Вечернее платье

ВЕЧЕРНЕЕ ПЛАТЬЕ

рассказ

автор: Александр Неклюдов

«Женственная. Блистательная… Аристократически? Карнавальная маска! Образ таинственный и недосказанный, уплывающий в темной воде. Скользит, не дается…
Была ли постель у нас в тот вечер? Увы, признаюсь, была! Чистые простыни, они оказались смяты нами и после, долго – долго, до отъезда всех нас с той квартиры, стойко хранили тончайший запах незнакомых духов.
Была ли она явью? Так быстро пронеслось время нашей встречи! Всполох, зарница дальняя во тьме ночной, — как же иначе могу я воспринимать оставленный ею тогда след в кромешной степной мгле, из которой в ту осень длиннейших полтора месяца пришлось, существуя, вылезать, выкарабкиваться? Я и сейчас то ее появление все-все в мельчайших деталях отчетливо помню!
Почудилось, может быть, или пригрезилось мне – такие тонкие ладони с длинными пальцами, с серебряными колечками на них, и длинные ноги, вырастающие из черных лакированных туфелек на высоких каблуках с большими блестящими пряжками, украшенными разноцветными стеклышками бижутерии.
— Была ли у вас любовь? – спросил я у нее.
— Право, вы такие странные вопросы задаете, — отвечала она. — Почему была? У меня и сейчас есть любимый человек. Я его очень люблю. Но не с вами же о нем мне говорить!
— Трудно, — рассердился я, — построить содержательный разговор с проституткой по вызову.
— Почему же?
— Я не умею. Подметили, у меня не получается. Но, может быть, вы мне подыграете?
— Право, разве это входит в обязанности проститутки по вызову?!
— Нет, наверно. Так какова же сфера определенных для вас обязанностей?
— Интимные услуги на высоком уровне исполнения, или вы полагаете этого недостаточно?
— Вероятно это не просто?
— Вы так наивны?
— Скорее недоверчив.
— Тогда только получив опыт на практике, вы сможете мне поверить. Начнем, а то зачем я здесь?
— Ответственный момент! Говорят, каков будет зачин, таковой после окажется концовка
— Я намерена хорошенько постараться.
— Присаживайтесь в кресло… Кофе с коньяком?
— Пожалуй, да. И коньяку, будьте добры, побольше!
…Как я отыскал эту девушку? О, это было совсем не просто! Перво – наперво, по приезду в город К… еще на железнодорожном вокзале в киоске я накупил городских газет: необходимых мне объявлений в них было множество. После того, как наша маленькая бригада устроилась для проживания на сдаваемой посуточно квартире, вскоре я, сгорая от нетерпения, принялся звонить по номерам телефонов из газетных объявлений. Происходило столпотворение! Телефонный аппарат изнемогал от обилия предложений и пожеланий наискорейше немедленно примчаться и исполнить в наилучшем, наимастерском виде заказ клиента. Голоса переговаривавшихся со мною диспетчерш наипреятнейше журчали наискуснейшими мелодиями наилучших наиотборнейших обещаний: предложение было так наивелико, а выбор был так наибогатейш! И, казалось, нет у меня никаких сил остановиться на чем-то конкретном и потому единственном. Всё, что сообщали наиласковые, наим-милейшие голоса, я аккуратно записывал на большие чистые листы бумаги, говорил, что мне надо подумать и звонил затем по следующему номеру. Многие абоненты не отвечали или были заняты линии, но и на переговоры с теми, кто ответил, ушло у меня более сорока минут. В дальнейшем, уже обзвонив по кругу все объявления и плеснув в стакан коньяку, долго изучал я записи на листах прежде чем сделал свой окончательный выбор. Тогда еще раз я позвонил по телефону избранного объявления, — и заказ у меня моментально приняли, уверили, что девушки приедут тотчас, чуть ли не мгновенно, в течение всего — ничего десяти или от силы пятнадцати минут, и вновь убедительно заверили, что девушки у них наилучшие, первоклассные…»
