«И вовсе я не старая…у меня наступил самый почтенный и уважаемый возраст!» — воскликнула тумбочка и от возмущения захлопала дверцами.
«Это вы, молодежь, висите там под самым потолком, две недели как из магазина, жизни не видели, а я, я…» — тут тумбочка заскрипела и вдруг смолкла.
Ей показалось бессмысленным и даже недостойным что-то объяснять этим глупым пластиковым плафонам, которые наперебой кричали и спорили какие они модные, а главное новые…
Тумбочка перестала их слушать и вдруг вся окунулась в воспоминания своей прежней жизни. Сначала промелькнул мебельный завод и заботливые руки мастера. Потом недолгая, но очень утомительная поездка на заднем сидение «копейки» и…эта квартира. Она так давно стала ее домом, что тумбочка знала о ней все, каждую трещинку и царапинку, да и что говорить, каждого паучка, которые иногда спускались к ней с потолка на тоненькой паутине, чтобы просто поболтать.
Сначала ее очень любили. Она стояла на самом видном месте и хранила в себе очень важные вещи. В их число входили разные коробочки и разноцветные флакончики, применение которым она не знала, но была уверена, что эти предметы, очень дороги хозяйке. А еще, в самом верхнем ящике, который закрывался на ключ, хранился толстый и потрепанный дневник. Этим тумбочка особенно гордилась и вела себя иногда слишком заносчиво, по сравнению с другой мебелью, когда хозяйка отпирала ящик и брала из него толстую книжку в кожаном переплете. Потом она начинала быстро водить карандашом по гладким листочкам. Иногда хозяйка хмурила брови, бесшумно шевелила губами и часто, прижавшись щекой к бумажным страницам, плакала, оставляя на недовольном дневнике мокрые следы.
А тумбочка очень сочувствовала ей.
…а еще, почти каждый день, ее протирали влажной тряпочкой…
Вообще тумбочка очень долго была прикроватной. Лишь спустя годы она стала придиванной, а затем и пристенной. В роле последней ей было особенно грустно и одиноко. Соседями ее стали теперь кусочек холодной стены и старое пианино. А когда-то с ней рядом каждый год ставили елку. Очень большую и пушистую. Ее аромат она не забудет никогда…
И даже когда мохнатые ветки елки ложились на ее поверхность, тумбочка не обижалась и позволяла тонким иголочкам легонько колоть себя в бок.
А как она любила, когда вечером на елке зажигали маленькие цветные огоньки! Их мерцание отражалось в ее полированных дверцах и тумбочка начинала светиться от счастья!
…потом долгое время она зачем-то стояла в детской. Ей это совсем не нравилось, она скрипела, злилась, но это лишь тогда…сейчас она с нежностью вспоминала маленькие ручонки, которые пытались засунуть в нее столько грузовиков и кубиков, сколько не поместилось бы и в трех таких тумбочках. В эти минуты она иногда начинала прощаться с жизнью и думала, что еще одна пожарная машина – и она лопнет, разлетевшись на мелкие щепки.
А чего стоят чернильные каракули на задней стенке? «Ах, ты маленький проказник!» — ругалась раньше тумбочка, когда все те же маленькие ручки старательно выводили странных и, немного несуразных теть и дядь, царапая ее поверхность. Тогда тумбочка очень стеснялась такого прошлого и очень боялась, чтобы ее не поставили куда-нибудь с «открытой спиной». Теперь же она с трепетом вспоминала эти закорючки, которые всего один раз увидела в зеркале, когда ее переносили как раз в эту комнату, которая и стала ее последним пристанищем.
Тумбочка вздохнула. Посмотрев в окно, она увидела, что уже вечер. Плафоны тихо дремали. Теплый ветер колыхал легкую шторку, а в потрескавшейся лакированной дверце отражалось разбитое солнце…