Возвращение в город, ставший для них родным, было одновременно и грустным, и радостным. Грустным из-за расставания с близкими людьми и ласковым морем − а радостным из-за предстоящих встреч. Гена радовался, что скоро встретится с мамой, которую не видел целый месяц. Леночка предвкушала встречу с любимой подружкой Маринкой и ребятами из детского сада. А Ольга уже соскучилась по своему рабочему столу, где ее ожидали незаконченные статьи, черновые записи с новыми идеями, еще не изученные журналы и непрочитанные книги. Да и по кафедре она, честно говоря, тоже успела соскучиться.
Отар довез их до дома, помог занести вещи, расцеловал всех, и попрощавшись, уехал на вокзал на том же такси. Он так спешил на обратный поезд, что отказался даже перекусить, как Ольга его ни уговаривала. А Гена, чмокнув дядю Отара в щеку, сразу понесся к себе домой.
Дверь ему открыла мама Света. Он повис у нее на шее и чуть не опрокинул своим весом. Светлана с Людмилой Ивановной изумленно глядели на мальчика. В этом крепком загорелом пареньке трудно было узнать прежнего хлипкого Гену.
— Мамочка, бабулечка! — завопил он. — Как я по вас соскучился! Мне дядя Отар удочку подарил! И гантели! Я на рыбалку ездил! Теперь буду на Дону рыбу ловить. Я вам подарки привез, — они у Лены дома. Я их сейчас притащу.
— А может, сначала с братиками познакомишься?— спросила Света. — Неужели тебе не хочется их увидеть?
— Хочется, — покорно согласился он, — а можно, потом? Я только к Лене сбегаю. За своими вещами.
— Ну, беги. Воображаю, как ты им надоел.
— И вовсе нет! Они все ко мне так хорошо относились, особенно дядя Отар. Бороться меня учил. И плавать. Ой, мне столько надо вам рассказать! Я мигом.
Ему пришлось трижды спуститься к Туржанским, чтобы перетащить домой все свои вещи, гостинцы и подарки. Только после этого, вымыв без напоминания руки, он пошел знакомиться с малышами.
Мишка и Гришка недавно проснулись. Они лежали рядышком — два крошечных голеньких человечка с поджатыми ножками, раскинутыми ручками — и широко разевая ротики, хватали ими воздух в поисках пищи.
Фу, какие противные, подумал Гена, еще хуже, чем я представлял. И какие бесстыдники. Он увидел, как близнецы один за другим пустили струйки. Хорошо, что Лены нет рядом. Раскорячились! Все у них видно.
Он попытался прикрыть малышей пеленкой, но те, дрыгнув ножками, немедленно сбросили ее.
— Ой, какие хорошенькие! — услышал он ее голос. — Ой, какие миленькие! Ой, какие у них ротики! Какие пальчики крошечные! Ой, как они зевают!
Гена понял, что нагота малышей ее совсем не смущает, и успокоился. Раз она не видит в этом ничего особенного, то пусть. Тут младенцы завопили — сначала один, потом другой. Им надоело лежать на мокром и хотелось есть.
Во горластые! — изумился Гена. И откуда только силы так орать?
— Сейчас-сейчас! — Светлана, не стесняясь ребят, обнажила груди и приложила к каждой по близнецу. Те мгновенно замолчали и, шумно вздыхая и постанывая, принялись сосать.
Гене это зрелище понравилось еще меньше, чем вид обнаженных близнецов. А Леночка, наоборот, пришла в еще больший восторг. Она села на скамеечку рядом с кормящей мамой и стала любоваться замечательным зрелищем. На предложение Гены пойти поиграть или погулять она только махнула рукой.
В дверь позвонили. Это пришла Ольга звать дочку обедать. Они еще немножко полюбовались на Светлану с малышами, потом ушли, взяв с нее слово, что после обеда она позволит Лене подержать близнецов на руках и покачать их.
Гена не захотел обедать у Лены. Он был сердит на свою подружку, что она так восторгалась младенцами и смотрела только на них, совсем забыв про него — Гену.
Будет теперь с ними сюсюкать целыми днями, с неприязнью думал он, то все в куклы играла, а теперь дорвалась. Что значит девчонки — они без кукол жить не могут.
В дверь опять позвонили.
— Гена, открой! — крикнула из ванной бабушка. — У меня руки в мыле.
Гена пошел открывать. На пороге стоял незнакомый дядька в кепке. — Здорово! — сказал он. — Я Алексей. А ты, наверно, Гена?
— Ну, Гена, — ответил Гена, не двигаясь с места.
