В. М. Соколов
Короткие романы в письмах
Пролог
Александр достал из книжного шкафа небольшую папочку с тесёмочками, положил её на стол, включил настольную лампу, придвинул к столу стул, сел. Развязал тесёмочки, и стал читать уже в который раз «романы своей жены». Так он называл письма, которые лежали отдельными группами между сложенными пополам листами зелёной бумаги.
Первый роман
Здравствуй Тамара!
Наконец дождался от тебя письма, которому несказанно рад. Ох, Тамарочка, как хочется тебя видеть каждый день, каждую минуту – ты даже не представляеш. Вышли мне пожалуйста свою фотокарточку, посмотрю и буду думать, что ты рядом со мной.
Да Тамара напиши где будеш находится в праздник 7 ноября. Я буду наверное в Калинине и очень хотелось бы встретиться. Ты знаешь севодня я ездил в Городок с картошкой, а вчера был вечером у Почётова и отмечали с ним пятидесятилетие его матери. Вчера сушилка опять стала работать после небольшого перерыва. Гурин и Васильев работают и с каждой бригады по человеку. Тамара я уже кандидат в партию, а знаешь как Надежда не хотела дать мне рекомендацию от комсомольской организации. Председатель её насилу уговорил. Всё же до чего она вредная. Фильмы идут старые да мы в клуб теперь не ходим, сидим по домам и скучаем.
Тамара почему ты так пишешь? – «Если будешь переписываться, то…» Неужели ты забыла уже наши встречи, вечера. Или ты ещё сомневаешся в искренности моих слов, да и ты вобщем непонятная какая-то. Я каждое утро просыпаюсь и первым делом думаю где ты сейчас, что делаеш, спиш или проснулась. Представляю твою улыбку, глаза и ямочку на щеке. Эх, Тамара, Тамара?!..
Досвидание Целую, Петя 20.10-69 г
С горячим приветом к тебе Петя. Тамара что-то скучновато здесь стало без тебя. У нас нового ничего нет. Да только вот что агроном наш выходит замуж её берёт Толька. Знаешь Тамара как он смеялся надо мной. Пишу тебе из Быкова. Яздил сюда с трестой.
Что-то у меня авторучка сломалась, так что извини что плохо написал. На этом досвидание.
Жду ответа. Целую, Петя
Письмо от тебя получил и сразу же даю ответ. Тамара, я тебя очень благодарю за фотку. Утром просыпаюсь и первым делом смотрю на тебя и даже на целый день в сердце остаётся что-то тёплое. Знаеш Тамара на этой неделе попаду в Калинин и постараюсь найти тебя, а когда т. е. какого числа поеду точно не знаю. Ты мне сообщи точно уедеш на Октябрскую или нет. Тамара, ты спрашиваеш над чем смеялся Толька? – да он просто издевался надо мной. Он говорил: « Вот уехала Тамара и куда ты пойдёш? Я сейчас пойду к Надьке, а ты?.. – ты будешь только вспоминать да вздыхать». Вот примерно в этом духе был у нас разговор. У наз вроде ничего интересного нет.
Да Васильев Ванька избил Почётова. Он спал пьяный вот пьяного и избил правда ничего страшного. Я за Витьку ему отомстил, сделал тоже когда узнал всё. Мы по прежнему ездим в Быково со льном. Вот и сейчас отсылаю с почты тебе письмо. Вечерами мы собираемся и играем в картишки. В день колхозника концерт был, правда я не учавствовал. В тот день ездил с картошкой в Городок это 74 километра. Приехал поздно. Ребята затащили меня на гулянку. Там выпил стаканчик и уехал домой, я же был в рабочей форме, ты представляешь в каком виде.
Кажется написал всё. Передавай привет Анке. На этом всё.
Досвидание. Целую Петя. И жду письма.
24.10-69 г
***
Здравствуй Тамара!
Письмо от тебя получил. Живём нормально. Праздник у нас кончился. Погулял тихо спокойно. Правда одну ночь спать не пришлось ездил в Горицы бабу в роддом возил. Тамара я тебя ждал в эти дни думал ты приедеш к нам побывать. 5 декабря гулял в Волоскове отмечали день конституции. Вся интелигенция Колька и Витька. Тамара знаеш я подумал о том как же мы будем жить дальше. Тамара я думаю нам надо встретиться и обо всём поговорить. Мне хотелось бы идти с тобой по жизни.
