как мерзко…
В углу – шевеление, кто-то встал, вышел из палатки, ушёл прочь. Безмолвно. Это – не по-человечески, что-то в этом – животное…
– Я – Вася. А вас как звать? – послышался Васин голос.
Женщина не отвечала или не хотела отвечать.
– Вас как звать? – громче повторил Вася.
– Валя.
– Валя, вы очень хорошая девочка.
– Если бы я столько не пила, то этого не было бы.
– Чего?
– Этого.
– А ничего и не было, – говорит Вася, и слышно как он беспокойно ёрзает на досках. – Что-то холодно стало.
– А вы оденьтесь… Вот я и побывала в настоящем военном лагере, в палатках. Никогда не думала, что буду ночевать в палатке… Вася, не надо!.. Не надо!.. Он передал меня тебе?.. А потом что ли будет тот, третий, что лежит?…
Я подумал: «Как же это она увидела в полной темноте? Что, у неё глаза кошачьи?»
– Я только погреться…
– Вася, не надо… Я устала… Давай спать…
Стало тихо. Я уснул…
Проснувшись, огляделся. В палатке было светло и всё видно. Ненова не было. Отвернувшись от меня, на его постели лежала женщина. Надел галифе, натянул на ноги сапоги, сбегал к умывальнику и умылся. Вернувшись, надел полевую форму, взял офицерскую сумку и, когда направился к выходу из палатки, услышал:
– Товарищ офицер! Не скажете, как выбраться из этого лагеря?.. Товарищ…
Не обращая внимания на женщину, её слова, вышел. Недалеко от палатки стоял Ненов. Немного вперёд выставив правую ногу, он ступнёй как бы отбивал такты. Увидев меня, он, не переставая ударять ногой по земле, сказал:
– Соколов, иди, выводи батарею на построение.
– Не буду выводить батарею на построение, не бу-ду!
– Не понял…
Ничего ему не стал объяснять, отошёл немного в сторону. Он, не дрыгая больше ногой, постоял в раздумье и отправился к палаткам батареи. Ко мне через некоторое время подбежал дневальный и, отдавая честь, сообщил:
– Товарищ лейтенант, Вас вызывает к себе начальник артиллерии.
– Иду!
Я шёл и думал, как мне сказать начальнику артиллерии, что вот уже три месяца прошло, как в полк пришёл приказ о назначении меня на должность командира кадрированной батареи. Зная, что будут учения, командиры решили: о приказе мне не сообщать, оставляя меня на время учений с личным составом, а затем и на время артиллерийских сборов Сибирского Военного Округа. И об этом я узнал. Хотел ему сказать, что в миномётной батарее замечательный личный состав, но не хочу быть командиром взвода у лейтенанта Ненова.
Так думая, вошёл в палатку начальника артиллерии полка. Он сидел на походном стульчике у лёгкого сборного столика.
– Здравия желаю, товарищ майор!
– Здравствуйте! Садитесь, – сказал он, показывая на другой стульчик. – Из полка сообщили, что Вашу жену отвезли в роддом. Сборы кончаться где-то через неделю. Вот Вам документы приготовили, оставляйте вещи и налегке поспешите самостоятельно домой, в Кызыл…
В этот момент мне стало ясно: судьба и случайность взяли под свой контроль дальнейшее развитие событий, и ничего не остаётся, как им подчиниться…
Через двое суток автобус, в котором я ехал, миновал перевал, спускаясь вниз и вниз в окружении леса, проехал Первый Кызыл, въехал в Кызыл.