1. Сотворение мира.
Вначале была грязь. Она смердела, пачкалась, хлюпала под ногами, стягивала с ног ботинки. Ещё были горы вонючего мусора, толпы бомжей, снующих тут и там в поисках добычи; были крысы и вороны. Несколько раз в день приезжали помойные машины и самосвалы со строительным мусором, внося свою скромную лепту во всеобщее благополучие. От каждой машины вороны разлетались с испуганными криками «карррраул», но, разобравшись в чём дело, слетались обратно, восклицая «каррррашо». Поговаривали, что свалка в этом месте уже несколько лет запрещена, потому что это внутри города, хоть и в промышленном районе, но сторож Вася закрывал на это глаза (за умеренное вознаграждение, естественно; через год работы, он с этого умеренного вознаграждения поменял свои старенькие жигули на новенький мерседесик).
Потом пришёл Мент-Разрушитель. Он посадил бомжей в свои полосатые машины, предварительно начистив морды несогласным (правда, морды после этого не стали чище, а стали… грустнее, чтоли). Одним своим недобрым взглядом он лишил сторожа Васю недельного заработка. Впрочем, на этом неприятности сторожа Васи не закончились, потому что мент достал ещё и бумажку с надписью «протокол», после чего Вася был вынужден поменять свой новенький мерседесик на старенькие Жигули («зато на свободе» — бормотал Вася, отсчитывая ассигнации)
Потом пришёл Великий Узбек-Строитель. Он огородил территорию дырявым деревянным забором (раздобытым по случаю на соседней стройке). Довоенным бульдозером, изготовленным из танка Т-34 путём отхреначивания от него дула посредством болгарки и прихреначивания спереди стального листа, он выровнял место бывшей свалки, утрамбовав бОльшую часть непокорного мусора. При помощи полуторки «ГАЗ», поднятой со дна Ладожского озера и выкрашенной краской «тиккурила», он вывез оставшийся мусор на соседнюю свалку, не забыв отстегнуть местному сторожу Толику. При помощи лопаты и едрени-фени, он выкопал котлован. При помощи деревяшек, оставшихся от забора, гвоздей от него же и коленки, он соорудил опалубку. При помощи ведра и .баной матери, он залил эту опалубку бетоном, добавив в раствор цемента в два раза меньше, чем положено. При помощи башенного крана и безбашенного крановщика, он положил на фундамент бетонные плиты в двадцать этажей (несчастные случаи на стройке были).
Потом он принялся за внутреннюю отделку. При помощи жидких гвоздей и крепких русских выражений с узбекским акцентом, он уложил на кухне линолеум пузырями, в которые мы могли прятать свои запасы пищи. При помощи твёрдых гвоздей, оставшихся от опалубки, в свою очередь оставшихся от забора, в свою очередь стыренного на соседней стройке, он прибил плинтус к железобетонной стене; гвозди, согнувшись о стену, зацепились за линолеум так, что в пространстве между стеной и полом мы смогли прятаться от врагов и заводить потомство. При помощи разводного ключа и непереводимого узбекского фольклора, он прих.ячил смеситель так, что из него постоянно текла вода двумя струйками, обеспечивая нам водопой. Потом он приладил к вентиляционному отверстию рваную сетку, чтобы мы могли совершать набеги на соседние поселения. И ушёл, оставив нам рай.
2. Проша.
Мы сразу в него влюбились, как только увидели. Он был простым русским мужиком — ростом выше среднего, полноватым, седоватым, лысыватым. Его вечно заспанная морда периодически то там то сям украшалась синяками. Можно было даже подумать, что это один синяк-кочевник: то он полиловеет и прикинется фингалом под глазом, потом побагровеет и выскочит шишкой на лбу, или важно припухнув, лениво выползет на губу, как-бы сообщая всем: «Ну здравствуйте, добрые люди, что мы сегодня будем пить?» А хозяин как-бы отвечал: «Ну здравствуй, дорогой мой, пить мы сегодня опять будем водку», и уходил на долгое время из дома, появляясь через несколько дней чтобы заснуть посреди кухни в собственной блевотине. Ах, как мы наслаждались остатками малосольных огурцов и картошки, изрыгнутых его слабым организмом! При нём наш рай расцвёл и достиг вершины своего благополучия. Под водопоем стояло огромное ведро с помоями, которое он никогда не выносил, и от этого еды в нём становилось всё больше и больше. Мы наслаждались едой, мы купались в еде, мы восхищались едой. Вся наша жизнь была посвящена культу обжорства и секса. Не занимая свою голову добыванием провизии, свободное время мы могли посвятить размножению. Наша колония достигла гигантских размеров. Мы совершали набеги на соседние колонии – просто так, для смеха — нам доставляло огромное удовольствие отнимать последнюю еду у этих несчастных и пользоваться их женщинами. Мы забыли, что такое жить в нужде. А зря… Ведь всё хорошее когда-нибудь кончается.