Тамара, Тамара знаешь как я скучаю по тебе. Ты мне сегодня приснилась. Как будто я в лес пошёл, собака взяла лису я оглянулся смотрю ты стоиш, волосы распущены и улыбаешься и сразу уходить стала. Я побежал за тобой, а у меня ноги не бегут как будто бы связанные и тут дома я очутился и отец прибивает часы к телевизору. На этом я проснулся. Ерунда какая-то правда?
Пиши Тамара жду с нетерпением.
Досвидание. Петя
Вот и праздник прошёл. Ничего интересного не было. Один день провёл в Горицах у сестры, а остальные дни гулял по лесу с ружьём, а остальные отпраздновали каждый по своему. Колька был в Серпухове, Витька пьянствовал безпробудно, а я сегодня приступил к работе. Короче говоря ничего интересного у нас не было, вечерами сидел у телевизора, Тамара, наверное у тебя много впечатлений, так что пиши.
Ещё что писать не знаю. На этом досвидания. 12.11-69 г /неразборчивая подпись/
Сегодня у нас выходной. Вчера получка была немного выпили и Витька остался в Волоскове. Анка написала тёте Маше что на Новый год не приедет. Значит и ты не приедеш. Жди тогда меня в гости, наверное поедем в Калинин втроём. Ещё Колька и Витька нас пригласили в гости родственники. Изменений у нас Тамара нет никаких. Скучаем отсыпаемся как медведи да в картишки перебрасываемся. Пишу тебе письмо, а мать ругается, говорит и чем она тебе въелась, что здесь девчёнок тебе не хватает. Она это ты. Я, Тамара одну единственную люблю, ты для меня всё. Пиши Тамара увидимся ли мы на этот раз или опять собираешся куда уезжать?
До свидания. Пиши, жду, люблю. Петя
Здравствуй Тамара!
Вот уже прошло достаточно времени, а от тебя ни ответа ни привета. Или погода у вас испортились? Я живу по старому. Работаю, учусь. Сейчас у нас скука страшная молодёжи нет. Сегодня у нас зима, идёт снег. Тамара я думаю ты всё же напишешь когда приедешь. Я тебя очень жду, а если надоест ждать жди в гости. До сих пор не могу себе простить что встретил тебя и забыть не могу.
Короче говоря, пиши жду. Что тебя интересует пиши.
До свидания. Петя
***
Второй роман
Здравствуй, Томи.
Хотел написать тебе через неделю, но сегодня, на второй день, понял, что на неделю у меня терпения не хватит. Да что письмо? В нём можно написать что угодно, а я хочу видеть тебя каждый день. Вчера видел тебя последний раз на теплоходе, и после этого у меня начался ужасный балдёж (противное слово, наверное, надоело тебе, но это был балдёж самый настоящий). Не помню, как я пережил твой поход здесь, но, по крайней мере, я мог заходить к тебе в коттедж. Тебя не было, но должна была вернуться, я это знал и ждал тебя каждый день. Ты не представляешь, как мне сейчас тяжело от мысли, что больше тебя не увижу (может быть). На танцы я просто не могу ходить, хотя мне вчера предложил командор. Меня вообще начинает тошнить при виде женщин, кажутся все противными и похожими одна на другую. Особенно сегодня, когда я тебя не вижу первый день. Мне почему-то кажется, что я привыкну к этому чувству безразличия, но как я смогу жить без тебя? Я не помру, конечно, но жизнь потеряла всякий интерес для меня. Днём работа, а вечером тоска, до того противная… Когда ты была здесь, я спал по 4 часа в сутки и не уставал на работе, а теперь сплю столько же, а устаю ужасно и спать совсем не хочется.
Томи, я больше не могу писать; наверное, не надо было писать сегодня, но завтра будет то же самое, если не хуже. Я не могу тебя не видеть, не думать о том, что никогда тебя больше не увижу. Ну ладно, чёрт с ним со всем. Тебе уже, я чувствую, надоела вся эта чепуха, но пойми меня, что бы ты делала на моём месте? Надо закругляться, слишком много слов, а кому они нужны слова?