Долгий, долгий резкий звук звонка в прихожей прозвучал для него тревожнее набата: из рук уронил он на пол иллюстрированный журнал и сладостно – тревожно сжимало чувством грудь, пока отпирал он массивные крепкие замки на входе в квартиру. Молоденькую светловолосую девушку с пышными щечками и пухлыми, влажно блестящими губами, подкрашенными сиреневого цвета помадой, увидел он, когда распахнулась в подъезд на лестничную площадку дверь.
— Здравствуйте, — тушуясь и долго не решаясь сделать шаг через порог квартиры, переминалась перед ним с ноги на ногу «припожаловавшая»; в конце – концов она осмелилась и вошла в прихожую. – Я по вашему вызову. Ведь, вы делали заказ на даму по такому-то телефону?
— Да, действительно, по такому-то телефону я делал звонок , — поторопился уверить он, кивая головой и отступая в глубь квартиры, чтобы освободить гостье место для дальнейшего ее продвижения вперед. «Явившаяся» очень была похожа на его недавнюю по-лету по другой командировке знакомку, он удивился этому обстоятельству, и еще сильнее взволновался.
— Мне сказали, что приедут несколько барышень, и я смогу выбирать? Где же выбор?! – непонятно для чего, требовательно и капризно спросил он, одновременно про себя радуясь «пришедшей» и любуясь ею.
Моментально порозовев лицом, девушка прекратила свое продвижение вперед.
— Нас двое, — помолчав секунду-другую, сказала она , обернулась и выглянула в коридор. – Вика, иди сюда! Входи. Ну, иди же!…
Застучали с лестницы каблучки входящих в квартиру туфелек.
— Цок, цок! – неохотно звучали вступающие в прихожую туфельки.
Переступившая через порог «новенькая» девушка была необычайно, — как он после решил — аристократически красива. Впрочем, прежде аристократок он видел только в кинофильмах, да еще иногда в телевизионных новостных выпусках. Высокая, жгуче черноволосая, с напудренным до театральной белизны лицом… У девушки под коротким кожаным плащом в обтяжку угадывалась прямая стройная спина, и ниже видны были длинные-предлинные ноги в прозрачных капроновых чулках, вырастающие вверх от пола из изящных лакированных туфелек. С большим удивлением он разглядывал, как плещут разломы тоненьких бровей по ее матово белому лобику. Он был ошеломлен и, наверно, потому не заметил усталый взгляд ее через чур спокойных глаз.
— Я выбираю тебя! – сказал он поспешно черноволосой, будто чего-то опасаясь, быстро прикоснувшись к ее ладони, словно при игре в пятнашки, и уже не видел, какой вмиг стала растерянно-потерянной другая девушка — беловолосая.
Возникла значительная пауза. Черноволосая девушка едва заметно усмехнулась и выразительно посмотрела на подружку — та находилась в крайнем замешательстве, но, похоже не желая верить в случившееся, переминалась с ноги на ногу и все еще чего-то ждала, с каждым мгновением все больше пунцовея лицом.
— Но вам известна наша цена? – первой прервала молчание вопросом к нему черноволосая.
— Известна, — кивнул головой он.
— Но требуется сделать полную предоплату, — строго напомнила черноволосая.
— Да, да. Деньги, сумма вся полностью, приготовлены. Видите, вон они лежат в комнате на столике?
Девушка с черными волосами, словно прося извинения с видом все сделавшей и, — не ее вина, — ничего не добившейся, снова повернулась к подружке, и та в конце концов осознала произошедшее, щеки ее стали совсем кумачовыми — она вздрогнула, обиженно повела плечами и пролепетала:
— Тогда я ухожу, Вика?
И в этом момент, — он увидел, — глаза у беловолосой девушки стали округляться: оказалось причиной тому — до сих пор невидимый за открытой дверью в комнату, встал с дивана и вышел в прихожую Д.
Обе девушки, увидев Д., встрепенулись.
— По телефону вы не сказали, что в квартире будет несколько мужчин, — строго заговорила черноволосая Вика. – В этом случае мы берем оплату вдвойне.
— Ты не передумал? — спросил он у Д., глазами указывая на держащуюся за ручку входной двери светловолосую девушку.
Д. тряхнул головой и коротко хрипло ответил:
— Нет.
