— Черт возьми, – сказал Джек.
— Задница, — сказал Яков.
— Пиздец всему, — объявил Стас-Антуан де Леперье.
Джек ударил бутылкой по доске, на которой сидел. И бутылка, и доска оказались крепче. Джек отдернул руку. Стас-Антуан посмотрел в свой мобильный:
— Все верно. «Машина больше не нужна». Так было написано.
— А сейчас как?
— Сейчас – «Идиоты. Платите».
— Может, кто-то пошутил? – спросил Яков.
— Само собой. Только где его найти теперь?
— Ладно, Джек, давай последнее колесо.
— Тоже?
— А куда ж его теперь?
Над пустырем стояли тучи черного дыма. Люди в домах перестали не только ругаться, но даже разгадывать кроссворды и смотреть субботнее шоу. Они наблюдали за тем, что не происходит на пустыре, поскольку за стеной дыма невозможно было увидеть то, что там происходит.
Джек кинул колесо в костер.
— Слушайте, а вы не замечали, что любая славная традиция рано или поздно выходит человеку боком? Какая-то неприязнь мира, читай космоса, к постоянству.
— Новый вариант теории хаоса? – спросил Яков.
Стас-Антуан де Леперье обдирал с пивных бутылок этикетки.
— Я с детства любил все поджигать, — сообщил он.
— Вот так удивил! – съязвил Джек.
— Он ведь подкинул эту идею когда-то, — Яков оперся на плечи Антуана.
— Уберись, если не трудно, — сказал тот.
История не стоила выеденного яйца. В отличие от автомобиля. Эти молодые мужчины работали на известную торговую марку, и, как многие успешные люди, просто обязаны были иметь какое-нибудь дурацкое хобби, вроде поездок каждое воскресенье в баню или на шашлыки, а то и выкладывание картинок из пивных крышек путем вбивания их в дерево. Как люди творческие, они подошли к делу весело. Таким образом, все, что становится им бесполезно, немедленно сжигается на пустыре. В этом есть и философский смысл, как вы уже поняли. Кто-то из них собирался написать по этому поводу книгу. Само собой, примерно на середине он решил ее сжечь. Кажется, это был Яков. Да, он. После этого друзья подарили ему портрет Гоголя, который пришлось сжечь, потому что маленький сын Якова панически боялся Гоголя. Впрочем, после того, как портрет исчез, он стал панически бояться других вещей.
Фирма не всегда чисто проворачивала свои дела, нередко приходилось сжигать разные документы, визитки, записи с автоответчиков телефонов… Автомобиль впервые. Похоже, действительно кто-то пошутил. Об их увлечении знали многие.
— Открутить бы ему яйца, и… — начал Джек.
Друзья кивнули. Да, они поняли, что он с ними сделает. И не возражали.
Яков присел на скелет автомобиля.
— Еще тепленькая, — сказал он, хотя это и так было ясно по прожженым брюкам и ярко-красному участку ягодицы, выглядывающему из дыры.
Темнело. Из двора стоящего рядом с пустырем дома доносились крики, звон стекла, стук дверей и какой-то хруст.
— Некомфортно, — констатировал Джек, — пойдемте домой.
— С удовольствием, — сказал де Леперье.
Было темно, было ни черта не видно, воздух плыл перед глазами, а чувство удовлетворения плавало нимбом над головами трех солидно выглядящих мужчин. В глазах горел огонь. Интересно, это страсть, или это незатушенный костер отражается из окон домов? Думать об этом было некому. Им было уже не до того. Они шли гордой походкой. А любой, кто это пробовал, поймет – в это время не до размышлений.
Проходя по своему двору, Джек встретил старичка с собакой.
— Чего жгли, приятель? – спросил он.
— Машину, — ответил Джек.
— Зачем?
— Да пошутил кто-то. Это ошибка.
— Разве? Мне казалось, вам нравится.
— Да. Это какая-то ошибка, — повторил Джек, — ошибка…
— Как вы ее так?
— По частям, как же еще.
— А бензин куда?
— Домой пришлось утащить. Сам, лично, бегал за канистрой и обратно.
— Смешные вы ребята, — сказал старик.
— Вообще-то, мы люди серьзные, — заметил Джек. — Мне пора. Собаку на пустырь не водите.
— Сам разберусь, куда ее водить. Моя собака.
— Да, конечно.
— Моя собака!