Извини за это глупейшее письмо. Может быть, это пройдёт, но я не хочу этого, не хочу писать кучу никому не нужных слов… Я хочу увидеть тебя, я хочу многого, Томи… А ты, наверное, уже поела мороженого и ничего не хочешь, ничего тебе не надо. Не знаю. И не знаю, что написать в конце письма. Напишу окей. Хотя это не к месту, и вообще ужасная глупость. Если хочешь, если у тебя есть что, напиши мне сюда, хотя правда не надеюсь. Адрес ты знаешь. Турбаза Сокол и моя фамилия. Не знаю, буду ли я здесь долго, но мне передадут письмо. Если хочешь, напиши.
P.S. Если ты выбросила мой московский адрес, я тебе дам мой местный, на всякий случай. Осташковский район, п/о Заречье, турбаза Сокол, Дмитрееву И.
Опять появилось желание написать тебе. Возможно, это от перемены места. Я сейчас в селе Свапуще. Всё-таки меня услали с «Сокола». Теплоход уходил в 22.40. Зашёл я на танцплощадку – первый раз с того дня, как ты уехала. Играла ваша калининская группа «Тверичи». Говорят, играют очень хорошо и поют неплохо. Но я как-то не заметил. Мне абсолютно всё равно: кто играет, кто танцует и с кем. Тебя нет, а до всего остального мне нет никакого дела. Недавно было у нас комсомольское собрание, и за хорошую работу мне на нём сняли выговор и пожизненный невыход. А зачем? На что мне выход? Когда я прохожу иногда мимо 42-й комнаты, у меня начинается «нервная дрожь», на душе чёрт его знает что, забываю обо всём на свете. Вижу только тебя. Как-то напился, думал, развеюсь, или легче будет, по крайней мере. Что ты! Наоборот; не стоит об этом писать, подумаешь, что это пьяный бред и всё такое. Но я ни о чём не могу думать. Только о тебе. И с каждым днём это чувство всё сильнее. Обычно людям, мне в частности, хватает 3-4 дней, чтобы забыть человека, которому клялся в любви и т. д. и т. п., и ещё больше, очень легко догадаться. Но без тебя, Томка, я просто не могу. Помнишь, я хотел тебе что-то сказать, но не мог, колебался, боялся соврать, думал опять увлечение, скоро пройдёт. Всё мне стало ясно буквально через несколько минут. Я тебе сказал, что люблю тебя, а теперь с каждым днём всё больше с ума схожу. Всё-таки это была правда, конечно правда, иначе и быть не могло. А ты что-то ничего не пишешь. Конечно это твоё дело, пусть будет, как ты хочешь. Если тебе будет хорошо, мне ничего не надо, это для меня самое главное. Не пойми это, как бред сумасшедшего, просто пойми меня.
У нас уже ночь и на меня ребята орут. Говорят, спать мешаю. Всё, Томка, опять не знаю, что в конце писать. Напишу опять окей. Вот и всё.
Мой новый адрес (на всякий случай).
Калининская обл., Осташковский р-н,
Свапущский сельсовет, п/о Рвеници,
рабочее ПМК Межколхозстрой, Дмитриеву Игорю.
P.S. Такая глушь, ужас. Ещё раз, Томка, люблю тебя, люблю…
Здравствуй, Томи.
Вчера получил твоё письмо. Я, конечно, рад, доволен, и проч. и проч. Не пойми это как шутку. Это, в самом деле, так. Я сейчас работаю на Свапуще, а вчера мы приехали проводить отряд в Москву. Вот и кончился он, отряд; лето кончается, «завозы» на базу и всё остальное. Пора домой. Но я здесь остаюсь до 10 сентября. Не знаю, почему, но мне совсем не хочется в Москву. И Селигер надоел, и работа. Наверное, от нечего делать остался я ещё на две недели. Да, сегодня узнал, что за два месяца заработал 170 рублей. Говорят – гроши, но у нас мало кто получил больше 150. А, в общем-то, нас, конечно, обманули. Ну и фиг с ними. Я, по крайней мере, знаю, что сделаю со своими деньгами.