Однако Д. не торопился уходить в соседнюю комнату, где спал еще один член бригады — механик Гена, и где не было такого, как в прихожей, приятного зрелища.
Несколько часов назад, когда они поселились на квартире, он раздал и Д., и Гене сэкономленные за время командировки на питании суточные деньги, и каждый мог, как он всем и предлагал, потратить их на девушек по вызову. Позиция Д. в этом вопросе, как и следовало ожидать, была «принципиальна» – «гусары» на любовь не расходуются — деньги он намеревался тратить только на подарки своей любимице — годовалой внучке, но, что было поразительно, и большущий «сластена» Гена, получив на руки деньги, вдруг решил что деньги слаще и не захотел с ними расставаться в пользу девушек по вызову.
— Их двое?! – пролепетала светленькая. – Финиш!… Фишка! Вика, ты останешься?
— Не волнуйтесь, для меня есть только одна женщина – моя жена, — сказал гордо Д. и только тогда удалился в соседнюю комнату, где спал Гена. Когда Д. открывал и закрывал за собой дверь, Гена так громко всхрапнул, что девушки в прихожей одновременно, что-то расслышав, насторожились.
— Останьтесь, — поторопился сказать он, обращаясь к черноволосой. – Решайте. Вы мне понравились. Вы моя гостья, все будет в порядке. У нас с вами отдельная комната, великолепная кровать и нам никто не будет мешать.
Похоже исключения из правил у них все-таки допускались, а возможно даже и «рекомендовались», потому черноволосая, недолго подумав, повернулась к светленькой и утвердительно кивнула головой, давая знак подруге, что остается.
И только тогда светленькая выбежала из квартиры.
Черноволосая словно бы жалея подружку укоризненно посмотрела на него и спросила:
— Экскьюз ми?..* Туфли снимать?
Вопрос, он это понял, был с подтекстом. Но он не успел ответить, так как входная дверь, замки которой еще не были закрыты, опять стала открываться и показалась вновь голова светленькой девчонки.
— Вика, я чуть не забыла, — и светловолосая, путаясь и стесняясь его, отдала черноволосой несколько упаковок презервативов.
Только после этого он запер входную дверь окончательно и помог оставшейся с ним девушке снять черный кожаный плащ: под ним на ней одето было короткое кожаное платье, в руках она держала из такой же, что и платье, кожи маленькую дамскую сумочку с позолоченной застежкой.
— Проходите в нашу спальную комнату, надеюсь вам понравится.
— Я забираю их, — сказала девушка, пересчитав деньги приготовленные для нее, и положила в свою сумочку. – Будем знакомиться? Я – Вика. Как мне называть вас?
Он коротко, по имени, представился. Вика внимательно оглядела комнату: особенно пристально, стоявшую посередине большую двуспальную кровать, застеленную роскошным с вышитыми цветами и птицами покрывалом. И, наверное, удовлетворенная увиденным, она повернулась к нему:
— Губную помаду стирать?
Он пожал плечами:
— А что говорит по этому поводу ваш опыт?
Вика открыла сумочку и достала чистенький носовой платочек и сказала:
— Опыт говорит, что помаду лучше стереть.
И она платочком тщательно вытерла с губ помаду.
И возникла пауза. Он взял со столика пачку исписанных листов, которые он непонятно для чего (то ли от волнения?) выложил накануне появления девушек, чтобы убрать их теперь куда-нибудь на время встречи.
— Была ли у вас любовь? – чтобы прервать паузу, спросил он у нее, отыскивая новое место для бумаг. И, в конце концов, положил их сверху на телевизор.
Девушка от неожиданности заданного вопроса кажется опешила и ответила не сразу. А стопка положенных на телевизор листов вдруг рассыпалась и они попадали, разлетаясь во все стороны, на пол. Он кинулся подбирать их.
— Право, вы такие странные вопросы задаете, – растягивая слова, заговорила Вика. — Почему была? У меня и сейчас есть любимый человек. Я его очень люблю. Но не с вами же о нем мне говорить!
Он подобрал с пола последний, дальше всех отлетевший лист. Это было начало писанного им.

