Глава 3: Две стороны одной медали
Ночь была тёмной, словно боги вылили на звёзды чудовищный чан дёгтя. Мрак растекался по небу зловещей кляксой, и только изредка в её просветы поглядывали бледно-красные огоньки звёзд и зелёные точки искусственных спутников. Пунцовый диск луны проплывал над Мистором только тринадцать дней в году – когда это случалось, те жители столицы, в душах которых осталась хоть капля романтичности, не могли оторвать свои зачарованные взгляды от неба. Но сейчас луну из-за её сложной орбиты разглядеть мисторцам не удалось бы при всём желании, не будь даже на небе ни одного крохотного облачка.
Мор любил мрак.
Там, внизу, город горел мириадами газоразрядных и магических ламп. Суета, не прекращающаяся ни на секунду. Мистор всегда напоминал Мору пчелиный улей, лишённый матки – хаотическое движение, без каких-либо видных целей и необходимости. Шумное, глупое и бесплодное место.
Как всё-таки Мор ненавидел пчёл…
Он был выше этого. Он парил над городской суетой, ловил воздушные потоки углепластиковыми крыльями; нажатиями на кнопки рычагов управления, он подавал магоний на нужные сопла – то поднимался вверх, то стремительно пикировал к земле.
Мор никогда не одевал защитный шлем или очки. Ему нравилось, как ветер хлещет его по лицу, как воздушные насекомые бьются о его кожу, царапают, погибают, растекаясь зеленоватым месивом хитина и внутренностей по щекам. Ему нравилось как слезятся глаза. Не редки случаи, когда то или иное насекомое попадало ему в глаз, вызывая жуткую боль и кровоподтёки. Но Мор и не думал одевать защиту.
Он любил боль.
Всё чётче виднелась цель его полёта – пирамидальный небоскрёб, высокомерно возвышающийся над крохотными по сравнению с ним зданиями вокруг. Горящий синими, белыми и жёлтыми огнями подсветки, небоскрёб рос, превращаясь из игрушечной продолговатой пирамидки в массивное строение со своими окнами, балконами, люками и трубами, тысячами всевозможных червей-паразитов ползущими по стенам. Из многочисленных патрубков время от времени выплёвывался зеленоватый дым, зловеще светящийся в темноте. В свете ламп здания то и дело мелькали паровые флаеры, с оглушающим шипением извергающие клубы пара из дюз.
«Неповоротливые воздушные уродцы, Орден мог бы позволить себе что-то и посолидней…» – с презрительной ухмылкой на испещрённых шрамами от собственных укусов губах подумалось Мору.
Мор пошёл на посадку. В одном из верхних ярусов небоскрёба на посадочной площадке его уже дожидался заказчик, посылая световые сигналы.
Металлические подошвы лязгнули об металл. Крылья за спиной Мора сложились, он отстегнул тугие ремни. Сладкая боль растекалась по телу – дорога была довольно сложная и ремни успели хорошо надавить и натереть.
Облачённый в чёрную мантию йорк отложил в сторону сигнальный фонарь. Его голова была покрыта капюшоном и виднелась лишь часть лица ниже носовых отверстий. Безгубый рот открылся и из него потекли слова, рождающиеся где-то в горле:
– Ты прибыл вовремя, экзекутор… – в темноте под грубой материей капюшона блеснули жёлтые огни пытливых глаз. – А ты не такой, как я себе представлял…
Мор презрительно поглядел на собеседника и, нарочито медленно отстёгивая заклёпки, сбросил с плеч плащ. Жилет был увешан метательными звёздами и ножами, по бокам чернели воронёной смертью кинжалы. Мор вынул кинжал из прозрачных плексигласовых ножен. Холод чёрной, что антрацит, стали внушил трепет даже великому магу. Кинжал весь был чёрным – от начала рукояти до кончика острия, способного легко и спокойно войти в плоть жертвы, словно непрошенный гость в распахнутую дверь…
Мор закатил рукав сорочки свободной от кинжала руки и провёл лезвием вдоль вен чуть ниже запястья. Плоть разошлась, словно треснувшая по шву ткань. Багряное мясо в мёртвом свете газоразрядных ламп казалось чем-то нереальным, неестественным… из надорванных вен пульсировала густая зелёная жижа; она медленно заливала руку и жирными блестящими на свету каплями разбивалась о металлический пол.
– При жизни Проклятый… – пробасил йорк и в его голосе странным образом переплелись восторг и страх.
Ни один мускул на бледном вытянутом лице экзекутора не дрогнул, словно его раскрывшаяся рана была лишь крохотным порезом. Но вскоре лицо его изменилось – расплылось в тошнотворной улыбке удовольствия и счастья.
«Если этому уроду собственная боль причиняет такую радость, то сколько наслаждения ему приносят чужие страдания?» – страшной мыслью пронеслось в голове Горколиуса.
Рана заживала на глазах. Разрезанные ткани, сухожилья и вены срастались, зелёная жижа крови затвердевала, оставляя после себя уродливые бурые струпья. Вскоре струпья отпали. На запястье остался отвратительный шрам – один из сотен…
– Внешность обманчива… – совладав с собой, заключил Горколиус. – Но кому как ни мне, йорку, это знать?