3. Сигизмунд Карлович.
Когда он в первый раз появился на кухне, мы поняли, что грядут великие перемены. Он был той национальности, которую люди очень боятся в себе обнаружить, но которая в каждом из них присутствует. Выглядел он тоже как подобает этой национальности — среднего роста, нос с горбинкой, немного картавит, чёрные с сединой, вьющиеся, плохо уложенные волосы. Он пришёл к Проше с какими-то бумагами и бутылкой водки, которая была немедленно выпита, причём пил в основном Проша. После этого они ушли куда-то вместе, и больше мы Прошу не видели. Потом пришёл Хохол-Ремонтник. Он разобрал старую вонючую мебель и унёс её в неизвестном направлении. Он отломал плинтуса и дверные наличники, загнав нас под линолеум. Он оторвал линолеум, заставив нас прятаться на антресоли. Он опрыскал всю кухню каким-то едким газом, который убил бОльшую часть колонии – тех, кто не успел забраться в вентиляционное отверстие. В вентиляционном отверстии вскоре тоже стало нечем дышать, и нам пришлось бежать в соседнюю колонию – к тем, на кого ещё совсем недавно мы совершали набеги. Но тогда мы были здоровыми, крепкими и сытыми, а сейчас едва двигались от голода и отравления, к тому же, колония наша значительно поредела. Едва мы ступили на вражескую территорию, нас окружили полчища наших врагов. Мы сражались как могли, и много нас полегло тогда. Но они не смогли победить нас и вынуждены были заключить с нами мир. Условием мира, правда, было отдать в безвозмездное пользование наших женщин, пока мы находимся на их территории, но это вполне приемлемое условие, тем более, что онанизм ещё никто не запрещал. Несколько неприятно было то, что нашлись желающие попользоваться нашими мужчинами, но мы смирились и с этим, считая это неплохой расплатой за крышу над головой, к тому же некоторым из нас это показалось даже приятно. Приходилось, правда, добывать хозяевам хорошую еду (хлебные крошки и колбасные обёртки), и при этом жить впроголодь, питаясь обойным клеем, но и это не беда – для фигуры полезно.
Наши разведчики регулярно наведывались на кухню и однажды сообщили нам радостную весть, что ремонт окончен. Взяв с собой самых некрасивых, к тому же старых женщин (красивых нам не отдали, но это – так, мелкая неприятность), мы отправились к себе домой. То, что мы там увидели, повергло нас в шок. Кухня сверкала белизной и чистотой, на полу блестел ламинат, плинтуса были прочно приклеены к полу и стенам, щели между разделочными столами и стенами были закрыты пластиковым профилем. Вода больше не текла из смесителя – и проблема с водовоем встала очень остро. Мы, конечно, нашли место для обитания за шкафами, но сразу стало ясно, что хорошая жизнь закончилась. Дальнейшие события только подтвердили эту гипотезу. Сигизмунд Карлович регулярно истреблял наших зазевавшихся собратьев тапками и травил нас газом. К последнему, кстати, мы вскоре привыкли, и даже стали получать некоторое удовольствие – если вовремя спрятать нос в жопу товарищу, то концентрация яда не достигнет смертельной дозы, а наоборот сочетание ароматов давало потрясающий эффект. Многие из нас после этого выходили бить морду Сигизмунду Карловичу и погибали в неравных боях с его тапками. Надо было что-то делать, и у нас созрел план. Но для его воплощения требовалось сохранить и преумножить численность колонии, и для этого мы решили создать Кодекс поведения, который должны были соблюдать все жители.
Кодекс поведения
I. Определяющие понятия
— Тапок. Надевается на нижние лапы человека при помощи верхних лап человека. Очень опасное оружие. От его попадания ещё никто не выживал. Если скрыться от тапка, Сигизмунд Карлович (см. статью «Сигизмунд Карлович») прыскает в место скрытия ядом (см. статью «яд»)
— Яд. В малых дозах даёт потрясающий эффект. Хочется секса и бить морду Сигизмунду Карловичу (см. статью «Сигизмунд Карлович»). Сигизмунд Карлович не хочет, чтобы ему били морду и для защиты пользуется тапком (см. статью «тапок»). В больших дозах смертелен.