* * *

«Здесь встречались, целовались и прощались, чтобы затем ждать новых встреч!.. Я разглядывал ее лицо, и уютно облегающее гибкое тело платье, и руку держащую чуть на отлете чашку наполненную кофе с коньяком. Она сидела на краешке большого мягкого кресла с прямой напряженной, как струна лиры, спиной вполоборота ко мне, ждала; за ней у окна комнаты светился переливающимися красками экран телевизора; кажется, уже показывали вечерние новости. Похоже, и глядя на девушку я убеждался в этом все тверже, моя жизнь наполнялась новым смыслом и содержанием: черные прито…ские ночи заканчивались приятной иллюзией, обещающей растворить в себе долгую полуторамесячную скуку.
Мне жаль было Д. и Генку, для них, пока они не доедут домой, затяжное уныние все еще будет продолжаться. И я представил каково сейчас им: Д., наверно, сидит возле торшера и читает какую-нибудь книгу и вольно или невольно вынужден слышать доносящиеся из нашей комнаты звуки. Что ж, виноват он сам, перед приходом девушек по вызову я предлагал ему, — перенести из этой комнаты телевизор, — Д. отказался! Генке – ему спокойней — его трудно, когда он заснет, добудиться; сейчас, должно быть, сладко посапывает, и ничего со стороны не может долететь до него. О чем могут быть такие крепкие сны?
…Конечно, что может быть приятнее знакомства с красивой девушкой? Только знакомство с еще большей красавицей! И как счастлив должен быть тот, кто получает такую возможность. Густой летний вкус меда, прозрачный аромат весеннего цветка, сочетание изумрудной клейкой свежести молодой июньской листвы и утренней чистоты июльского ярящегося солнца, а еще звуки уже произнесенного важного волшебного слова под великолепный аккомпанемент капающей и капающей с небес из туч из запределья воды – и это только самое элементарное, что выпадает познать «везунчику».
Напудренная, не в меру обученная изысканным манерам девушка по вызову! Цыганка мне недавно нагадала встречу – дословно — «в интерьерах». И взгляните!.. любуйтесь, пожалуйста, — в комнате у противной окну дальней стены стоит большой мягкий диван; рядом с ним, но уже по стене бегущей к окну, дверь в прихожую, а далее в эту стену упирается изголовьем двуспальная кровать, над которой приколочена картинка в рамке; подле окна, прикрытого белой кружевной прозрачной тюлевой занавесью и плотными коричневыми шторами, изо всех сил работающий телевизор; и вдоль последней, четвертой, уходящей от окна стены расставлены, ближе к дивану, два кресла и журнальный столик, над которыми на стене часы с черным циферблатом и блестящими позолотой цифрами и стрелками. Словом, по горизонтали — интерьер как интерьер: штамповка, стандарт. А встреча с девушкой необычна!.. Интерьер по вертикали тоже обыденный: пол, прикрытый толстым ворсистым совсем еще новым ковром; подмостки же – или, говоря иначе, сцена этого «балагана» – конечно, огромная кровать; выше невысокий гладкий потолок с громадной шикарной люстрой по его центру. Штамповка! Но вот девушка…
Сквозь пудру у нее на щеках я вижу следы скрытых с помощью косметики веснушек».
В комнате чудесно пахло какими-то неизвестными ему до сих пор духами. Запах их дрожал и падал ниц вокруг своей госпожи, которая сидела в глубоком кресле и из большой чашки неспешно пила кофе с коньяком. Он терпеливо ждал и не поторапливал ее, впереди была масса времени – несколько длинных предлинных вечерних часов, а за ними и вся ночь до утра. О, эта ночь! Она должна была быть, обязана была нисколько не походить на ту глухую бессчетную бездну черных ночей, из которой они только что вырвались, в которой пробыли больше месяца.
Вика открыла сумочку и, порывшись в ней, достала зеркальце.
В два тонкостенных стеклянных фужера вылил он то, что оставалось в коньячной бутылке.
— Вы не голодны? К вашему приходу, Вика, я пробовал зажарить барашка, но огонь в очаге был не в меру велик, потому лишь черные угли получились на вертеле. Но в холодильнике еще сохранились сыр, масло, цыплячий окорочок.
Она засмеялась, и смех ее был приятен ему:
— Вам необходимо научиться пользоваться огнем и тогда значительно улучшите качество своей пищи. Но обо мне не беспокойтесь, я не голодна.
Отставив в сторону мизинчик, она мимолетно легко подняла фужер с покачивающейся на донышке густой жидкостью — янтарно поблескивающим коньяком, и приблизила тонкостенный сосуд к своим губам, с которых была уже стерта густая нежно — фиолетовая помада.
За окном распоясывалась метель! Ветер нес в беспрестанном порыве падающий снег. На фоне окрашенного бледным гаснущим светом вечернего неба разгоралась, с каждой минутой все сильнее, драма жгучих леденящих страстей.
В комнате, наоборот, было тепло и славно, распространялся меж ее стен волнительный ток неизвестных ему духов и смешивался он с приятным запахом дорогого коньяка. «Скрытая гармония лучше явной», — учили древние.
Девушка поставила пустой бокал на столик, стоящий подле кресел.
— Я выпила вами налитое, спасибо за угощение. Напитки были вкусны. Приступим сразу к «делу», или вы хотите вначале еще побеседовать и получше познакомиться со мною? – спросила девушка и раскрыла блестящую застежку у маленькой дамской сумочки, лежащей у нее на коленях, и стала что-то разыскивать и доставать из нее.
Он все еще держал на коленях недавно собранную с пола стопку исписанной им в прито…ских степях бумаги. И неожиданная веселая мысль пришла ему в голову.
— А желаете, я немного почитаю, и вы тогда, наверно, лучше узнаете меня? – спросил он ее.
Девушка, похоже, оторопела от предложенного, но, видимо в знак согласия, недоуменно пожала плечами. И он принялся читать написанное с тех листов, что оказались сверху.