— А я Алексей.
— И что?
— Что — «что»? Я Алексей, непонятно, что ли?
— Какой Алексей? Не знаю я никакого Алексея.
Гена твердо помнил, что незнакомых в квартиру впускать нельзя.
— Да ты что! Я же отец Миши и Гриши — братьев твоих. Тебе разве не говорили?
— Ничего мне не говорили. Бабушка, тут какой-то тип ломится. Говорит, что он отец близнецов. — Гена аж затрясся от негодования. Так вот кто причина всех их несчастий: и маминой болезни, и появления в доме этих противных младенцев. Такой же противный, как и они.
Гена отвернулся и ушел в бабушкину комнату. Теперь ему предстояло жить там: в их с мамой комнате поселились близнецы.
— Чего это он? — спросил гость Людмилу Ивановну.— Недоволен, что я пришел?
— Не обращайте внимания, — успокоила его та, — привыкнет. Он недавно с дороги, устал наверно.
Гена лег на тахту и уставился в потолок. Внутри у него все кипело. Так он скучал по дому, по маме! Наконец приехал, и что же? Полон дом чужих людей, а мама на него — ноль внимания. Вся поглощена своими близнецами. А теперь еще и этот явился — их папаша. Хоть из дому беги!
В комнату вошла Светлана.
— Ты чего лежишь один? Иди, познакомься с Алексеем. Он отец малышей и теперь часто будет к нам приходить.
— Уже познакомился, — буркнул Гена, — вот радость-то.
— Гена, ну что ты, как еж? Нельзя же так! Он хороший человек и тебе ничего плохого не сделал.
— Мамочка! — Гена бросился к ней, встал на колени и обхватил ее ноги руками. — Ну зачем они нам все? Как мы хорошо жили втроем: бабушка, ты и я, помнишь? Отдай ему этих близнецов, и пусть уходит. Я все буду для тебя делать! Буду слушаться, буду хорошим, вот увидишь!
— Гена, да ты с ума сошел! — всплеснула руками Светлана. — Как я могу их отдать? Это же мои дети! Такие же, как и ты. И люблю я их так же, как тебя. И потом, они же без меня умрут — им мое молочко нужно.
— Да, а этот тоже… будет сюда ходить, ходить, а потом насовсем поселится? Зачем он нужен?
— Не поселится, не бойся. У него есть своя квартира и жена.
— Как жена? — обомлел Гена. — Там жена, а здесь дети? Как это может быть? А ты ему кто?
— Никто. Только мать его детей.
— Ничего не понимаю. — Гена замотал головой. — Я всегда думал, что жена и мать детей — одно и то же. Разве бывает, чтобы женой была одна женщина, а мать детей — другая?
— Ты же видишь, бывает. Вырастешь — поймешь.
— А его жена знает, что у него есть дети в другом месте?
— Уже знает, — вздохнула Светлана.
— И что?
— А ничего хорошего. Что же теперь делать, если так получилось? Но тебя это совершенно не касается. Просто, веди себя с ним поприветливее.
— Знаешь, что я тебе скажу? — Гена сел и свирепо посмотрел на мать. — Вы, взрослые, еще хуже нас. В сто раз! Зачем вы все запутали? Почему эти близнецы родились здесь, а не там? Тебе что, меня мало было? Нас, как чуть что, наказываете, а сами что вытворяете?
Тут он с ужасом увидел, что мама горько заплакала.
— Прости меня, сынок! — сквозь слезы сказала она. — Знаю, я не должна была этого делать. Но как же теперь быть? Они ведь маленькие — их так жалко!
— Мамочка, не плачь! — Видеть материнские слезы Гена не мог. — Не плачь, ну прошу тебя! Пусть они остаются. И этот… пусть приходит. Я потерплю, только ты не плачь.
— Пойди, посмотри, что он делает, — попросила она, вытирая глаза и сморкаясь.
Гена пошел в мамину комнату. На кровати, прямо на покрывале, лежал Алексей, а на его груди покоились два свертка. Они лежали на боку носом к носу, и, вылупив глаза, глядели друг на друга. А он, тихонько баюкая их, с довольным видом что-то мурлыкал себе под нос.
От этой идиллии Гене захотелось бежать, куда глаза глядят. И он пошел к Лене. А куда же ему еще было идти?
Но лучше бы он туда не приходил. Лена с Маринкой играли в Гришку и Мишку. Они обмотали кукол полотенцами и баюкали их, приговаривая: — Не плачь, не плачь, мой маленький, сейчас мама тебя покормит.