— Сигизмунд Карлович – мудак (см. статью «мудак»)
— Мудак. Бранное слово, придуманное Прошей (см. статью «Проша») для обозначения нехороших личностей, которые, например, отбирали у него водку)
— Проша. Идеальный мужчина. Тапками не пользуется. Любит блевать. В суе не поминать.
II. Поведение таракана
— При виде тапка застыть на месте и ждать своей участи. И да не дойдёт дело до яда.
— При встрече с ядом спрятать нос в жопу товарища и получать удовольствие. Товарищ при этом либо должен засунуть нос в жопу другому товарищу, либо умереть молча. В данном случае действует правило: “Кто первый — того жопа, кто не успел — тот помер”.
Мы принялись наблюдать за Сигизмундом Карловичем и выяснили некоторые небезынтересные его особенности. Во-первых он один растил дочь. Жены у него не было — как мы поняли, она умерла несколько лет назад. Дочь училась в школе, а после школы была предоставлена самой себе — её воспитанием было заниматься некому. Отец часто уезжал на несколько дней, а она в это время приводила в дом всяких сомнительных личностей и занималась с ними всякими сомнительными делами. Это было нам на руку. Во-вторых мы выяснили источник дохода Сигизмунда: он занимался перепродажей антиквариата и специализировался на картинах. Постепенно у нас созревал план действий, но мы долго копили силы для его воплощения.
4. Ангелина.
Дочь Сигизмунда Карловича по имени Ангелина, была девушкой вздорной и неуправляемой. Ей было четырнадцать лет, что по человеческим меркам очень даже немного; по человеческим же меркам её врядли можно было назвать привлекательной: невысокого роста, полная брюнетка, с неправильными чертами лица и носом с горбинкой как у папы; вполне уже сформировавшаяся, что в её возрасте встречалось не у каждой девушки. Сигизмунд Карлович любил свою дочь, дочь по-своему любила Сигизмунда Карловича — и это было их первым слабым местом. Первым, но не единственным.
Когда улеглась вся эпопея с переездом и ремонтом, их жизнь начала входить в своё привычное русло, хозяин квартиры куда-то уехал, и дочь осталась одна. Мы ещё ни разу не видели самку Сигизмунда, и, по всей видимости, она по каким-то причинам не жила с ними; Ангелина осталась одна. Когда закрылась дверь за хозяином квартиры, она моментально бросилась к телефону.
— Алё, привет. Ты чё делаешь сёдня вечером? Да? Ну тогда заходи ко мне — выпьем, потусуемся. Чё?.. Да не, мы на новую хату переехали, надо новоселье справить. А? Предок? Да съебался он на несколько дней, за картиной какой-то. Ну чё, приедешь? Ну давай. Чао!
— Алё, здарова. Потусоваться хочешь?..
Как говорят люди, муж в дверь, а жена — в Тверь… Ну что ж, это нам на руку. Пьянки — это бардак, бардак — это хаос, хаос — это враг упорядоченной жизни, упорядоченная жизнь человека — это наша смерть, а смерти мы не хотим. Лина, приводи своих дружков, пейте, веселитесь, мы этому всегда рады…
Была и ещё одна важная метка в услышанном — Сигизмунд уехал за картиной. Мы пока не знаем, для чего нам пригодится эта информация, но мы уверены, что она не будет лишней. Сигизмунд — наш враг, мы объявили ему войну, и мы должны знать про него всё.
Ангелина начала задолго готовиться к предстоящей вечеринке. Она убралась в квартире (нельзя сказать, что нас это сильно расстроило — мы предвкушали предстоящее веселье и вытекающий из него бардак), переоделась, накрасилась. В общем, гостей встречала при полном параде. Надо сказать, что гости нам показались полнейшими отморозками, во всяком случае, в представлении поколения Сигизмунда Карловича. Первым пришёл худой, плохо вымытый юноша с гнилыми зубами и длинными спутавшимися волосами, завязанными в хвостик. Он поцеловал Ангелину в щёку, что, как нам показалось, было ей не очень приятно.