— А не у соседа ли вы ее сперли? – спросил Джек, сам не зная, зачем.
— Мне было скучно. Грустно. Одиноко. Моя собака. Сосед умер.
— А что с ним, кстати, случилось?
— Говорю же — умер. Смешные вы ребята, — старик пошел дальше.
Лето было прохладное, дождливое. Джек хотел съездить куда-нибудь отдохнуть, но не нашел времени.
Он сделал кофе и сел–лег на диван. Семьи у него не было, и вечерами было скучно. Джек давился воспоминаниями под шум телевизора. Впрочем, многие его воспоминания были приятные. Чаще всего это были его пьянки и костры с друзьями.
Сейчас, увидев на экране новый музыкальный клип, похожий на заставку порнофильма, Джек вспомнил о своей бывшей девушке. Он предложил тогда друзьям сжечь ее фото, сказав, что решил бросить ее. На самом-то деле, конечно, она его бросила. Но так как девушка тут же уехала в какой-то неизвестный город, правду никто не узнал.
Кажется, несмотря на крепкий кофе, Джека клонит в сон…
«Посетите наш пустырь! Лучший отдых, лучшие развлечения, лучшие шлюхи!» — гласил плакат. Джек пошел куда было указано. Кто-то шел с ним рядом. Если бы Джек мог повернуть голову, он бы обязательно посмотрел. По ощущениям, это был его отец. Какой там?.. Да, отец у него был, только давно и исчез быстро. Что ему тут делать?
Отец был похож на старика из его двора. Того, что с собакой. Это Джек тоже решил интуитивно.
На пустыре его ждала Людмила, его любимая Людмила. Джек называл ее так, и никак иначе.
— Назад, — скамандовал отец. Джек отошел. Вместе с ним отошел и пес.
— К кому вы обращались?
— Почему ты говоришь мне «вы»?
— К кому вы обращались?
— К тебе. Пойдем отсюда.
— Я останусь с Людмилой, — сказал Джек и отошел от старика. Он мог теперь его разглядеть. Да, похож. На кого? Джек испугался, не зная, чего. Он стоял на месте.
Старик показал рукой на брошенную стройку.
— Тебе туда, — сказал он, — и не тяни с этим. Она уже бежит за тобой.
— Нет же.
— Смешной ты. Дурак совсем еще. Беги.
Джек не мог позволить себе слушаться этого маразматика. Он не побежал. Он пошел пешком.
На входе Людмила открыла ему дверь. Дверь рухнула на землю. Отец сидел в углу на раскладном стуле. Рядом с ним стояла канистра.
— Бери ее! – кринул он, — Бери! Жги ее!
Людмила улыбалась.
— Она сделает тебе плохо, — говорил, задыхаясь, старик, — Ты будешь сидеть здесь. Слезы будут течь до тех пор, пока твои глаза не высохнут.
Джек увидел, что глаза старика закрыты.
Людмила, улыбаясь, подходила ближе. Джек смотрел на нее, дрожа от страха. Он еле стоял на ногах. Шатаясь, он пошел к старику. Ему казалось, что он спотыкается о воздух. Это невозможно. Это непреодолимо. Он плакал.
Ударившись плечом о шкаф, Джек рухнул на кресло…
Он обнял старика и положил голову на его плечо. Девушка приближалась, руки ее становились длиннее. Джек взял канистру…
Людмила была ослепительна. Она улыбалась, она смеялась, она светилась.
Свет фонарей светил через окно балкона в его широко раскрытые глаза. Он стоял посреди коридора в трусах, держа в руке канистру. Спички лежали на столе.
— Давай, сынок… — шептал старик. Он умирал. Джек не понимал, в чем дело, но решил, что это его вина. И Людмилы. Безусловно. Он стиснул зубы, открыл канистру и выплеснул на девушку. Она не остановилась. Джек вынул из кармана рубашки старика коробок спичек, зажег одну и, зажмурившись, бросил…
Она смеялась. Она светилась.
Джек открыл глаза. Вокруг было очень светло. Он чувствовал, что сейчас глубокая ночь. Почему так светло?
Огонь подходил к нему со всех сторон. Джек подумал, что он в одних трусах. Неудобно выбегать в таком виде из дома. Неудобно? А если я сгорю?
Интересно, что скажет об этом Антуан?
Огонь сжал свои челюсти. С улицы слышен вой сирены.