Безусловный повод.
Григорий Крякочкин угрюмо брёл по раскисшему рыхлому снегу, покрывавшему грязный тротуар, мысленно ругая лодыря-дворника, а заодно всё его начальство, районную и городскую администрацию, губернатора, премьера и вообще всех, кто устроил сегодня такую мерзкую погоду.
— Дай повод! — внезапно раздался за спиной грозный окрик. Он прозвучал так воинственно и грозно, что Григорий невольно остановился и вжал голову в плечи.
— Дай повод! — настойчиво повторил неизвестный. Голос был низкий и хриплый, с присвистом, словно половина слов вылетала из носа, а другая – прямо из горла, минуя губы.
«Экий жлобина! — со страхом и ненавистью подумал Григорий. — Такой безо всякого повода пришибить сможет, глазом не моргнёт, а уж если повод дать, тогда вообще…»
Что будет «вообще», он додумать не успел, поскольку сзади в третий раз донеслось:
— Дай повод, тебе говорят!
Григорий перетрусил окончательно и стал лихорадочно думать, что делать. Бежать – бессмысленно, такой догонит в два счёта. Обернуться и объяснить незнакомцу, что тот, скорее всего, ошибся, и он, Крякочкин, вовсе не тот, с которым гражданин… нет, пожалуй, лучше «уважаемый гражданин» ищет повод разделаться.
— Дай повод! Ну-ка, иди сюда! Сюда иди, тебе говорят!
Сердце у Григория упало.
Он робко сделал шаг назад и снова замер.
— Ну, дай повод, пожалуйста…— внезапно смягчился незнакомец. — Ну…
«Ну, уж, хрен тебе! — воспрянул духом Крякочкин. — Угроз твоих не испугался, на хитрость, тем более, не куплюсь! Ишь ты, добреньким решил прикинуться, «пожалуйста» говорит… А как только повод получишь, так сразу…»
— Дай повод, собака безмозглая! — вновь рассердился его враг, но на сей раз Григорий даже почти не испугался, быстро сообразив, что «безмозглой собакой» настоящий крутой отморозок обзываться не стал бы, у таких в лексиконе есть словечки и покрепче. Значит, убивать или, хотя бы, калечить, его не станут. В самом худшем случае, только изобьют.
Медленно, стараясь не делать резких движений, Григорий повернулся, дабы немедленно объяснить так упорно искавшему повод разделаться с ним человеку, что он вовсе не тот, кто тому нужен, постараться уговорить его, чтобы отпустил по-хорошему, денег предложить за то, чтобы отстал, в крайнем случае…
Чтобы сделать полный оборот, ему потребовалась почти целая минута.
За спиной никого не было.
«Удрал! — с невероятным облегчением подумал Григорий, — кто-то спугнул, наверное!» Он начал медленно оглядываться по сторонам в поисках своего чудесного избавителя.
— Дай повод! — вдруг резко прозвучало почти прямо под ухом, и вдруг Крякочкин почувствовал, что по ноге, под брючиной, потекло в ботинок что-то липкое и горячее…
И только через мгновение, безысходно повернув голову в сторону окрика, он увидел сидящую на лавочке метрах в трёх от него тощую, укутанную в изъеденную молью шаль старуху в антикварных ботах, и почти столь же старомодной «беломориной» в зачем-то ярко накрашенных губах. Вокруг неё неуклюже суетилась тощая и кривоногая, как сама хозяйка, беспородная собачонка, волоча по грязной снежной каше короткий ремешок, пристёгнутый к потёртому ошейнику. Дрожа – то ли от холода, то ли от страха, бедная животинка старалась преданно заглянуть хозяйке в глаза, в безысходном отчаянии пытаясь понять, что та от неё хочет…
Крякочкин плюнул в сердцах, резко повернулся и зашагал своей дорогой, засыпая мысленными проклятиями старуху, собачку, дворника, его начальство, районную и городскую администрации, губернатора, премьера и владельца магазина бытовой химии, установившего такие высокие цены на стиральные порошки…