И прикладывали кукол к груди. Воображали, что кормят их молоком.
При виде этой картины Гена чуть не взвыл. И тут Лена заметила его.
— Гена, привет! Ты чего такой?
— Какой? — проворчал Гена, глядя с ненавистью на кукол.
— Такой… перекошенный. Зуб болит?
— Из дому сбежал. Там этот пришел… Алексей. Видеть его не могу!
— Какой Алексей?
— Ну этот… папаша Гришки и Мишки. Нянчится с ними.
— Ой, правда? Маринка, это папа малышей. Бежим, посмотрим, какой он. Похож на них или нет.
И побросав кукол, они унеслись. А Гена взял книжку и сел на лоджии. Идти домой ему совсем не хотелось.
Вернулись девочки нескоро. И Лена сразу напустилась на него:
— Ты почему себя так ведешь? Почему даже не стал разговаривать с дядей Лешей? Он имеет право к своим детям приходить. Они же его дети! Он их папа, понимаешь ты это?
— Но у него своя жена есть! Пусть с ней и заводит детей. Зачем моя мама с ним связалась?
— Ты, Гена, дурак, вот что я тебе скажу, — вмешалась Маринка. — Может, его жена больная и у нее нет детей. Не твоего ума это дело. Ты свою маму не имеешь права осуждать, а обязан помогать ей и жалеть. Иначе тебя Бог накажет — вот посмотришь!
— Слушайте, как вы все мне надоели! — не выдержал Гена. — С вашими поучениями и нотациями. Просто, не знаю куда деваться! Думал, здесь будет спокойней, а здесь то же самое.
И хлопнув дверью, он пошел домой. Но совесть потихоньку начала его мучить. Действительно, что на него нашло? Алексей этот — да пусть ходит! Меньше ему, Гене, придется с малышами сидеть. Может, он маме помогать будет: деньгами или еще чем.
И маму он довел до слез. Гене стало стыдно за свое поведение, и он решил исправиться. Зашел в комнату, где лежал Алексей с малышами, и сделав над собой усилие, подошел к кровати. Алексей молча смотрел на него. Он боялся разбудить уснувших близнецов.
— А у меня складная удочка есть, — не придумал ничего лучшего Гена. Все-таки какой-то мужской разговор.
— Здорово, — шепотом ответил Алексей. — Значит, пора на рыбалку. Организуем?
— А пустят?
— Уговорим. Что мы — не мужчины? Для женщин мужское слово должно быть законом. Скажем твердо: идем на рыбалку — и точка. У меня есть заветное местечко — без рыбы не останемся. С лодки будем ловить.
— О, я ловил с лодки! — горячо зашептал Гена. — Вот таких рыбин!
Он широко развел руки, чтобы показать размер улова. Но Алексей не поверил.
— Врешь, небось! — сказал он, — что-то я таких на Дону не ловил. А я рыбак со стажем.
— Это не на Дону — это на море было. Правда-правда! Это черноморские акулы — катраны. Мы восемь штук поймали. А потом жарили. Вку-усные.
— И как? Долго ловили?
— Нет, что вы! Только удочку забросим — сразу хвать. Уже катран на крючке. И начинает крутить лодку: сорваться хочет. Но где там! Дядя Отар у него из спины ядовитый шип выломает и в лодку катрана. Он попрыгает-попрыгает и затихнет.
— Слушай, ты просто какую-то рыбацкую сказку рассказываешь. Неужто такая рыбалка бывает? Надо будет хоть раз в жизни попробовать.
— А вы на будущий год поезжайте с нами в Батуми. Там и попробуете.
— Э, до будущего года еще дожить надо. Да и как же я поеду? А близнецы? Не, я без них долго не могу. Вот подрастут, тогда все вместе поедем на твое море. А пока на Дону порыбачим. Таких рыбин, конечно, не поймаем, но на уху хватит.
— Я вам фотографии покажу, тогда вы сразу поверите.
Гена достал из рюкзака конверт с фотографиями. На одной из них он, стоя на берегу, держал за жабры двух здоровенных рыбин с открытыми ртами − их головы были на уровне его плеч, а хвосты лежали на песке.
— Вот они, катраны! — гордо сказал он. — Еле их держу. Теперь верите?
— Ничего себе! — Алексей положил близнеца рядом с собой и поднес фотографию поближе к лицу. — Вот это улов! Завидую тебе.
— Можете разговаривать нормально, — сказала Светлана, заходя в комнату. — Они пока такие маленькие, что разговоры им спать не мешают.
Она взяла близнецов и положила в кроватку.
— Идемте обедать — все готово.