Последние весенние каникулы пролетели, как сон. Вадим почти каждый день бывал у Насти: приходил утром, а уходил перед приходом ее родителей, у которых в институтах наступила горячая пора зачетов. Правда, Галчонок несколько раз внезапно являлась домой, − видимо ей не терпелось застукать влюбленных за чем-нибудь недозволенным. Но всякий раз ее ждало разочарование: детки или мирно сидели в Настиной комнате, о чем-то беседуя и замолкая, когда она без стука открывала дверь, или торчали на кухне. Настя готовила, а ее друг облизывался в ожидании чего-нибудь вкусненького. Однажды, не утерпев, она решила допытаться у дочери, на каком этапе их отношения. На что дочь весьма неприветливо ответила, что они «просто дружат», и пусть ее это не волнует.
− И долго вы собираетесь «просто дружить»? − съязвила мать. − Что-то мне не верится в длительные платонические отношения − в вашем возрасте.
− Ты прямо, как Наташа, та тоже не верит. − Дочь отвернулась и подошла к окну, − она всегда так делала, когда хотела, чтоб ее оставили в покое. − Мы поженимся, как только будет можно. А пока можешь не беспокоиться, со мной все будет в порядке. И, пожалуйста, стучи, прежде чем заходить в мою комнату. Я ничего не боюсь, но мне перед Вадимом стыдно, что ты ведешь себя, как дикарь.
− Подумаешь, какие мы деликатные! − возмутилась Галчонок. − Ты моя дочь, и я имею право знать, что происходит. Если влипнешь, мне расхлебывать, таскать тебя по врачам. Буду заходить, когда считаю нужным, пока не окончишь школу и не поступишь в институт. Потом делай, что хочешь, но будешь сама и расплачиваться. А сейчас я за тебя отвечаю, − и нечего мне грубить!
− Никто не грубит. Ладно, заходи, − если тебе совесть позволяет. Но в таком случае, я с тобой делиться не буду. Раз ты мне до такой степени не доверяешь. − И Настя неожиданно даже для самой себя расплакалась.
− Ну что ты, доченька! − Мать подошла и, обняв ее, стала целовать в подбородок: ведь дочка была уже на голову выше мамы. − Да доверяю я тебе, доверяю! Но пойми, я ведь тоже переживаю. Вот когда у тебя будет дочка, я посмотрю, как ты себя поведешь в такой ситуации. Если, конечно, доживу. Ну, не плачь, я больше не буду. Ведь я очень люблю тебя и боюсь за тебя.
− Мамочка, ты тоже прости меня! И, пожалуйста, не волнуйся, мы с Вадимом обо всем договорились. Ты же его немножко знаешь, − он человек порядочный. И тоже очень меня любит. Все будет хорошо, вот посмотришь. Знаешь, я теперь чувствую себя такой счастливой! Все плохое забылось. Когда я с ним, то как будто летаю, − наверно, от счастья..
− Только не очень высоко улетай, а то потом больно падать будет. Мне когда-то твоя бабушка дала ценный совет: если тебе слишком хорошо или, наоборот, очень плохо, повторяй фразу «Так будет не всегда!». Она не даст тебе сильно вознестись или очень низко упасть.
− Нет. − Настя покачала головой. − Не буду. Почему я должна думать, что не всегда буду счастлива? Из-за этого нельзя полностью радоваться, − все время надо себя одергивать, напоминать, что потом будет плохо.
− Но зато, когда очень плохо, эта фраза рождает надежду, что так тоже будет не всегда.
− Вот тогда и буду ее повторять. А пока не буду. Тем более, что я уверена: это навсегда.
− Ладно, поступай, как знаешь. Что-то мне не нравится отец: он последнее время какой-то сам не свой. Не знаешь, что с ним?
− Наверно, на работе достают. А ты бы сама спросила.
− Да он говорит, что все в порядке. Но я же вижу.
− Мам, не переживай. Мало ли какие у него неприятности. Надо будет, − сам скажет.
После этого разговора отношение матери к Вадиму резко изменилось. Как и когда-то в Петербурге, она снова стала приглашать его к столу, расспрашивать о делах и всячески демонстрировать свое расположение. А отец с самого начала относился к Настиному другу приветливо. И потому в их семье внешне снова воцарились мир и согласие.