Мамочка…

— Ты тупорылая, пустоголовая дебилка! — припечатала мать, и хлопнула входной дверью.

Юля только устало закрыла глаза и тяжело вздохнула. Оскорбления в семье были обычным явлениям, и от матери ей приходилось слышать еще и не такое. Марина, младшая из сестер, реагировала на такие выпады матери в том же духе, и их ссоры заканчивались всегда пощечинами, слезами и взаимными проклятиями.

На людях спокойная и немногословная, дома мать была абсолютно нетерпимой, и любой пустяк мог привести ее в бешенство. Порой Юле казалось, что мать ненавидит их с сестрой, так жестока и несправедлива она бывала. С тревогой Юля замечала, что Марина все больше отдаляется от всего, что связано с домом, и даже от нее. Если раньше сестры делились проблемами и радостями, то со временем Марина становилась все отстраненней, все больше уходила в себя… Конечно, жить в обстановке вечных конфликтов, не иметь ни минуты передышки от этих «боевых действий», и даже во время болезни чувствовать, что сами стены этого дома против тебя — нормальному человеку это не под силу. Поэтому приходилось становиться ненормальными. Чтобы выжить…

Выжить… В родном-то доме, в мирное время… От жалости к сестре тупо заныло где-то слева, может под сердцем, а может, оно и не при чем тут было. О том, что и сама она живет отнюдь не нормальной жизнью в свои тридцать два года, Юля даже не задумывалась — видимо, срабатывал инстинкт самосохранения…

Взгляд Юли упал на старинные часы с маятником, стоявшие в углу комнаты. Это была единственная красивая вещь в их квартире, и единственная вещь, которую любила мать. Юля однажды видела, как мать открыла эти часы, провела рукой по циферблату — словно по лицу, кончиками пальцев дотронулась до большого неподвижного маятника… Постояла несколько секунд, и снова закрыла их. Когда она повернулась, Юле показалось, что в глазах у матери стояли слезы…

Юля подошла к часам.

— Ну вот что, что в вас есть? Ржавая развалина, что в тебе может быть хорошего? — она тихонько открыла крышку и присела на корточки. — Куча старья, и место твое на помойке…

С досады она толкнула потускневший маятник, и вдруг что-то с легким шелестом выпало из него. На полу лежал сложенный вдвое листок. Юля осторожно развернула его. Это было письмо к матери. Без даты и без подписи.

Никогда, никогда в жизни Юля не слышала, не читала, не представляла себе таких теплых и нежных слов! Юля была поражена — тот, кто писал это письмо, очень любил мать! Он просил ее беречь себя, не тосковать и не плакать, просил ее быть счастливой… «Солнце мое, родная моя, будь счастлива за двоих…»

Юля перечитала письмо несколько раз, пока заметила приписку, сделанную другой рукой: «смерть наступила в 15.30» и неразборчивую подпись.

Она сложила письмо и аккуратно сунула его за маятник. Затем встала, провела рукой по циферблату — как по лицу, и закрыла крышку. Что-то изменилось в квартире…

— Мамочка… — прошептала она, и слезы навернулись на ее глаза, — Родная моя, солнце мое…

Мамочка…: 6 комментариев

  1. Проникает. Пытаюсь сделать вывод, не получается. Просто режет по живому, просто, как правда, как отрывок из жизни. Мне кажется, есть какая-то недосказанность, как будто внезапно что-то оборвалось…

  2. Написано грамотно, а я это очень ценю…
    …Мне больше всего жаль детей, особенно, не устроившую свою личную жизнь старшую сестру.

    Удачи Вам!!!

  3. Спасибо, Вера!
    Возможно, она устроит свою жизнь через понимание.

Добавить комментарий для ENO

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Я не робот (кликните в поле слева до появления галочки)