«Огней так много золотых
На улицах Саратова…»
из песни
Дело, как вы сами догадываетесь, происходило в Саратове. Город большой, известный, не последний на Руси. Как и во всяком городе, были в нем районы новостроек – не так уж далеко от центра. Тем не менее, если кому-то случалось съездить за покупками, говорили: «поеду в Город». В народе такие районы называют «спальные мешки». Переспал, ночку скоротал и – на работу.
В одной из ячеек такого спального мешка жила типичная семья. Буквально три человека: муж Дима, жена Лариса и дочь Ксения. Дочери в то время было лет семь, следовательно, срок существования этой семьи был на год больше. По нынешним меркам солидный срок, и, надо признать, муж Дима и его жена Лариса не просто тянули семейную лямку, а находили интерес именно в семейной жизни.
К чему это начало о типичных новостройках? Конечно же, не к тому, что Дима, наклюкавшись в бане с друзьями, улетел случайно в другой город с известными вытекающими отсюда последствиями. Во-первых, жизнь поменялась настолько, что подобное стало нетипично. На самолете так просто не улетишь. Да и цена билета не типичная, а во-вторых, Дима-то был человек семейный. Homo Familias. Тем не менее, типичные ситуации разлада происходят в таких семьях сплошь и рядом.
Причина причин гнездилась в его жене Ларисе, женщине легкомысленной и легковерной, но претендующей на главную роль в семье. Надо отдать ей должное – хозяйка она была отменная. В доме чистота, порядок, и завтрак вовремя, и обед готов, и ужин разогрет. Женщиной она была основательной и фигурой и хваткой. Массивные бедра не мешали ей без труда шустрить по дому и вне его. По характеру – покладиста, отходчива, но с норовом, с воображением о себе. Не в пример многим, алчный блеск не всегда проглядывал в её больших, зеленоватых с поволокою, глазах. Оставалось место и для любовного проблеска. Но подарки любила и всегда выбирала и подготавливала их сама.
Дима большим вкусом не отличался и доверял жене выбирать обстановку, одежду на семью, и даже планировать отпуск: на море – так на море. У них было постоянное облюбованное место в Варданэ. На базу отдыха – так на базу, соответственно. Опять же, это постоянное место – от завода, где Дима трудился инженером по технике безопасности. Ответственность и постоянство было отличительной семейной чертой Димы и Ларисы. Но даже это весьма редкое положительное качество не спасло семейную лодку от житейских бурь.
Дочку Ксению, как водится, воспитывала мать Димы, живущая неподалеку. По субботам она забирала её к себе и, таким образом, Дима и Лариса зачастую оставались одни вечерком в своей смежной двухкомнатной малогабаритке. Это располагало к развлечениям, что в их возрасте обычно связано с радостями плоти – основной гарантированной прелестью семейной жизни.
Согласитесь, что в смежных комнатах блочных домов такую радость не так просто получить. Когда планировались блочные дома, о плотских утехах жильцов вообще не думали. Слегка задумывались о маломальских удобствах. Ну, там, чтоб в туалет не бегать на улицу, как водится в русских селениях, и чтоб печку не топить в стужу. И за это нашим строителям большое человеческое спасибо. Справедливости ради заметим, что ныне этот пробел в планировке жилья учтен. Но разве такую квартиру с улучшенной планировкой купишь на заработанные деньги? Естественно, нет. Надо быть пройдохой или, в крайнем случае, депутатом Госдумы. Дима таковым не был, как вам известно. Хотя для своих лет он был довольно строен и подтянут. Однако по характеру слишком прямолинеен и фантазией не богат. Постепенно их семейная жизнь приобрела устойчиво-усредненную однообразность, и даже постельные субботние утехи стали привычным делом, что для Димы было совсем даже неплохо. В то время как для Ларисы почему-то наоборот. Хотя с годами супруги позволяли себе несколько расширить территорию любовных отношений, выйдя за пределы кровати. Освоив, к примеру, стулья, табуретки и даже столы. Позы также испробовали разные, согласно некой брошюрке о Камасутре, которую Ларисе дала её закадычная подруга. Кстати, с этой злосчастной подруги все и началось.
Долгое время она бывала в Саратове только наездами. Потом случились нелады с мужем, тут она и зачастила. В то время только начинался бум околосексуальной литературы. Подружка приобрела по случаю эту брошюрку, но, видно, на практике проверила не совсем. С мужем разошлась, а с ухажерами, прямо скажем, было не шибко. Подружка попалась длинноносая в прямом и переносном смысле. Совала свою нюхалку куда надо, и особенно – куда не след.
Через какое-то время она вспомнила про брошюрку и вынудила Ларису на откровенный интимный разговор. Та с дуру призналась, что, мол, да и так, и эдак, и сверху, и снизу, и сбоку, и наперекрест. А особенно призналась: Диме, мол, нравится предварительная ласка «лингама».
– Чего? – не поняла подруга.
– Ну, лингам – по-ихнему возбужденный член, – поясняла Лариса.
– А-а, – закатила глазки подруга, – ну и как же его возбудить?