— Здорова, Лина, — произнёс он после поцелуя, — ну как жизнь то? А ничего у тя хата, молоток твой батя.
— Мы недавно въехали. По-моему тут ещё не очень обжито
В ту ночь мы впервые смогли оторваться. Вернее, отрываться мы могли ещё неделю, пока Сигизмунд был в отъезде. На кухне быстро выросла гора грязной посуды, в которой мы устраивали свои пиршества. Периодически на кухню заходили разные люди иногда для того, чтобы взять пиво из холодильника, иногда для того, чтобы поспать; а пару раз — и для того, чтобы потрахаться на угловом диванчике. Мы собственно были не против, потому что ни тем, ни другим, ни третьим до нас дела не было, а, следовательно, и нам до них.
Всё изменилось в одну секунду: раздался телефонный звонок, Ангелина взяла трубку — и тут же побледнела
Она подбежала к музыкальному центру и выдернула шнур из розетки. К тому времени музыка играла скорее по инерции, никто не обращал на него внимания — трое гостей сидели на кухне, пили водку и курили, две парочки занимались любовью, причём одна из них — на любимом диване Сигизмунда Карловича, кто-то мирно спал, кто-то блевал в туалете, кто-то занимался ещё чем-то. Несмотря на то, что на музыку никто не обращал внимания, её отсутствие заметили все, кто не спал
— Быстро все выметайтесь отсюда! Сюда папа едет, через час-полтора будет здесь
Гости разошлись на удивление быстро, даже те, которые ещё десять минут назад казались неспособными двигаться. Ангелина тщательно пыталась замаскировать следы устроенного беспорядка, но не смогла. Да и мы вовремя подсуетились: притащили из пепельницы в комнате Ангелины недокуренный косяк и оставили его в коридоре. Пусть папа знает, чем занимается его доченька
— Доченька, что здесь без меня происходило? – спросил Сигизмунд, входя в квартиру
— Ничего, папочка. Я пригласила пару подружек
— И что, подружки пили водку и курили марихуану?
— С чего ты так решил, папочка?
— Хватит из меня идиота делать, — заорал Сигизмунд, не удержавшись, — это что такое? – он указал на окурок в коридоре
— А чё ты на меня орёшь? Да пошёл ты!
Ангелина вышла из квартиры, громко хлопнув дверью.
На этот раз пришёл черёд надолго исчезнуть Ангелине. Она не появлялась около недели, в течение которой Сигизмунд себе совершенно не находил места. Он ходил по комнатам из угла в угол, часто куда-то звонил, потом ругался, потом снова звонил, уходил, приходил, и при этом совершенно не занимался поддержанием порядка в квартире. Беспорядок, организованный и не до конца убранный Ангелиной, за это время только усилился: мы изгадили весь пол на кухне, пробрались в сейф, поели лежащие в нём деньги и испортили стиральную машину, забравшись внутрь и перегрызя там какие-то проводки. Нам показалось, что мы начинали одерживать победу.
Ангелина вернулась через неделю, но не одна, а с каким-то толстым блохастым котом.
— Это Барсик, — сказала она с порога, – он будет жить у нас.
Сигизмунд Карлович настолько был рад видеть свою дочь целой и невредимой, что не смог возразить этому.
5. Не гневите Сигизмунда
Люди говорят, что жизнь похожа на зебру: за белой полосой удач идёт чёрная полоса невезения. У нас происходило нечто подобное – наступило не очень приятное для нас время. Конечно, сразу после ремонта было и хуже, но в нынешнем положении тоже ничего не было: снова яд и тапки, снова голод и страх смерти. Один раз Сигизмунд взбесился не на шутку – когда обнаружил поеденные нами деньги. Довольно большая часть из них была поедена настолько основательно, что их пришлось выкинуть, а остальные он завернул в полиэтиленовый пакет, перевязал несколько раз резинками и посыпал сверху какой-то белой гадостью. Некоторые из наших пытались после этого пробраться в сейф, но не вернулись оттуда, после чего мы решили оставить эти попытки. С другой стороны, теперь появился островок относительного благополучия – комната Ангелины, в которой она совершенно перестала убираться. Шла война, и часть территории врага мы уже отвоевали. Осталось дело за малым – отвоевать остальное.