* * *

«Плещут разломы тоненьких бровей по ее белому напудренному лобику.
— Причитается для вас много сладостей, но какие из них вам понравятся больше всего – это мне хотелось бы выяснить побыстрее, — решительно сказала Вика, воспользовавшись допущенной паузой в чтении, когда я допивал из чашки остатки кофе.
— К чему такая спешка? – с этими словами я сунул под кресло на пол листы рукописи и достал из под столика уже пустую коньячную бутылку, которую некоторое время внимательно исследовал. — Предлагаю открыть прежде бутылку хорошего вина, чтобы запить состоявшуюся часть нашей беседы, и уже после того приступить к дегустации сладкого.
— Раз так вы желаете, то я, пожалуй, соглашусь. Где вино?
— На кухне в холодильнике. Я попросил бы вас, Вика, принести его.
— …?!
— Нет, нет, Вика, не надо надевать туфли . Идите так!
— Но…
— Это желание вашего клиента. Где ваш профессионализм?
Вика пожала плечами и босиком вышла из комнаты в темную прихожую квартиры, не прикрывая за собою дверь. Слышно было, — в туалете в это время кто-то возился, вскоре донеслись звуки сливаемой в унитазе воды, затем щелкнула щеколда и прихожая осветилась, но более из нее ни звука не донеслось до тех пор, пока, наконец, не послышались легкие почти бесшумные шаги. Вошла Вика, с бутылкой вина в одной руке и тарелочкой с финиками в другой. Она невозмутимо неторопливо плотно прикрыла за собой дверь и поставила принесенное на столик.
— В холодильнике оказались две бутылки, я правильно выбрала?
Я покачал головой:
— Ваш любой выбор был бы правильным, Вика. Кто повстречался вам в коридоре?
— Когда я возвращалась, то в этот момент из ванной вышел незнакомый мне молодой низенький мужчина. Он, как мне показалось, очень удивился и вежливо дожидался в дверях, пока я не вошла в комнату, освещая таким образом мне путь. Вы, однако, не предупредили меня, что вас в квартире трое. Или больше?
— Нет, нас трое. Откроем вино. Придвиньте, Вика, ваш бокал.
…Витиеватая дорожка стремится меж глубоких кресел, столика с кушаньями, мягкого дивана, напряженного работающего телевизора у окна – все мимо, мимо по направлению к великолепной занимающей чуть ли не половину комнаты двуспальной кровати. И мы шагаем, шагаем по ней, но Вика пугается необычности окружающей дорожку «местности» и временами нервничает:
— Мне пора раздеться?
— Еще рано. Я заготовил фразу, которую хотел бы произнести, когда часы пробьют «энный» час вечера. Осталось подождать, всего – ничего, сорок с небольшим минут.
— Я очень любопытна. Что это за фраза? Неужели что-нибудь жуткое?
— Всего – лишь нескромное.
— Однако, когда вы делали звонок диспетчеру, вас должны были предупредить о границах допускаемой нескромности.
— Да, да, я помню о них, не волнуйтесь.
Она стояла у окна, озадаченная и недоумевающая, гладила длинным тонким пальцем пластмассовую крышку корпуса телевизора.
— Слушайте, Вика, мне кажется, нынче вечером мы обязаны сжечь карнавальное чучело.
— Сжечь? Здесь или на улице? Вы наверно пиротехник? У вас, может быть, есть какой-то интересный фейерверк?
— Вика!.. Сжигание, о котором я говорю, будет чисто символическим. Вот в эту пепельницу мы положим скомканный бумажный лист и, когда наступит момент, подожжем его.
— Желательно, чтобы это был исписанный лист, — засмеялась Вика.
— ?!.
— Вы обиделись? Не обращайте на мои слова большого внимания. Случается, я говорю совершенно необдуманные фразы.
Поперхнувшись вином, я хватаю со столика салфетку и прикрываю ею губы.
— Побарахтаемся?
— Я давно готова. Расстилаю постель?
— Расстилайте.
— Чистое новое белье. Вам дорого обошлась квартира?
— Нет, нам просто повезло. Должно же было наступить просветление после стольких темных дней.
— Все-таки, что за темные дни у вас были?
— И черные ночи… Видите, Вика! Я должен, даже обязан прежде дочитать вам свой опус.
— Нет, не надо, прошу вас. Постель уже постлана.
— Ничего, ложитесь и слушайте.
— Ложиться одной?! Спасибо, лучше уж я в кресле посижу…»
Когда девушка выходила за вином на кухню, он спрятал за подушки дивана свой бумажник: деньги и документы надо было беречь, не стоило в очередной раз искушать судьбу и подвергать свои ценности риску…