– А то ты не знаешь… руками, но лучше губами, – покраснев, призналась Лариса.
– Какими это губами? – встрепенулась подруга. – Оральный секс что ль?
– Это разве так называется? – наивно поинтересовалась Лариса.
– Да ты что, с ума сошла? – не на шутку забеспокоилась подруга.
– А что такова?
– Да я один раз решилась моему Костику сделать, так он обозвал меня знаешь как… и потом так-таки ушел. Вот. Извращение это, поняла?
– Какое же это извращение, подруга? – недоумевала Лариса, – Вон и в Камасутре прописано: полизать нефритовый стебель…
– Какой там стебель! Извращение, я тебе говорю. Я по видику смотрела. Можешь себе представить, кто этим занимается? А честная женщина ни в жисть такого себе не позволит.
– Смотри-ка, а я не знала, надо будет Димку отвадить…
– На корню заглуши интерес! Ишь – моду взяли…
Так подруги пошушукались, и начался в семье Димы и Ларисы тихий разлад. Димка, как обычно в субботу, всё накупил: закусочки, винца, тортик шоколадный, любимый. А что? По-семейному погулять, святое дело. Тем более – премию получил, а дома жена красавица-умница-рукодельница. И всё-то у них как надо! Да не тут-то было. Он, понимаешь, только расхрабрился, а жена – ни в какую. Не буду, мол, извращением заниматься.
– Ты чего? – опешил Дима, – Цельный год, значит, не было извращением, а в одночасье извращением стало?
– Да, стало, и не год, а девять месяцев. Всё эта книжка чертова!
– Какая книжка, Лар? Ну, перестань… Давай выпьем и – по-нормальному… Хочешь тортик? Ну, Лар?
Тортик она любила и отказать тут себе не могла. Скушала. Он случайно измазал её тортом на груди. Начал слизывать, целовать. Увлекся, полез дальше, глубже. В общем, кончилось всё традиционно, привычно. Но осадок остался.
Дальше – больше. В одной из бесед с закадычной длинноносой подругой та спросила её напрямую, что она конкретно чувствует к собственному мужу. Лариса прислушалась к сердцебиению – нормальное. Подумала о своём Диме – пульс не участился.
– Вот, – сказала подруга, – А если бы ты его любила по-настоящему, то пульс участился бы на десять процентов. Я в газете читала, «Тест любви» называется.
– Действительно. Честно сказать, я давно стала замечать – не то что-то у нас… Не знаю ещё что?
– А ты температуру померяй, – не унималась подруга. – Если перед этим делом на полградуса повысится, значит истинное чувство, если нет – ложное.
Лариса пообещала померить. И вот, дождавшись субботней расслабухи, когда они после выпивона и закусона, но без «извращений» приближались к цели, в момент, когда уж Дима, взгромоздясь и засопев, начал было приноравливаться к исконному мужскому делу, Лариса строгим голосом (у неё менялся голос, когда какая-либо идея овладевала ею) попросила градусник. Дима просто ох…ел, то бишь, ошалел:
– Чего? – переспросил он, сникая.
– Дай, пожалуйста, градусник. В аптечке, – четко разделяя слова просит Лариса. Дима подумал немного, потом встает, находит градусник, стряхивает автоматически и дает. Лариса деловито приподняла свою левую грудь и засунула градусник под мышку.
– У тебя что?.. Температура? – поинтересовался Дима.
– Так надо. Ты не понимаешь…
– Слушай, у тебя, по-моему, размягчение мозгов последнее время, – вспылил Дима и сел голяком, как был, за стол. Налил стакан вина и залпом выпил. Праздник улетучился, как будто некий невидимка нажал на красную кнопку «Выкл».
Лариса немного обиделась на его слова, но виду не подала. Подождав минут пять, она вынула градусник. Тридцать шесть и шесть.
– Так я и знала, – каменистым тоном промолвила она.
– Что ты знала, что?
Захмелевшего Диму вид обнаженной и спокойно рассуждающей жены приводил в бешенство. Это ж надо, подкосить его в самый решительный момент, в самый разгар!
– Немного выпьешь и уже готовенький, – пренебрежительно заявила Лариса и накинула на себя валявшуюся в головах ночную сорочку.
– Всё, концерт окончен, – сказала она, выключая музыкальный центр, который невозмутимо продолжал формировать блюзовый фон.
Через пару-тройку дней Дима нашел в себе силы обратиться к жене примирительно: «Что с тобой творится?» – спросил он.
– Ничего особенного, – последовал ответ.
– Может, ты все же объяснишь… – настаивал Дима. Лариса посмотрела на него долгим изучающим взглядом и вынесла вердикт: «Я просто ничего не чувствую».
– А что ты должна чувствовать? – недоумевал Дима.
– Испытывать чувства, понимаешь? К тебе и… вообще.
– Ну и что, не испытываешь?
Лариса отрицательно крутит головой.
– Тебе переживаний не хватает? – зайдясь в озлобленном понимании, произнес Дима, – Пострадать захотелось?
– Ты не поймёшь… – она отвернулась.