Однажды Сигизмунд взял оставшиеся деньги из сейфа и исчез на неделю. Ангелина, как водится, устроила в доме бардак — всё было перевёрнуто вверх дном, кругом валялись пустые бутылки, шприцы и презервативы, которые на этот раз Ангелина даже и не думала убирать. Кроме того, в её комнате поселился бородатый мужик, которого она полюбила. Любила она его обычно два раза в день — утром перед уроками и вечером после ужина. Он отдалённо смахивал на Прошу – нашего идола, и мы его так же искренне полюбили. Звали его Толиком. Мы не могли понять, что молодая девушка нашла в этом старом, плохо пахнущем и часто пьющем мужике, но, несомненно, этот симбиоз нам нравился, к тому же теперь в комнате часто можно было найти, чем подкрепиться.
Когда Сигизмунд вернулся, Толик с Ангелиной крепко спали, а до смерти уставший Сигизмунд поплёлся в свою комнату и завалился на кровать, ничего не заметив и из одежды сняв одни лишь ботинки. Такое поведение не было характерным для Сигизмунда, но мы не придали этому большого значения. Гораздо бОльший интерес вызвала у нас одна деталь: в руках у Сигизмунда был предмет довольно большого размера, укутанный в какую-то тряпку. Предмет он прислонил к стене в своей комнате, а мы поняли, что настал наш звёздный час — именно сегодня мы должны воплотить в действие наш коварный замысел. Ночью мы собрали всех своих, включая детей и беременных женщин, и отправились в спальню Сигизмунда для свершения великих дел. Мы вспомнили ему всё: и полуночные тапки и потерянный водопой и выгнанного Прошу и… у каждого из нас было, что вспомнить — и каждый вспоминал своё. Мы его от всей души ненавидели и отомстили, как могли: к утру картина представляла собой жалкие грязные лохмотья, изжёванные и изгаженные нами. Удовлетворившись, мы отправились спать.
Утром Сигизмунд Карлович был зол. Он ещё не знал, что случилось с картиной, но его уютная квартирка, на которую он потратил столько сил и денег (деньги, кругом одни деньги), на его глазах превращалась в какой-то гадюшник. Мало того, что она кишела насекомыми (он не видел, но чувствовал это); кроме того в ней так воняло, что Сигизмунду Карловичу показалось, что Ангелина привела в дом бомжа. В комнате Лины работал телевизор, не выключенный с прошлого вечера.
— Лина, доченька, подойди, пожалуйста, к папе, — ласково позвал он дочь. Дочь, которая знала, что от этого ласкового тона ничего хорошего не предвидится, предпочла спрятаться под кровать, тем более что в шкафу уже прятался бородатый мужик. – Линочка, где ты? – спросил папа, заходя в комнату к дочке, — ну что же ты спряталась, я же знаю, что ты там, — цедил он, заглядывая в шкаф, — извините, пожалуйста… Лина (закрыл шкаф, заглянул за занавеску) брысь, блохастое животное… Лина (заглядывая под кровать) Вот ты где, ты почему прячешься от папы?
— Я не пряталась, я заснула
— Ну вылезай, лапочка
— Папа, зачем ты тянешь меня за косички, я сама вылезу… папа… кхе… кхе…
Сигизмунд Карлович прихватил дочку за горло и припечатал к стенке
— Что ты тут без меня устроила? У меня и без тебя проблем хватает, вложил все деньги, не поеденные тараканами, в картину Рембрандта, а она оказалась фальшивкой – я разорён, ты понимаешь? РАЗОРЁН!!! Я не появлялся несколько дней дома, а за это время моя милая квартирка превратилась в бомжатник!!! (Сигизмунд Карлович уже орал на весь дом) Когда это всё наконец закончится, а? И не надоело тебе всё время смотреть телевизор?
С этими словами Сигизмунд Карлович схватил телевизор и вышвырнул в коридор. Телевизор разбился вдребезги. Ангелина сидела на полу своей комнаты и рыдала навзрыд, потирая горло.
Как фальшивка?.. Это был полный провал! Мы, как последние идиоты, испортили картину, которая и без того гроша ломаного не стоит! Для нас, конечно, они все не имеют никакой ценности — ну какая может быть ценность в предмете, который представляет из себя холст, размалёванный красками? Ведь его нельзя ни съесть (я с позиции людей; мы-то могли его есть, хоть это и не было очень вкусно), ни трахнуть…
А ведь можно было понять вчера по Сигизмунду, что он был не в духе. Разве при удачном приобретении он мог себя так вести? Были, конечно, и плюсы в случившемся: Сигизмунд был близок к краху, и мы в том числе были в этом виноваты – ведь именно мы испортили деньги, хранившиеся в сейфе. А люди в этом состоянии часто опускаются — ведь именно этого мы добивались.