* * *

«Сказочный вечер, студеный вступительный аккорд. Будучи возмущен, я отрываюсь от чтения.
— Прекратите немедленно дремать, Вика. Берите бокал с вином. Хотите фиников?
— Хочу.
Я протягиваю к ней вазочку.
— Слушайте дальше…
— Уф, я, кажется, примерзаю к креслу. Вы что, импотент? – сердито закричала Вика. – Прекратите читать! Хотите я покажу вам эротический танец?
— Хочу!
— Но вначале я схожу в ванную.
— Можете принять горячий душ, если вы озябли. Возьмите, вон там лежит, банное полотенце.
…Посередине комнаты, стоя на кровати, на ее противоположном от изголовья конце, в ярком свете мною зажженной, по случаю «представления», под потолком большой электрической из множества стеклянных деталей люстры, она принялась неторопливо, покачивая из стороны в сторону бедрами, раздеваться: выгнув за спину руку, расстегнула замок на кожаном платье и, как змея, выскользнула из него, уронив вниз под ноги, а затем столкнув на пол. Под платьем на ней ничего не было: оказалось, все лишнее она сняла с себя, когда ходила в ванную. » — Непростительная ошибка жанра! » – мелькнуло у меня в голове разочарованно, когда так быстро и сразу на меня «вывалилось» девичье, прелестное, всё. И я увидел: изящный клубень подстриженных волосиков; легкий взмах тонкой руки, мизинчик лакомый; лихой росчерк свежей вишневой помады по губам; мелкий изящный почерк карандаша на бровях; краса ее горда, конечно же, лицом была: и красный ротик у нее, и милый носик; и такой молодой задорный смех, а уж какой мягкий взгляд лучистых глаз; навязчивый вопрос, крутившийся, по-видимому, у нее в голове, отразился морщинкой на ее лобике.
И вдруг… Платье страсти волнующими складками скользит с хрупких плеч, оголяя тонкие нежные ключицы, скользит вниз к неприкрытым бледно-белым выпуклостям косточек ее откровенно эротичных щиколоток.
Шепотом сквозь сжатые зубы только и в состоянии восхищенно произнести:
— Вы насквозь поэтичны, Вика!
«- Как можно встречать чужую женщину? Восторгами?!.. Что мне дела до нее, что ей до меня? И все-таки это ведь встреча с Женщиной, а эта особа обязывает к вниманию. Так будь же почтительно внимателен к той, которую сам и пригласил»**.
— Ваше платье, Вика… – в этот момент я вспомнил о своем намерении произнести в «энный» час заранее придуманную фразу. И фраза сама собой сложилась. — Я хочу видеть тебя в твоем лучшем вечернем платье.
После паузы она догадалась:
— Если вы хотите, чтобы я разделась, то так и скажите. Я все никак не могу к вашему разговору привыкнуть. Странный вы какой-то, я ведь и так голая?!
— Не-е-т, Вика, вы оказывается отвратительная стриптизерша! Где ваши бусы?
— Бусы? На мне нет никаких бус.
— А туфельки?
— Туфельки?.. Вон они у кресла.
— Ох, детина, твоя кручина! Полегче, полегче наступай!.. Где видано, чтобы платье вечернее было одето к босой ноге, без туфелек на тонком высоком каблуке?
— Подайте, и я их одену. Ну, же!
— Хороша Маша… Прости, хороша Вика – прелестный цветок из букета осеннего – весеннего.
— Осенне – весеннего? Таких не бывает букетов: либо весна, либо осень. Не так ли?
— Так, так, Вика. Весеннего, конечно, хотя за окном и ноябрь, и холодно. «Кабы не морозы…» Показывай свое вечернее платье. Не жадничай. Смотреть на него хочу!
— Да какое же вы видите на мне платье?!
— Тонкая материя, кружева – расстежки воздуха полные… Задымчатая кисея витков, славно скрепленных ниточками, слепленных фантазийно умощно в фасад предстоящий…
— Уф, конечный случай! Если бы я знала какой вы сложный,… бредоман, то ни за что не согласилась бы остаться с вами.
— Нет, туфли одевайте не на сцене, за кулисами. Я зритель, пришедший смотреть, как снимают вещи, зачем мне видеть, как их одевают.
— Где же?
— В прихожей. И после сразу на сцену. В эту комнату.
— ..?!
Через минуту раскрылась дверь и она вбежала вприпрыжку, покружилась.
— Глядите, глядите, вы ведь так просили этого, так настаивали.
— Я только шутил, сейчас я в диком смущении.
— В диком?.. Мне нравится, как звучит это слово. Неужели вы никогда прежде не видели подобного?
— Никогда!
— Позвольте не поверить вам.
Нагой, в «вечернем платье» своем, она несколько раз прошлась по комнате…»
Он очень и очень пристально следил за ней, все более увлекаясь представлением. «-Девичье тело на белых простынях», — в который уже раз за этот вечер возникала, всплывая в его голове из неких ее глубин, навязчивая фраза словно бы чья-то подсказка. Он пытался отмахиваться: к чему были эти слова?
Она уронила заколку и нагнулась, чтобы поднять. Он встал с кресла, шагнул к ней, и от порыва воздуха слетел со стола на пол лист писчей бумаги…
И они повалились на постель на белые простыни…
— Вы удивительно поэтичны, Вика!
……………………………..
……………………………….
……………………………….
— Вы напрасно стараетесь, я не смогу «кончить» с вами, — через три четверти часа, лежа рядом с ним на постели, сказала она с легкой усмешкой, разглядывая его из-под прикрытых длинных тяжелых ресниц. – Вы у меня сегодня далеко не первый. Зря вы не выбрали Белоснежку, вот у нее сегодня еще не было мужчины.
— Кто такая Белоснежка?
— Ах, вы не знаете?! Это Лена, светловолосая приятная девушка, которая первой постучалась и вошла в дверь вашей квартиры, а вы отчего-то закапризничали и выбрали меня.
— Я не верю в случайность своих поступков, значит это судьба.
— Я так вам понравилась?
— Да. Длинные ноги.
— Спасибо.
— Хотя, после того, что было в мрачных здешних степях даже «остывшая» женщина покажется чудом.
— Ф-ф-и-и… Что же было? Неужели у вас не было «там» никакой истории?
— Была! Пожалуйста, я готов ее дочитать вам.
— Нет, нет! Только без чтений.
— Хорошо же, я могу и по памяти. Пересказать… Кстати, дальнейшее я еще и не успел записать. Далее в этой стопке бумаги уже чистые листы. Но слушайте же… Как странно?! По нелепой случайности вечер проведен «не с той».
— С кем, с кем?! Не могли бы вы повторить только что вами сказанное? – Вся мгновенно напрягшись, Вика рывком перевернулась на живот и посмотрела строго прямо ему в глаза.

