Разлетелось по белому свету,
Окартавело и онемело
И исчезло – парижского ветра
Дуновение зыбко, несмело
Понесло по Монмартру, по лужам,
Лепестки, в бесконечных июлях,
Отцветающих роз и безумий
Петербуржских ночей, но застужен
Образ белых порош среди улиц,
Чьи названия гулко – бездомны
И струится, из окон, наружу
Свет тоски – занавески из кружев
Обрядили собрание комнат…
Той же правдой и верою служит,
Пред иконой, лампада из бронзы,
Но печалится лико Господне
Непрощением памяти грозной.
А давно? триумфально и гулко
По Парижу шли сотни казачьи…
Так же шумны «бистро», в переулках,
На прононсе названье обначив.
И потомок дворянства из Твери,
Что барменом, в таверне, на Сьеже,
Мне нальёт рюмку водки, и в двери
Взглядом, скажет – народу всё реже.
Оборвётся напев и на сердце станет пусто,
Как ветру в предместье,
В спину оклик – картавый и грустный,
Как прошедшего века предвестник.