Тяжёлый взгляд экзекутора застопорился на собеседнике, от чего тот вздрогнул, хоть всячески пытался держаться уверенно и твёрдо.
– Я вижу, ты не любишь лишних разговоров, – уняв предательскую дрожь, сказал Горколиус. – В общем, её зовут Миррил, – делая невероятные усилия над собой, он подошёл к Проклятому и протянул голопроектор. – Она…
Мор сделал жест рукой, взывающий к молчанию, и принял из щупальца Горколиуса голопроектор – небольшой блин из сероватого металла и пластика. Тонкие, но крепкие пальцы скользнули по панели управления и вызвали записанный на мягком диске прибора графический образ.
На блине голопроектора, что на постаменте, возникла фигурка стройной девушки; своими неспокойными, словно штормовые воды Бесконечного Океана, голубыми глазами она глядела на экзекутора. На того, чьей жестокой руке предстояло оборвать хрупкую нить её жизни… Мор глядел в ответ, уже предвкушая ту сладость умерщвления красоты женского молодого тела.
– Она много лет позорила наш Орден своей необузданной импульсивностью, – подождав, пока Мор налюбуется своей будущей жертвой, заговорил Горколиус. – За время обладания магическим даром она сотни раз позволяла ему выходить из-под контроля. При этом страдали и умирали многие невинные люди – любых рас и верований… Но это не так страшно… Страшно то, что за положенный срок Миррил не смогла обуздать свой магический дар. И нам пришлось пойти на чудовищный шаг – отобрать этот великий дар… – поднявшийся ветер трепал края капюшона, закрывая обзор, и виконт снял его, обнажив пунцовую лысую голову. Заметив, что собеседник слушает невнимательно, Горколиус переменил тактику разговора: – Я не стану погружаться в громоздкие детали политики нашего Ордена Восьми Старейшин – тебе это попросту будет неинтересно. Главное, что мы довольно двойственная структура… Все наши поступки, как сказать… – Горколиус пощёлкал щупальцем, пытаясь подобрать подходящее слово, – имеют две стороны медали, что ли… С одной стороны Миррил – опозорившая Орден истеричка, которая, конечно же, заслуживает смерти, и очень болезненной… Но с другой – она была нашим членом, чтившим, пусть и на провинциальном, банальном и непосвящённом во все детали уровне адепта видринского крыла. А это уже дарует ей право на жизнь… Вернее, на шанс жизни… – несмотря на то, что Мор всем видом показывал, что ему не интересно, Горколиус решил продолжить. – За время обладания магическим даром она смогла нажить себе кучу кровных врагов, желающих сплясать на её разорённой могиле… Но все они не так грозны, как хотелось бы – в основном это родственники убитых ей людей. Силы и возможности у них ограничены – это понижает шанс на их успех… Понижает шанс на их успех и вмешательство политики Ордена. Двойственность всех наших решений может согласовываться только на верхних эшелонах власти – в Мисторских Ложах… Но это не касается дел экзекутора. Что действительно касается твоих дел, так это то, что ранее мы наняли Миррил телохранителя, который будет на протяжении всего года защищать её ценой своей жизни. И, хочу заметить, телохранителя мы подобрали довольно-таки толкового, на твоём пути он может стать серьёзной проблемой. Его зовут Дирок Миста…
Мор сделал пренебрежительный жест, и его тонкие, испещрённые шрамами губы скривились в насмешливой улыбке. На общепринятом языке жестов он сказал:
Меня. Нельзя. Остановить.
Горколиуса прошиб ледяной пот, хоть йорки в меру своей анатомии потеют очень редко… это атавизм, доставшийся от предков и проявляющийся лишь в минуты безудержного и животного страха.
Жертва.
Дрожащим щупальцем виконт вытянул из-под плаща нагрудную сумку и протянул её Мору:
– Здесь вся затребованная сумма, – выдавил он из себя, – и жетон на пожизненный запас магония… – он перевёл дух. – Так же карта с маршрутом локомотива в Видрин, на котором ехала заказанная с её телохранителем. Сойти они могли на любой станции, но я бы начал поиск…
Мор выхватил сумку и вновь остановил волнительный поток слов Горколиуса характерным движением руки. Пересчитал деньги. Выбросил карту, подхваченную ветром и жадно унесённую прохладным потоком в гущу ночного города.
Накинув плащ, облачившись в углепластиковые крылья, Мор спрыгнул в ночь. И, подобно ранее подхваченной карте, ветер подхватил и его.
Экзекутор вышел на охоту.
Йорк следил за быстро отдаляющейся точкой Мора до тех пор, пока она не растворилась в черноте ночного неба. Следил и ненавидел себя за тот необъяснимый и неконтролируемый страх, который ему довелось испытать. Да чтобы сам виконт Карманаран Пиркон Горколиус Восемнадцатый Великолепный – великий боевой маг, на чьём счету не один десяток смертей достойных соперников и ещё больше смертей недостойных – испугался какого-то там экзекутора?! При жизни Проклятого?! Смешно!
Но вот почему-то не хотелось смеяться…
Меня. Нельзя. Остановить. – Пронеслись зловещие жесты Мора в голове Горколиуса и йорка вновь бросило в ледяной пот.