* * *

«Погашен свет. Кровать, застеленная новыми чудесными, — теперь уже измятыми, — простынями, словно бы движется… В зеркальной глади воды мелькают ноги пловчихи… Но, впрочем, это уже нездешние картинки, это пытается прийти ко мне, «стучится» сон.
…Ступенькой к изящной теме будет мой маленький экспромт. Грустно, когда ты теряешь доступ к мощным источникам энергий, которые в одночасье могли бы придать твоей жизни грандиозное ускорение… Признаюсь, нисколько не понимаю, как надо раскрывать тему. Как обратиться к слову? Говорят, поэзия — искусство слова. Но что это за слово?»
Он открыл глаза. За окном, похоже, не на шутку разгулялась непогода: видно — ветер мимо порывами несет то ли снег, то ли снежную крупу. Наверно на улице сильно похолодало, но в комнате по-прежнему комфортно, тепло; Вика спит голая, лишь в ногах слегка прикрыта одеялом. Время – глухая ночь, самое сонное; маленькая стрелка на большом циферблате настенных часов только что преступила отметку цифры четыре. На груди его лежит голова Вики, но ему от этого не тяжело и до сих пор нисколько не хочется спать; лишь слегка, совсем чуть-чуть дремлется: большего себе он не разрешает, ведь он охраняет отдых девушки. Все в нем внутри еще переполнено радостью, что выбрался он наконец-то из глуши самого дальнего угла «черной степи».
«Итак, обещанный экспромт… Вопросы мелодии стиха… Это сложный, часто запутанный, очень неясный раздел теории стиха. Стихи имеют звучание. Оно наполняет стихи. Не звучащих стихов попросту не бывает».
Вика пошевелилась, вздохнула, вытянула поудобней ногу.
«Вершиной звука будет прибой: катящиеся на береговые камни морские волны. Зыбкой волненье пучины выпестовало звук, рожденный в бездне глубин. Рассыпан — по пенным гребням взволнованных вод — ветреницы ножек в туфельках изящных четкий стремительный бег. Согласие и изнеможение, испитые до ударенья слогом, образуют череду строго уподобляющихся единств. Обряжены нарождающиеся созвучия в костюмы из бумазейных и чернильных платьев, задрапированы в бесшумные плащи смыслов, сокрыты под платками, и носовыми платочками опоясано гортанное произношенье слов. Подхваченные ветрами, летят…»
Далеко-далеко в глубинах интерьера на столике стояли два бокала с остатками недопитого вина. Он хотел бы выпить вина, но не мог позволить себе потревожить спящую Вику. Так уютно, так доверчиво положила ему на плечо свою голову отдыхающая девушка.
«…Нет, нет! К изящной теме мы подступы имеем. Фонетика – раздел преинтересный, звук – это материал в который облачаются слова. Звук обнажает плоскость сопредельных движений облекаемых в плоть. Закрой стекло!..

В комнате одной пустой
Стекло в окне звенело…

Да, да… Вполне возможно полотно, использованное при изготовлении простыней, которыми застелена постель, не удалось бы сохранить от странных деформаций, которым иногда подвержены материи… Карнавальные персонажи, как правило безмолвны. «Ни вздоха, о друг мой, ни слова», ибо уста наглухо закрыты кляпом бесстрастной маски»***.
Все-таки и его одолевает, вползает медленно приятный томительный сон. И Вика спит тоже. И вдалеке у окна беззвучно мерцает яркими красками экран телевизора с отключенными тарелками-динамиками.

