Легенда первая.
В 1941 г. в Самарканде работала научная экспедиция под руководством знаменитого антрополога Михаила Герасимова, восстанавливающего по черепам лица людей. Он предложил вскрыть гробницу Тимура. Смотрители музея, в который был превращен мавзолей Гур-Эмир после прихода советской власти, сопротивлялись этому акту, как только могли. Местное предание гласит: нельзя нарушать покой бога войны, иначе жди беды – на третий день вернется Тимур с войной. Но члены экспедиции лишь посмеялись над служителями музея.
В ночь на 20 июня 1941 г. склеп мавзолея был освещен светом прожекторов. Кинохроника снимала вскрытие могилы. Гигантская мраморная плита весом около двух с половиной тонн была сдвинута. В глубине саркофага стоял гроб черного дерева, покрытый истлевшим покрывалом золотого шитья. Герасимов торжественно достал череп Тимура и продемонстрировал его перед камерой. Пленку отвезли в Москву и показали Сталину. С киноэкрана на вождя провалами глазниц смотрел череп бога войны.
В ночь на 22 июня началась война. Шел третий день после вскрытия гробницы Тимура.
Неправда ли, совпадение с предсказанием легенды поразительно.
Читатель, вероятно, лишь усмехнется: неужели, если бы не было вскрытия могилы Тимура, Великой Отечественной войны тоже не было? А представьте себе, что 21 июня или даже в ночь на 22 июня Гитлер скоропостижно скончался (ведь случается, что человек умирает скоропостижно, внезапно, неизвестно от чего). При таком стечении обстоятельств его соратники, вероятнее всего, нападение на СССР отменили бы. Но даже в случае войны при живом и здравствующем Гитлере, как это собственно и произошло, война по каким-то причинам могла оказаться не столь жестокой и кровопролитной. Никакая война не обходится без крови, но войны Тимура по своей жестокости превосходят и войны Александра Македонского, и войны Чингиз-хана, не говоря уже о войнах Наполеона. Так, например, тема картины «Апофеоз войны» навеяна В. Верещагину деятельностью именно Тимура. Война для каждого из завоевателей была лишь средством к мировому господству, каждый средствами войны навязывал соседям свою идеологию. Для Тимура же война являлась самоцелью. Тимур единственный, кто, при отсутствии каких бы то ни было идеологических подпорок, не знал поражений, и нес людям только войну. Тимур, поистине, — бог войны.
Легенда вторая.
Древнеримский историк Плиний-младший, который авторитетом своим дорожил и факты с потолка не хватал, повествует о том, как в Афины приехал философ Афинодор и по дешевке купил дом, пользовавшийся дурной репутацией. В первую же ночь, когда философ работал, появилось приведение в образе старика, скованного цепями. Старик дал знак идти за ним, однако увлеченный работой Афинодор так же знаком попросил подождать, и лишь спустя какое-то время поднялся из-за стола. Они вышли во двор, и тут призрак исчез. Философ пометил место, где испарился новый знакомый. Утром пригласили городскую власть, начали копать и обнаружили скелет, скованный цепями. Кости погребли, как велел обычай, и призрак больше не появлялся.
Как относиться к подобным легендам? Как относиться к призракам, неизвестно откуда появляющимся и неизвестно куда исчезающим? И вообще, что такое призрак? Действительно ли в нашем мире имеет место какая-то сущность, или это проделки больного либо уставшего воображения человека? Вспомните опыт Шарапова, как разведчика, из кинофильма «Место встречи изменить нельзя». Шарапов утверждает, что когда человек долго и напряженно вглядывается в местность, то глаз как бы «замыливается», человек начинает видеть то, чего нет, и не видит то, что есть на самом деле. Уставший мозг человека вполне способен принять за призрак в сумрачном лесу любую корягу. Но, с другой стороны, для того, кто хоть раз в жизни столкнулся нос к носу с реальным или с мнимым призраком, любые атеистические аргументы бессильны. Этот человек раз и навсегда становится верующим. Вот и на войне, как свидетельствует опыт, люди очень быстро становились верующими.
«Когда на наши окопы посыпались немецкие бомбы, — говорит человек, прошедший войну, — весь атеизм из нас словно ветром выдуло, мы моментально все стали верующими, и каждый молился, неистово молился, чтобы горькая чаша минула его».
Есть люди, которые искренне верят в Бога, в загробную жизнь. Есть люди, которые не менее искренне не верят ни в бога, ни в черта, ни в загробную жизнь.