– Почему же это я не пойму. Всегда понимал, а тут – на тебе…
– Я не знаю, понимал ты или не понимал, но женщине нужно иногда… поменять обстановку. Ну, я не знаю, – она скользнула взглядом по потолку, – люстру сменить.
– Ты что, рехнулась? Какую люстру? Наша ведь бешеных бабок стоит.
– Каких там бешеных? На рынке взял за полцены.
– Не важно. Полцены тоже бешеными бабками могут быть.
– Обои давно не меняли, – продолжала Лариса, оглядывая комнату.
– Что? – Дима вскочил, его уже начинало трясти, – недавно ремонт закончили. Мы же с тобой их выбирали, ты что, забыла?
– Ну и что… ходили, да выбрали не те. Сейчас лучше есть.
– Слушай, завязывай ты с этой переменой обстановки?!
Да, с такими разговорчиками и до беды недалеко. Договориться им не удавалось. Осадок твердел и незаметно превращался в камни преткновения. Они сами громоздили их на свои души, и робкие попытки их сдвинуть не давали результатов.
Лариса постоянно прислушивалась к сердцу. Измеряла время от времени пульс. О температуре, правда, разговору не было.
Лариса перестала отдавать дочку свекрови на выходные. Сама стала заниматься ею. О разгульных субботах пришлось забывать. Семейный разлад начинается с сексуальных трещин. Они стали спать под разными одеялами. У Ларисы открылись головные боли. Она глотала таблетки и ходила по врачам.
Те редкие торопливые соития, что иногда ещё случались, не давали ничего кроме нервного напряжения. И оно не спадало. Дима всё дольше задерживался на работе. Домой идти не хотелось. Некогда добропорядочная и заботливая хозяйка, Лариса превращалась в занудную и сварливую мегеру. Ей ничего не нравилось и, прежде всего – она сама себе. Она подолгу сидела у зеркала, выдавливала прыщики и делала маски. Ей не нравилась располневшая от некогда довольной и сытой жизни фигура. Тем более что последнее время она налегала на еду с удвоенной силой. Врачи связывали это с нервами, прописывали пилюли весьма дорогостоящие – ну, как водится. Подруга посоветовала ходить на шейпинг. Лариса с энтузиазмом впряглась. Через год занятий у неё случилось что-то по гинекологии. Лариса окончательно углубилась в себя, и лишь дочка связывала её с внешним миром. Лечение было затяжным и не дешёвым. Мысли о ремонте ушли в сторону. Дима стал потихоньку выпивать. Однажды пришел домой побитый. Сказал, что упал в яму. Лариса не стала выяснять истинных причин, а просто перешла спать в комнату дочери. Так образовалась пропасть между некогда любящими и милыми супругами. Содеянное стало достоянием родителей, и пошли разговоры о разводе, о дележе имущества и тому подобное практическо-житейское.
Дочке к тому времени исполнилось уже девять лет, и она требовала кое-какого общения с родителями. Но мама с папой больше скандалили, чем разговаривали, особенно по субботам, и на дитя не обращали должного внимания. Целый месяц Ксюша просила сводить её в зоопарк. А родители никак не могли решить вопрос, кто из них это совершит. Ксюше такой расклад порядком надоел. У всех родители как родители, а у неё что?
Однажды, играясь, как обычно, на кухне (там ей было интересней, чем в зале, где стояли её кресло-кровать и секретер для школьных занятий), Ксюша ничего не придумала лучше, чем взять и сложить на кухонном столе бумажную кучу. Она задумчиво комкала обрывки газет, салфетки, какие-то бумаги, годами лежавшие на полке. Получилась довольно высокая горка. Потом Ксюша взяла спички и, без всякой задней мысли, попыталась поджечь верхушку этой горки. Получилось. Маленький весёлый огонёк заплясал и стал потихонечку поедать верхние бумажки, опускаясь всё ниже и ниже. Ксюша, завороженная этой игрой, не могла отвести взгляда. Смотреть на живое пламя есть деяние магическое. Но когда огонь дошел до скатерти, и та зачадила, Ксюша испугалась и сдернула со стола скатерть вместе с вовсю горящей кучей. Та отлетела к мусорному пластмассовому ведру, совершенно некстати переполненному. Оно занялось быстро, вскоре запылал рядом пристроенный веник, а там и тюль в одно мгновение превратилась в пылающий занавес… Ксюша так перепугалась, что стремглав выбежала из квартиры прочь.
Дима с Ларой пререкались друг с другом под музыку, чтобы Ксюша не слышала. Да ещё и закрылись в спальне, чтоб никто не мешал. Так что недоброе почуяли не сразу.
– Где-то жгут листву, – сказала, поведя носом, Лариса.
– Я давно говорил, что у тебя размягчение мозга. Какая листва весной?
Но через минуту уже и сам Дима почувствовал запах дыма и даже услышал характерное потрескивание. Они распахнули дверь, кинулись через зал в коридор, и увидели клубы желтого дыма под потолком. Языки пламени уже заняли весь коридор. Горели обои, плавилась декоративная пленка на стенах. Огонь неотвратимо приближался…