* * *

Абсолютно голая ранним утром она покорно на белых простынях постели лежала неприкрытой, без всяких одежд, отрешенно и послушно ждала его.
Он вошел в комнату совершенно бесшумно; она заметила его только тогда, когда одна из двух чашек, поставленных им на столик, звякнула, задев о кофейник.
— Вика-а! Просыпайтесь, новый трудовой день настает.
— Уф, как заспалась я. Только на минуточку в ванную отлучусь. Я по ночам работаю.
— Простите!..
Визит завершен, «работы» больше не будет, — это Вика поняла, увидев, что он уже одет: в тех же брюках и рубашке, что и вчера в начале их вечера. И, вернувшись из ванной, она тоже начинает одеваться. Разыскивает свое кожаное платье и, к немалому своему удивлению, находит его лежащим не на полу, а на спинке дивана. Тем временем, на экране стоящего у окна телевизора, без перерыва проработавшего всю ночь, мелькают картинки, но только звука не слышно. Похоже, в утренних новостях показывают и рассказывают о где-то случившемся лесном пожаре. Появляется надпись: «Оказывается, дым от лесных пожаров резко уменьшает солнечный свет и задерживает вызревание хлебов» (К. Паустовский).
— Включите звук у телевизора…
Он выполнил ее просьбу.
— В это лето много лесов горело?
— Много! Присаживайтесь, Вика. Ваш кофе.
…По утру он уверял ее, что за ночь чистые листы бумаги его рукописи оказались исписаны и, к тому же, очевидно ее почерком.
— Давайте прочитаем те листы, что дописаны за эту ночь?
— Прочтите их после. Я стесняюсь, – улыбается, потягиваясь, Вика. – Вдруг я наделала там ошибок?
— Хорошо, я их буду читать в поезде. Думаю, уже сегодня уедем домой мы.
— Выгляните, пожалуйста, в окно.
Он исполнил ее просьбу.
— Легковая машина приехала, на свежем выпавшем ночью снегу видны ее следы. Она стоит у подъезда.
— Это прибыло за мною такси. Вот и все. Будете скучать, вызывайте.
— Когда вы успели заказать машину, Вика?
— Из ванной комнаты. «Сотка» работает и в ванной.
— Ах, по сотовому телефону! Да, да…
Вика поднимается из кресла и буднично забрасывает на плечо ремешок своей маленькой изящной сумочки. В прихожей он помогает ей надеть кожаный плащ.
— Пока, — убегая, помашет пальчиками Вика.
…Вскоре после ухода девушки он обнаружил на прикроватном столике дамский носовой платочек со следами яркой фиолетовой губной помады. И, не выдержав, стал срочно звонить.
— Вика, постойте! Вы, совсем бездумная, забыли одеть и оставили здесь на кровати свое вечернее платье! Возвращайтесь!
— Платье я оставила вам на память. Потерпите, у меня нет сил, — смеется Вика. — Если хотите, я пришлю вам подмену – Белоснежку. Или вы по-прежнему настаиваете на вашем праве выбора?
— Настаиваю!
— Тогда приедут…
Мобильный телефон Вики предательски замолкает, разрядив батарею. Пожав плечами, она решает никого не посылать по этому адресу.
…На кухне он зажег горелку газовой плиты и, поглядывая в окно на быстро светлеющее небо и утренний просыпающийся город, принялся готовить легкий завтрак из яичницы и поджаренной колбасы для пока еще спящих в своей комнате Генки и Д. Пора их уже будить, но прежде необходимо, пока еще не опоздал, позвонить на квартиру, где живет другая, командированная для работ в этот город, бригада. Командует здешней бригадой один из самых уважаемых на предприятии мастер, с ним ему нужно договориться о встрече этим утром, чтобы посоветоваться и заручиться поддержкой. По-нормальному, звонок этот необходимо было сделать еще вчера, но ничего – можно позвонить и сегодня. С собой на встречу он собирался взять Д., а Гену, чтобы не произошло с ним за это время никаких чрезвычайных происшествий, закроет на замок в этой квартире. Ничего, потерпит в одиночестве здесь пару часов.
И вновь мысли его вернулись к Вике. Стоя у плиты он пытался о ней и для нее что-нибудь сочинить, но выходила смешная чепуха, сущий вздор. Вот например, пожалуйста, один глупо эротичный образчик: «Ступеньки к постели проложим прилежно. Изгибами складок дорога слагается. Почуяв теченье ветров, закружился листок. Потехи приветы доносят куницы. Птицы поют о светлице. Зарницы жгут небесные своды. Гуляй, гуляй в поле ветер крутобровый! Расплескалась по краю неба заря молодая…»
«- Плечами подбита… Она набухшими губами пила коньяк, потом вино…», — вспоминал он прошедший вечер, подсаливая жарившиеся на сковороде колбасу и яичницу.
Из его и Вики комнаты доносился голос телевизионного диктора утренней программы, который безудержно весело вещал: «…Карнавал создан для сокрытия тайной жизни души и тела, иногда весьма неприглядной»****.
За окном кухни на улице опять пошел густыми медленно опускающимися хлопьями снег. Похоже на землю перед завершением их командировки уже по-настоящему «ложилась» зима. Но было и начало у этой командировки: тогда кончался сентябрь, и стояло, необычно знойное и душное днями, бабье лето.

* От англ.
**
*** Цит. по статье Л. Григорьевой «Венец мечтаний»
**** Цит. по статье Л. Григорьевой «Венец мечтаний»

июль — ноябрь 2006 г.

Посл. ред. 22.03.2008 г.