Иван собирал рюкзак. Камера, объективы, вспышки, штативы, какие-то провода, палочки, коробочки и другие невиданные предметы. Катя как зачарованная следила за его резкими, порывистыми движениями, сидя в позе лотоса на широкой разобранной постели. Я пропала, стучало в голове, боже мой, как я вляпалась… Рюкзак был бездонным. Казалось, он не может вместить такое количество аппаратуры, а Иван все не останавливался.
— Кать, я уже готов, ты собираешься?
-Да да сейчас…
Последний раз такая эйфория от мужчины была у нее лет 19 назад. Она очень хорошо помнила его лицо, но не помнила имени. Они познакомились в магазине. Банально, до зубной боли. Быстро и пошло.
— Девушка, вы стоите?
— Нет, проходите, я еще выбираю
Он ждал ее у выхода.
— Я недавно в вашем городе, ничего не знаю, может быть вечером сходим куда-нибудь?
Катя пожала плечами. Ее уже давно никуда не приглашали мужчины, на которых было приятно смотреть. Ее вообще давно не приглашали «куда-нибудь». Все больше просто в койку звали. Или на машине покататься. С программой распития дешевого коньяка с шоколадкой Альпен Голд и любования саратовским хмурым закатом. А потом раскладывалось заднее сидение какого-нибудь «универсала» и начинались ритуальные снимания семейных трусов. Катя вставала и уходила. В ночь. Семейные трусы она не любила, заднее сидение автомобиля терпеть не могла, а коньяк ненавидела. Кавалер кричал ей вслед что она дура и пожалеет. Она показывала ему «фак» и шла дальше. Секс ей был противен как явление. Либо очень задорого, либо по большой любви, но где она, Большая Любовь — думала Катя в свои неполные 25…
Он повел ее в ресторан. Они пили вино при свечах и ели мороженое. Было какое-то мясо, кажется, и фрукты, но Катя запомнила мороженое. Разноцветные шарики с разными вкусами. Особенно понравилось красное — вкус черной смородины. Холодная сливочная смородина. Мужчина говорил мало и слушал Катю. Она говорила и смеялась. Они обсуждали людей за соседними столиками и придумывали им истории. Потом долго шли по ночному городу за руки. Катя терпеть не могла ходить за руки, но его рука была теплой и большой. Ей было хорошо. В Катином подъезде он ее поцеловал. Так долго и нежно ее не целовал никто и никогда. И ушел. А она сидела на лесенках и рыдала. Он пришел через неделю. Взял за руку и повел к себе домой. Что-то было, но это было не то. Волшебный вкус сливочной смородины испарился вместе с тем ночным поцелуем. «Мы не можем быть вместе». Мы. Не. Можем. Быть. Вместе. И она ушла. Снова. При свете дня он не был ее Мужчиной. Он смотрел как она одевалась. Спросил равнодушно: Почему? Тебе не понравилось? Катя посмотрела на него и сказала: А я не знаю, как это. Поэтому не могу судить. Пока.
Эйфория от Ивана не проходила. Сначала она гнала ее. Понравился, ну и что? Не жить же вместе? Встретимся, разъедемся, что у нас может быть? А сейчас ей стало страшно. Он слишком тот. Из ночного подъезда. Со вкусом смородины. С огоньками цветомузыки и танцующими парами…Он оттуда…Где ты был раньше? Нежный медведь с резкими движениями? Почему сейчас? Может так надо?