Чем руководствуются люди неверующие? Прежде всего, тем, что ни один человек с того света еще не возвращался. Однако это утверждение совершенно бездоказательно. Наука может установить факт возвращения с того света, если таковой будет иметь место, но факт невозвращения установить невозможно.
Чем руководствуются люди верующие? Только той поразительной, буквально выходящей за рамки разумного, верой в бессмертие человека, несмотря на факты, ежедневно, ежеминутно доказывающие, что человек смертен. Правда, во многих религиях существует понятие «душа», которая представляет собой духовную сущность человека. Мол, умирает лишь биологическое тело человека, а духовная сущность человека сохраняется и продолжает жить в потустороннем мире вечно. Однако иудаизм, а вслед за ним и христианство говорят именно о полноцельном бессмертии человека.
«Тот, кто считает смерть явлением нормальным и законным, кто уповает лишь на потустороннее, близок к искушению поставить во главу угла частное, субъективное благо человека. Но разве все уже решено тем, что дух земнородного достигает блаженства в иных сферах? Ведь не один только дух, но и плоть, и вся видимая Вселенная суть создания Божии. А стало быть, нет оснований считать смерть и распад чем-то прекрасным.
Согласно Библии, смерть, в конечном счете, оказывается признаком несовершенства твари, плодом греха, роковой болезнью, которая противна созидательной цели мироздания.
Гибель любого существа есть разлом в космосе и победа хаоса над людьми. Человек – мыслящий и чувствующий – превращается в труп, в груду разлагающегося вещества. Что может быть отвратительнее и страшнее? Это – триумф разрушения, бессилие духа, невыносимое уродство, поругание богоподобного существа. Не о том ли говорят пронизанные болью слова надгробного песнопения?
Плачу и рыдаю,
Егда помышляю смерть
И вижу во гробах лежащую
По образу Божию созданную нашу красоту,
Безобразну, бесславну, Не имеющую вида…
Все в человеке протестует против этого ужаса; восстает не только «плоть» с ее инстинктом самосохранения, но – в первую очередь – дух, для которого смерть глубоко противоестественна». (Протоиерей Александр Мень, «Мудрецы Ветхого Завета»).
Но, с другой стороны, и здравый ум, даже далекий от религии, наблюдающий природу, приходит к такому же выводу. Как свидетельствует опыт, расточительство не свойственно природе, она экономна. В связи с этим реальность, заключающаяся в неотвратимости смерти, воспринимается с большим трудом. Миллионы лет клетка, согласуясь с законами развития живого вещества, шла к человеку разумному, и лишь для того, чтобы эта мыслящаяся субстанция превратилась в груду разлагающегося вещества? Да, возможно ли такое? Но как совместить в логически непротиворечивой концепции бессмертие и смерть одного и того же субъекта? К сожалению, на данном этапе развития человеческого знания эту концепцию смогла выстроить лишь религия. Именно поэтому и христианская философия, и философия буддизма логически непротиворечива, чего нельзя сказать о научной (европейской) философии.
Повторимся, в христианстве (несмотря на опыт, повседневно убеждающий в том, что биологическое тело после смерти человека уничтожается, исчезает, и только дух земнородного может — безусловно, если может — достичь блаженства в иных сферах) положение о продолжающейся посмертной неразрывной связи духа и тела носит фундаментальный характер. Утверждается, что реализация этой связи произойдет в Судный день, когда свершится всеохватывающее воскрешение из мертвых.
«И тогда пророк говорит о самом главном: не просто о конце эры смерти, но о победе светлых, божественных сил над законом распада. Все достойное, что когда-либо было в истории, обретет вечное бытие. Меч Господень разрушит «врата Шеола», верные обретут не только бессмертие духа, но новую жизнь в реальной полноте:
Оживут мертвецы Твои, восстанут тела их,
Пробудятся и возликуют лежащие во прахе,
Ибо Твоя роса – роса света,
И извергнет земля умерших.
Радуга Завета вновь раскинется над творением, несущимся вперед, как стрела Божия, выпущенная к Цели. Не бесплотные тени, но царство живых, вовлеченных в триумфальный полет мироздания». (Протоиерей Александр Мень, «Мудрецы Ветхого Завета»).
Как видим, христианство не предполагает, оно утверждает, что бессмертие – это естественное состояние человека.
Пришедшее в христианство из иудаизма буквально гипертрофированное осознание собственной личности, собственного «Я», представляющего собой единое целое духа и тела, нашло опору в категории непоколебимой веры в воскрешение из мертвых. Гипертрофированное «Я» из христианства перешло в европейскую философию, и до сих пор является фундаментальной категорией. Уберите из европейской философии категорию «Я» и она рассыплется. Но это еще не все.