Прошло ещё несколько дней.
6. Девочка и блошки.
— Вот, проходите, пожалуйста… нет, не снимайте обуви, тут… не очень чисто
— Что это у Вас на полу валяется??
— Да пустяки – телевизор сломался, хотели выкинуть, положили пока в коридоре, сейчас дочка выкинет. ЛИНА!
— Не надо, не надо, не стоит беспокойства. А откуда такой неприятный запах?
— Да, понимаете, рыбу забыл в холодильник убрать — протухла, сволочь. В мусоропровод выкинул, а запах ещё не выветрился, но не беспокойтесь, вот у меня есть средство, сейчас попшикаем – все запахи пере…
— Не надо, не надо, зачем дихлофосом, окошко откройте просто
— Да, да, сейчас, брысь отсюда (это я не вам), чёрт, цветов понаставили. ЛИНА, сколько раз тебе повторять…
— Да ладно, не стоит беспокойства, давайте лучше перейдём к делу
— Да, конечно, проходите сюда, пожалуйста, тут правда не прибрано немного, но я сейчас дочку позову. ЛИ…
— Слушайте, хватит тут клоунаду устраивать, картину мне покажите!
— А да, вот она, сейчас покрывало сниму. Вуаля!
— Гм…
— Что?
— Вы и правда хотите сказать, что это Пупырышкин?
— Да, конечно, знаменитый русский авангардист начала 20-го века, Пупырышкин и его самая известная картина «Девочка и блошки»
— Да это же подделка! Причём выполненная довольно кустарным способом! Вот, посмотрите: эта блошка, третья слева – она же явно не в манере Пупырышкина написана!
— Сейчас, где моя лупа… тэкс… и что такого?
— Как что? Вы посмотрите на правую среднюю лапку – она на картине вперёд выгнута, а у Пупырышкина – назад! И Вы за эту фальшивку просите 75 тысяч долларов?
— Послушайте, Вы ведь прекрасно знаете, что эта картина стоит гораздо больше! Просто я сейчас оказался в затруднительном материальном положении, и я вынужден…
— Вынужден продавать мне фальшивку? Вынужден принимать меня за лоха? Я на тебя потратил столько драгоценного времени – и всё впустую! Боже мой, сколько же на земле живёт идиотов!!!
— Ты кого назвал идиотом-то, козёл недобитый? Вон из моей квартиры!!!
— И этот бомжатник он называет квартирой! Да ноги моей здесь больше не будет!
Дверь хлопнула так, что у соседей осыпалась штукатурка…
7. Почём нынче бомжатники?
Ещё один звонок в дверь вывел Сигизмунда Карловича из задумчивости. Он надел свои любимые тапки и направился открывать.
— Кто там? — (приложив ухо к замочной скважине) – А, это Вы! Ну проходите, как долго я Вас ждал!
Дверь со скрипом отворилась. За дверью оказался прилично одетый пожилой гражданин в очках и шляпе.
— Я бы насчёт квартирки хотел, — произнёс он
— Да да, конечно, раздевайтесь, осматривайте квартиру, чувствуйте себя как дома, тем более (хе-хе-хе) скоро он, возможно, станет и вашим домом
— Вы так думаете?
— Ну вы же для этого сюда пришли!
— Как знать, как знать… Послушайте, а почему здесь так дурно пахнет? Такое ощущение, что у Вас в шкафу спрятан мёртвый бомж
— Что вы такое говорите? Превосходная квартира, в ней сделан прекрасный евроремонт!
— Вы даже тараканов не умудрились вывести! И за этот бомжатник Вы просите столько денег?
— Позвольте, Вы же знаете, что квартира стоит гораздо больше!
— Я знаю только то, что средняя цена квартиры в Москве четыре тысячи долларов квадратный метр
— Но позвольте…
— Не позволю! Я сказал, квартиры! Сколько стоят бомжатники, я не интересовался, да мне и незачем. Всего хорошего!
— Ну и проваливай! Ещё приползёшь сюда, умолять будешь, чтобы я тебе квартиру продал! Козёл ощипанный!
Дверь хлопнула так, что в доме напротив умер хомячок от инфаркта.