Заметил такую штуку: как только ты уехала, я стал уставать после работы, и всё смертельно надоело. Ты знаешь, от чего это? И везёт мне всё меньше. Дня четыре назад мне по пальцу ударила труба в 200 кг. Ноготь оторвало напрочь. Вот теперь калека. Даже на гитаре сыграть не могу. А когда-то играл даже на рояле. Теперь, уж какой рояль! Ну, бог с ним со всем. Кроме всего этого есть ещё ты. Чёрт побери! Так и тянет меня написать тебе, то же самое… Тебе, наверное, надоело в каждом письме читать одно и то же: а что мне делать? Писать о погоде, о еде, о пьянке? А стоит ли тогда вообще писать! Мне уже это надоело до ужаса. Я хочу увидеть тебя. Ну ладно, у нас после работы многие ребята собираются посетить Калинин. Может быть, и я соберусь, если ты, конечно, этого захочешь. Если хочешь, приезжай в Москву ко мне, хотя этот вариант, я думаю, не реален.
Да, ты что-то написала о танцах. Я на них не хожу. Просто их в Свапуще нет. Там нет даже электричества, и в деревне живут одни старики и старухи. А на «Соколе» после того, как ты уехала, у меня начался «пожизненный» невыход. Правда, когда я уезжал на Свапуще (это было в 22.30), я зашёл на танцплощадку, но ведь тебя там нет, а на новый заезд я смотреть не могу – не на что. Вот так вот и живу. Скука без тебя, ещё 2 недели такой скуки. Как-нибудь переживу, и что потом – это от тебя зависит.
Третий роман
Срочно!
Тамара! Почему ты так груба со мной? Я ведь не делал тебе ничего плохого, не должен тебе что-то, не растекался по древу… и не говорил комплиментов… по крайней мере до того, когда ты таким фраерским образом не отгородилась от меня дверью на глазах у всех… Но знай – если бы ты не была оригинальной с того дня как я узнал тебя, я бы не унизился до того, чтобы стоять и говорить с тобой через дверь перед всем миром… Да!
Не думаю, что это было кокетство – оно было бы смешно и жалко в наш век – век космических скоростей, в век мышления и нехватки времени для него, не хочу думать, что это жест самовлюблённости твоей…
Короче – что это ни было, – мне не страшно, что я был так унижен. Ты ведь хотя и небольшая, но всё-таки загадка, но всё-таки не серое, похожее друг на друга, окружение…
Чего я искал и ищу всегда, что и заставило меня сойти на станции Калинин?.. Я хотел узнать тебя поближе перед отъездом… Это же право каждого человека – интересоваться интересным. Ты для меня человек интересный, но, если ты боишься «что станет говорить соседка», если ты считаешь предосудительным для своей чести и персоны «с чужих слов», как ты говоришь, общение со мной, то, пожалуйста, – я не навязываюсь…
Тамара, я хотел написать тебе так много, но всё это может неинтересно тебе. Напиши что интересно…
Тамара! От твоего письма многое зависит. Я не тот, который ходит следом, дабы показать любовь. Моя любовь – не на показ. Моя любовь, как и вообще любовь – одна, по назначению и без ошибок. Человек не имеет права ошибиться в любви, так как она одна бесконечна во времени и пространстве… И Земля, и Солнце, и Пушкин, и Шекспир – все смертны. И бога забыли, и Маркса опозорили, но любовь одна светит в бесконечности вселенной и, как сказал великий Данте, «движет солнца и сердца». Она – единый комплекс, дающий жизнь, движение и бесконечна во вселенной… Вот она простая истина, которую тщетно ищут учёные мужи философии!..
Ну ладно, Тамара, если я начну говорить о философии и о поэзии, то уж тогда не остановишь… Как я хочу слушать кого-то внимательно и видеть рядом того, кто внимателен к моему слову. Это, по-моему, наивысший источник вдохновения, если не единственный. Да! Я знаю, если бы меня слышали, то есть понимали, я бы писал стихи ежеминутно. А так…
Ладно, хватит об этом!
