Было это давно, ещё при советской власти. Но уже поднималась волна гласности, перестройки и ускорения. Люди потихонечку переставали бояться начальства. Некоторые, особо отчаянные головы заявляли, что власть должна существовать для людей, а не наоборот; что все мы — налогоплательщики — эту власть наняли и содержим. Короче, вот в это-то замечательное время прихожу я однажды домой после работы, открываю дверь в квартиру, щёлкаю выключателем в прихожей… свет почему-то не горит. Мой взгляд упирается в листок бумаги под ногами, на котором накарябаны две неровные строчки. Поднимаю послание и читаю:
«Электроэнергия отключена за неуплату.
Монтёр Ломоносов».
Надо сказать, что пришёл я тогда с работы злой и уставший, потому что… но об этом позже. Ну, думаю, гады в Морсэнерго работают, совсем о*уели. Ведь каждый месяц моя жена Иветта аккуратно заполняет бесчисленные квитанции, без которых уже и жить в Москве невозможно, потом собирает ворох этих бумажек, идёт в сберкассу и платит чуть ли не половину зарплаты. Ладно, думаю, гады мосэнерговские, разберусь я с вами, и с тобой, монтёр Ломоносов, ещё поквитаюсь.
Мысленно придаю своему голосу начальственные нотки, набираю телефонный номер ЖЭКа и уверенно заявляю жэковской барышне на другом конце провода о том, что хулиганы оборвали электропроводку, и что в квартире теперь черно, как на квадрате Малевича. Про квадрат Малевича она не врубается, но говорит, что пришлёт электрика.
— Небось, монтёра Ломоносова пришлёте? — ухмыляюсь я.
— Нету у нас никаких ломоносовых, — говорит барышня, — Серёга Исаев к вам придёт, лысый такой.
Лысый так лысый, у нас и генсек Горби тоже лысый, ладно уж… а с монтёром Ломоносовым позже поквитаюсь.
Через полчаса лысый Серёга звонит в дверь. Его и за электрика-то принять трудно: натуральный доходяга, ну прям из Освенцима. К тому же в дым пьяный. Серёга бодро спрашивает у меня стул, бесстрашно карабкается на него, открывает электро-шкаф, что у нас в коридоре рядом с лестницей обитает; ещё через минуту из шкафа во все стороны летят искры, а ошарашенный Серёга сваливается со стула. Однако жэковский посланец неутомим и снова лезёт с отвёрткой ковыряться в шкафу. Мне же не до смеха, поскольку я начинаю опасаться безвременной кончины ценнейшего сотрудника ЖЭКа.
Я уже прикидывал, как бы приостановить эксперименты с электричеством, но в это самое время лампочка в квартире неожиданно засияла, привычно заурчал холодильник, а довольный Серёга слез со стула, запер электрошкаф и, радостно потирая руки, выжидающе смотрит на меня.
Разумеется, я не мог отказать лучшему электрику ЖЭКа в вознаграждении. Получив причитающееся, Серёга больше не задерживается. Мне же остаётся разработать планы мести в отношении Мосэнерго, действующего вкупе с монтёром Ломоносовым.
…Молоденькая симпатичная судья долго выспрашивала меня, хочу ли я подать жалобу на действия должностных лиц или всё-таки исковое заявление. Я ответил, что хочу подать и то, и другое. Чем привёл судью в неописуемый восторг. Однако оказалось, что и то, и другое подать нельзя. Здесь, как и в обыденной жизни, надо было выбирать.
Я спросил у судьи: что лучше? Она бесхитростно объяснила, что жалоба рассматривается в десятидневный срок, а исковое заявление в двухмесячный. Ждать два месяца не хотелось. Я выбрал жалобу на незаконные действия должностных лиц, а монтёра Ломоносова попросил привлечь в качестве свидетеля.
Аккурат на десятый день после мосэнерговских бесчинств меня позвали на слушание дела. В те годы здание нашего районного суда было на Покровке. Это уж потом суд переехал в помещение у трёх вокзалов, и ещё позже в нём пошли громкие дела, породившие термин «басманное правосудие». А тогда молоденькая судья сочувственно выслушала мой красочный рассказ об электрических невзгодах, заслушала моих свидетелей, подтвердивших случившееся, дала слово представительнице Мосэнерго и… в этот самый миг дверь в зал, где шло судебное заседание, приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась голова в кепке.
Теперь-то я знаю, что голова очень походила на лужковскую — с Лужковым я встречался, работая корреспондентом в «Московском комсомольце», но это было потом, несколько лет спустя. А тогда просунувшаяся в приоткрытую дверь голова спросила, обращаясь сразу ко всем: «Я не опоздал?»
Судья крикнула, чтобы закрыли дверь, но представительница Мосэнерго суетливо проверещала, что это их главный свидетель — монтёр Ломоносов. И монтёра Ломоносова впустили в зал. После чего началась обычная судебная рутина: Ломоносов рассказывал, кем он работает, что входит в его должностные обязанности, кто является его непосредственным начальником и почему он отключает гражданам электричество. «Так вить не платют же!» — горестно восклицал главный свидетель Мосэнерго…
— А вот скажите, монтёр Ломоносов, вы не думали, что в квартире мог находиться больной человек? И человек этот для поддержания своей жизни мог использовать медаппаратуру, включённую в сеть? — задал я свой коварный безжалостный вопрос.
— Думал об этом… — грустно произнёс Ломоносов, — но вить у меня было указанье…
— Это было незаконное указание, — перебил я его, — и, скорее всего, преступное, а преступные приказы даже солдаты не выполняют!
— Я снимаю этот вопрос, — запоздало выкрикнула судья. Но было уже поздно. Монтёр Ломоносов поник, ссутулился и представлял собой живую иллюстрацию грешника…
* * *
Короче, дело я тогда выиграл. Суд решил взыскать в мою пользу энную сумму денег с Мосэнерго. Представительница энергетиков просила, чтоб деньги эти пошли на оплату будущих услуг по подаче заявителю электроэнергии, как она выразилась. Я согласился, и следующие полгода мы с Иветтой пользовались электричеством совершенно бесплатно. Правда, подозреваю, что моя жена Иветта, теперь уже бывшая, так и не поняла, какое счастье ей выпало — жить при коммунизме.
Таким фантастическим образом в те далёкие советские годы материализовалось знаменитое высказывание вождя о коммунизме, как о сумме советской власти и бесплатной (?!) электрификации. Мечта вождя осуществилась лишь на полгода и только в одной семье; так ведь и коммунизм собирались строить в одной отдельно взятой стране.
Так или иначе, непосредственным виновником моего временного коммунизма оказался монтёр Ломоносов, ну, если вспомнить о причинно-следственных связях всего сущего. Встретил я Ломоносова много лет спустя. Он давал пресс-конференцию, будучи важным чиновником Мосэнерго, был вальяжен и уверен в себе, грамотно изъяснялся. Впрочем, злые языки утверждают, что привычка перекусывать провода у него осталась. Профпривычки неистребимы, в отличие от советской власти.
Ломоносовых мало, поэтому четыре.