Утро. Конец марта. Вагон электрички, пока еще совсем пустой. За окном облака сыплют редеющий снег. Белый. Мокрый. Зима никак не хочет уступать место весне, старается удержаться как можно дольше, каждой снежинкой цепляется за голые ветви деревьев.
Спустя несколько остановок пассажиров становится больше. Не выспавшиеся, хмурые люди брезгливо отряхивают одежду от снега и равномерно рассаживаются на местах, что ближе к окнам. Еще после тройки остановок появляется оживление в вагоне – людей становится больше. Знакомые и незнакомые, улыбчивые и скучные, молодые и с морщинами на лицах…
Возле окна напротив садится женщина, не похожая на всех остальных пассажиров и поэтому привлекает внимание. Ее все сторонятся. По внешности нельзя сказать, что она симпатична. Рукава и воротник ее пальто изрядно затерты практически до появления дырок (кое-где уже постаралась моль), красные от холода руки, открытая шея, растаявший снег на редких, давно не крашенных волосах. Поджав ноги под сиденье, облокотилась к окну, устремила взгляд на местность, что мелькает снаружи поезда. И только изредка косится на рядом сидящих: полную женщину и девочку, лет семи, которая, в силу своего возраста, не хочет сидеть спокойно.
Но женщина не сильно обращает внимание на все, что происходит в вагоне. Черты ее лица грубы и неприятны, на лице нет косметики, в кожу врезались морщины; пустой, отстраненный взгляд и кажется, что она смотрит на мир, находясь за стеклом.
Рядом сидящая девочка рассматривает эту женщину с любопытством. Повернувшись к матери, она произносит: «Мама, смотри, какая некрасивая тетя». Женщина возле окна понимает, что речь идет о ней, съеживается, отворачивается к окну, поднимает воротник изношенного пальто, которое уже давно вышло из моды, стараясь прикрыть лицо. Мамаша же разворачивает дочь к себе, стесняясь прозвучавших слов. «Нельзя так говорить», — отчитывает она дочку. Девочка, насупившись, складывает руки и несколько минут молча смотрит по сторонам. Затем снова пристально смотрит на рядом сидящую пассажирку вагона и тихим голосом спрашивает мать: «Мама, мама, а интересно, эта тетя умеет любить?»
Мать, окончательно раскрасневшись, хватает ребенка за руку и, немного раздраженным голосом отрывисто говорит: «Наша остановка. Пойдем». После этих слов она быстро утаскивает дитя в тамбур. А женщина возле окна с таким же грустным взглядом продолжает перебирать мелькающие за окном дома, деревья, людей… Она все понимает. Она уже привыкла к тому, что люди к ней так относятся. Она ни в чем не виновата.
Мамаша с ребенком ушли, а вопрос остался. До сих пор слышится отчетливое звучание каждого слова, каждой буквы, они растворены в воздухе. Конечно, она умеет любить, пусть она и некрасива, неужели она лишена сердца и чувств?! Люди не хотят принимать таких, как она; некрасивая, значит, не заслуживает уважения общества, значит надо заставлять ее быть изгоем. А она, так же, как и все, хочет любви, быть может, уже любит и любима. Говорят, люди, лишенные природной красоты, те, что некрасивы по внешности, обладают богатой внутренней красотой. Ее жаль, но жалеть нельзя – жалость унижает человека. Сочувствие, сострадание, разделение душевных переживаний есть лучшая помощь.
От выпавшего утреннего снега за окном стало еще светлее. Небо перестало сыпать новые снежинки, будто там, наверху, действительно они закончились. Хотелось бы верить. Порция весеннего снега накрыла ветви деревьев, крыши домов и гаражей, тротуары и припаркованные машины. Скорее бы весна победила этот бой с зимой, которая играет не по правилам. Спешащие по улице пешеходы затаптывают упавшие снежинки, которые, в свою очередь, не торопясь, тают под подошвами ботинок.
Что ж, моя остановка. Сейчас и я пройдусь по свежему снегу. Пора.
«Осторожно, двери закрываются»…