Тамара! Если ты хочешь иметь друзей с прехорошей славой и приличным общественным мнением, – я не подходящая кандидатура! Поищи таких в этом обществе, в коллективе… А я всегда один и если только что и делаю с коллективом, то грублю ему, называя его серой и обыденной массой; говорю, что большинство в нём не видят в любви эстетического и духовного начала, а только другую его половину! Я восстанавливаю мнение против себя тем, что не приспосабливаюсь к нему! Пусть лучше буду один, но свободный и независимый, и пусть обо мне говорят так, как говорили тебе, и те, кто слушает их, пусть теряют меня из-за чужих слов.
Да, я иногда навязываю дружбу, то есть пытаюсь подружить с кем-то, но редко, очень редко! Только в том случае, если верю в то, что она свободна от среды, что она тоже не может жить, как живёт окружение, что мы чем-то близки, что она тоже хочет общения со мной…
Ты же хвалишься, что у тебя много друзей – дружи с ними, я же не достоин дружбы с тобой…
П.С. Тамарочка, меня легко потерять, но возрадуешься ли ты от этого? Пиши. Жду. Посылаю два письма одного содержания по адресу Чертолино и по адресу Калинин. Пиши сразу, как получишь. А. Смоликов
Здравствуй, Тамара! Я напрасно ждал от тебя письма. Извини. Ты знаешь себе цену. Молодец! Необычная, умная, примерная, непохожая на других… Прекрасно…
Желаю я тебе, Тамарочка, всех и всяческих благ, успехов в личной жизни и общественной работе…
Тамара, а можно было ведь написать… Мы же люди, чёрт возьми, и живём на одной земле.
Почему так? Я думал, что ты напишешь мне. Я так понял, что тебе моя дружба не нужна. А зачем тогда всё?
Прошу прощения за беспокойство.
P.S. Посылаю тебе два стихотворения, напечатанные в нашей Загорской газете.
А. Смоликов
И первой,
Самой чистой порошей.
В твоих глазах – черёмуховый дым,
Зелёная берёзовая роща.
Тебя бы петь волшебным соловьём
И голосами всех цветов и листьев.
Струятся волосы на грудь твою ручьём
Заливистым и звонко-золотистым.
Тебя не красками,
Не тушью рисовать,
Лучом безоблачного майского рассвета.
Твоё лицо –
Цветущих вишен падь,
Зари,
Ещё невидимой,
Возьму Тебя сейчас
И унесу я –
Спою,
И напишу,
И нарисую
Там Твой портрет,
И небо,
И весну…
И непонятная улыбка…
Прощально скрипнула калитка,
Но прочь уйти я не могу…
Неужто так заведено,
Что б люди вдруг
Поцеловались,
Сходили раз-другой в кино
И тихо-смирно
Тебя я больше не увижу…
Следы метелью замело,
Уже сугроб позёмка лижет.
Здравствуй, милая Тамара.
Извини, что долго не писал. Но, понимаешь, приехал и началось. Пока со всеми поговорили, пока все всё рассказали, пока практику всю защитили. Потом обмывали распределение. Так вот время и шло. А пьяный я не хотел тебе писать. Хватит, ты меня и так уже видела. По распределению я попал в Вологду, на подшипниковый завод, мастером. 100 руб. оклад и общежитие. Вообще не блеск, но я не расстраиваюсь. В понедельник приступаю к изготовлению диплома. Подготовку прошли уже всю и теперь начинаем. Подобрали себе тёплую компанию и комнату в институте. Вот у меня и всё.
Как у тебя дела? Ты, наверно, думала, что я уже не откликнусь, потеряюсь? А я не такой. Вот так. И вообще, оказывается, ты мне, очень нужна. И поэтому в мае я приеду на тебя посмотреть.
А пока всё. Целую Олег. 19.03.70
Решил узнать как Ваши дела. Говорят, Вы обижаетесь на меня за то, что я редко пишу. Право, не стоит. Я ведь вообще не пишу никому, кроме тебя. И вообще я очень отвык писать письма. Я только люблю их получать. Как ты там живёшь, моя замученная? И на работе тебя обижают и я ещё в придачу. Я тебе очень сочувствую. А может тебе это нравится. В общем здорово не переживай, это бывает. Мне сейчас не лучше. Губят меня и бабы и водка. Да и поспать люблю. А тут ещё диплом на носу. Тоже тяжко. Так что на пару не будем вешать нос, и, может, будем живы, если не помрём.