Он был подавлен. Настало время добить его. Этой ночью мы осуществим по-настоящему жестокий план, мы добьём Сигизмунда. Жизнь каждого из нас ничего не стоит, ибо именно вместе мы составляем единый организм, готовый подчинить себе всё и смести любую преграду, вставшую на нашем пути. Каждый из нас готов умереть ради общего дела, и у нас не было особых сомнений по поводу того, кто именно осуществит коварный план. К тому времени колония уже достаточно разрослась, и мы легко смогли пожертвовать сотней наших бойцов.
Они просто пробрались в горло спящей девочки и перекрыли ей дыхательные пути. Она умерла, не проснувшись.
Утро было мрачным. Сигизмунд Карлович зашёл в комнату к дочке, чтобы разбудить её в школу.
— Доча! Пора… А почему у тебя шкаф пополам распилен? Чего-то бардак у тебя какой-то в комнате… Доча, ты можешь объяснить, что в последнее время с тобой происходит? Доча!.. Доча… Доченька, что с тобой?..
Оставим Сигизмунда Карловича наедине с его горем…
7.1. Накануне. Как умирал бородатый мужик.
Лина дочитала свою любимую книжку и приподнялась с дивана. Толик начинал её раздражать
— Послушай, — сказала она, обращаясь к шкафу, — тебе не надоело там сидеть? Хоть бы делом каким занялся…
— Ну да, я вылезу, а меня тут же твой папочка ухайдокает. Нет уж, я лучше здесь посижу
— А зачем тебе просто так сидеть? Давай извлечем из этого какую-нибудь пользу
— И какую пользу можно извлечь из этого?
— Я тут по телевизору такой фокус видела: Человек залезает в шкаф наподобие этого, шкаф закрывают и распиливают, а он потом оттуда живой выходит. Я вот подумала, мы сейчас потренируемся и будем на этом фокусе деньги зарабатывать
— А это не больно?
— Нет, ты даже ничего не почувствуешь
Он действительно ничего не почувствовал. Он уже давно ничего не чувствовал, потому что содержание спирта в его организме превышало содержание крови в нём же…
8. Возвращение Проши.
После недельного отсутствия, Сигизмунд наконец пришёл домой. Сам по себе этот факт не представлял из себя каких-нибудь странностей, но обитателям квартиры однако было совершенно непонятно, где её хозяин был всё это время, и, самое главное, как он за это время мог так опуститься. Его некогда роскошный костюм висел на нём лохмотьями, под глазом синел здоровенный фингал, и (что самое удивительное) он был пьян!!! Да, он был пьян, как последний сапожник, как сантехник, как Проша наконец! Да что там говорить, он был пьян как они трое вместе взятые. Да и домой он не пришёл, а приполз, если выражаться точнее. Он вполз на кухню, метнул посреди неё аккуратненький харч, чем сильно порадовал её обитателей, напомнив им про золотые времена, и уснул в собственной блевотине. Расчувствовавшись, мы повыползали из своих щелей, расцеловали Сигизмунда и принялись за ужин, предложенный им. На сей раз это были хот-доги, солёные огурцы и бородинский хлеб. Всё это в лучших Прошиных традициях обильно промариновалось водкой. Пир удался на славу. Наступал расцвет нашей империи.
9. Покорители мира
Всё когда-нибудь возвращается на свои места. Сигизмунд пил, пил по-чёрному, пил так, как не всегда мог это себе позволить даже Проша. Его квартира, некогда являвшаяся образцом чистоты и благополучия среди людей, вновь приобрела этот некогда утерянный статус среди нас. История развивается по спирали, и спираль эта всегда поворачивается нужным местом к истинным хозяевам мира. Появится новый Сигизмунд, мы и из него вылепим нового Прошу, потому что так нужно для дела. Мы были ещё тогда, когда по земле гуляли динозавры, а жалкие предки существа, считающего себя царём природы, лазали по деревьям в поисках пищи. Мы – самые древние обитатели Земли, не претерпевшие за миллионы лет никаких эволюционных изменений. Мы и не можем изменяться, потому что мы совершенны. Всю свою силу, всю мудрость и умение природа потратила на то, чтобы создать нас – венец творения, и она его создала. Создала для власти и могущества, и ни кому не советую стоять у нас на пути. «Мир будет нашим», — пронеслось в головах обитателей, и не было никаких предпосылок спорить с этим утверждением.
Сигизмунд Карлович громко рыгнул, словно подтверждая эту теорию.