У нас тут весна, солнце и красивые девки. Смотришь в окно, и как нож по сердцу. Даже тебя иногда вспоминаю. Вот ведь. Странно как-то. Я по тебе так соскучился. Собирались мы с Витахой к тебе съездить, да не получилось. Так что не скоро мы с тобой увидимся. У меня ведь летом сборы. Июль и август. Только сентябрь свободный. А ты не знала. Теперь знай.
Тома, напиши мне что-нибудь про Вологду, она к тебе всё же ближе. Так мне туда не охота ехать, хоть в армию иди. А видно придётся, хоть и не охота.
И пиши мне почаще, не обращай на меня внимания, поддерживай во мне силы, которые приходят в упадок. Я тебя очень прошу. Пиши. Чаще. А то я по причине своего наглого характера, ленюсь. Бить меня за это надо, да некому, жена сбегла, а мать и ты далеко.
И не всё время я шучу, и вообще я тебя люблю. И хочу тебя увидеть. И очень скучаю. И опять люблю. И вообще люблю. И вообще до свидания.
Передавай привет Верочке от меня и от Вовки. Я получил от него письмо. У него всё хорошо. Целую и жду. Олег.
Здравствуй, роднуля!
Вот уже 28 августа, а это говорит о том, что последнее лето в армии подходит к концу, а это тебе не фу-фу. Тамара, по моим подсчётам срок твоего заключения на теплоходе «Победа» подходит к концу, и у меня появляется надежда в скором будущем получить письмо от тебя. Что ж будем надеется. Вот пишу тебе сейчас, а номер дома помню смутно, вроде 41, ладно, была, не была. Да, совсем чуть не забыл, вчера, не с того, не с сего, вдруг решило наше начальство солдату кино покрутить, все, думали, что художественный фильм будет, а показали три документальных и один из них (минут на 30) о Питере, ну а в зале сидят все, кто меня знает и все давай орать: «Скребов, Женька, Питер кажут». – А я уже торчу, пальцы кусаю, чтобы душонка не выпрыгнула. Представляешь, показали все достопримечательности, и ты можешь себе представить, я видел свой дом, и вообще много таких злачных мест, связанных с моим гражданским бытьём, ну там, Невский от и до Исаакиевская площадь и ещё много чего. Да, вчера смотрел «Sopot – 70» – ПОТОЛОК! Если ты смотрела, то, надеюсь, ты разделяешь мой восторг. Ну, у меня всё, надеюсь, что письмо к твоему приезду будет уже на месте. До свидания. Целую, Женя.
P. S. Привет предкам. Да, ещё жду ответ на то, что по телефону не сказала.
***
Прошло уже шесть лет, как Александр похоронил жену. Время залечило и приглушило боль утраты, и не лились из его глаз слёзы, и не сжималось до боли сердце как прежде, когда на него накатывалась волна воспоминаний, но после прочтения писем появилась в глазах небольшая резь, на щёки вытекли слезинки. Александр вытер их тыльной стороной руки и произнёс:
– Почему ты хранила эти письма?
Уже в который раз задавал он себе этот вопрос, вспоминал, что, бывало, и обижалась она на него, и даже винил себя в её, казалось, случайной смерти. Ведь поступи он в какой-то момент, незадолго до её смерти, иначе, всё пошло бы по другому пути. Но судьба сложила события так – как ей было угодно. Он окончательно убедился, что совесть не позволит ему забыть своей, пусть и придуманной, вины… Но Тамару не вернуть, и ничего не исправить.
Александр посмотрел на часы. Сегодня день рождения Тамары, и вот-вот должны подойти сын Алёша с женой Наташей и внучкой Аней, младший сын Мишка. Собрал письма в папочку, завязал тесёмочками, поставил в книжный шкаф позади книг так, чтобы не было видно. Вздохнул и отправился на кухню готовить стол…